Антон со злости швырнул кельму в траву. Если бригадир пал духом, выходит, дела в бригаде совсем плохи. Анатолий прятал глаза, со страхом думая, как после новой неудачи над ним будут подшучивать дружки из слесарной группы. Яков угрюмо смотрел в землю. В плохой кладке он винил целиком себя. Всю жизнь Яков прожил в Морозовке, там каждый крестьянин сам кладет печь и трубы выводит, а он, нате вам, простую стену не сумел вывести!
Второй перерыв на «перекур» затянулся: Подростки сели в кружок на траву возле своего бригадира. А что он мог им сказать? Неожиданно спасительную идею подал младший Ростов:
— На передовых заводах и то не все ладно бывает. Недавно в «Ленинградской правде» писали, как на «Электросвете» осваивали радиолампочки. Одна лампа стоит тридцать шесть рублей, на последней операции из ста лампочек браковали девяносто пять. Не постыдились же ребята на заводе, отправились в Политехнический институт. Ну, ученые и внесли поправку в технологический процесс. Теперь из ста лампочек идут в брак только пять, и то на заводе и в институте недовольны. А почему бы нам не пригласить консультантом каменщика?
— Деньги нужны, — отозвался Яков. — Где их взять?
Неодобрительно поглядывали на младшего Ростова и остальные члены бригады. Однако Антон ободрился.
— Нам нужен совет. Каменщика нам сейчас не заполучить. Но и Яков не прав. Знатному человеку кошелек покажешь — оскорбишь. Коли нужно, он и без оплаты придет и поможет. Беда в другом: строителям не до нас. Иное дело школа ФЗО, там готовят каменщиков. Живем по соседству, почему бы в самом деле к ним не заглянуть?
Григорий возмутился:
— Токари-лекальщики идут на поклон! Идут на выучку к фезеошникам!
Все разом заговорили, заспорили, так что ни слова нельзя было разобрать. Анатолий крикнул:
— Помолчите, тети базарные! Конечно, на выучку к ученикам ФЗО нам, токарям-лекальщикам ходить не к лицу. В этом вопросе Григорий прав.
Понизив голос до шепота, он посвятил товарищей в свой план. Ребята теснились к нему. Из круга часто доносились слова: «Разве это поклон?..»
Через четверть часа после примирения сторон Анатолий, Яков и Григорий уже прогуливались у пруда за парковой оградой, где ученики школы ФЗО играли в городки. Анатолий не скрывал тревоги. Строители — ребята плотные, коренастые, правда, добродушные, но если их обидеть, то бьют они крепко. Тихоня Лев Зайцев ходил неделю с синяком под глазом. В него случайно попали мячом, а он швырнул его в канализационный люк. Ну, ему и всыпали.
Сама судьба покровительствовала замыслам ремесленников. На вытоптанной городошной площадке лишь двое подростков беззаботно гоняли надутую резиновую камеру. Заговорщики встали у кромки поля. Не подозревая опасности, игроки продолжали разучивать обводку. Анатолий свистнул. Григорий цепко ухватил рыжего, веснушчатого медлительного подростка. Анатолий и Яков вцепились во второго паренька. Пленник Григория оказался ловким парнем, он вывернулся и одновременно кулаком ударил своего противника по уху. Григорий упал не столько от удара, сколько от неожиданности. Паренек же не спешил использовать свое преимущество, благородно ожидая, когда обидчик поднимется с земли.
И вот они стоят со сжатыми кулаками, оба готовые к защите и нападению. Григорий помнил приемы, заученные в кружке бокса: прикрывая правой рукой лицо, он сделал прыжок вперед, нанес резкий удар в грудь. Подросток покачнулся, но, падая, успел нанести ответный удар. Яков, заметив, что Григорий не справиться, поспешил к нему на выручку. Вдвоем они повалили рыжего паренька, завели руки за спину и крепко стянули ремнем. В это время второй пленник ловко подставил Анатолию ножку и, не оглядываясь, побежал прямо к школе.
«Группа захвата» тронулась в обратный путь. Впереди шагал Григорий, прикладывая пятаки к синякам под глазами, за ним — пленник, Анатолий и Яков сзади. Рыжий паренек никак не мог понять, за что его схватили, в чем он провинился, и молча покорился силе. Когда через пролом в ограде его протиснули в парк училища, он успокоился. Сейчас недоразумение выяснится, он вернется в школу и сможет смело смотреть в глаза товарищам, себя в обиду не дал, но одному против трех, конечно, трудно устоять. Увидя, что его ведут к полуразрушенному зданию, где поджидает несколько подростков, пленник больше не сомневался, что его принимают за кого-то другого, кто, видимо, здорово чем-то насолил ремесленникам. Когда Григорий снял с него ремень, мелькнула озорная мысль: — бежать. Но разве убежишь, если вокруг стоят однолетки, такие же быстрые на ногу, как и он сам.
Бригадники, не участвовавшие в захвате, с любопытством присматривались к рыжему пареньку. И будь пленник не так взволнован, он увидел бы в глазах окружавших его подростков сочувствие.
— Как парень, тебя, звать? спросил Антон. — Разговор у нас небольшой, но приятнее, когда знаешь, с кем дело имеешь.
— Сначала скажи свое имя, порядочные люди так знакомятся.
Паренек держался вызывающе. Так и надо. Нельзя раскисать в тяжелом положении. Антон уважал смелых ребят.
— Антон.
Пленника звали Степаном.
— Ну, так за какие грехи меня бить? Может — лодка? Так это не мы, а охтенские угнали вашу лодку…
Перечислив причины, за которые, по его мнению, ремесленники могли его поколотить, отрицая свое в них участие, Степан замолчал.
— Обожди, не торопись. Бить тебя никто не собирается, мы не какие-нибудь бандюги, а ремесленники, — строго сказал Антон, мучительно обдумывая, как поскладней объяснить этому парню, зачем его сюда привели. По синяку под глазом Григория и сорванной на гимнастерке Анатолия петлице можно было догадаться о том, что произошло у пруда.
Антон ногой опрокинул пустой бочонок из-под извести, положил на днище перочинный нож и многозначительно поглядел на своих ребят. Подростки догадались, чего от них требовал бригадир, послушно зашарили в карманах. Яков присоединил к ножику вечное перо, Ростовы — кусок прожекторного зеркала, Григорий — карманный фонарь, Сафар — пастушью дудку, Митрохин — металлическое сердечко, искусно выпиленное из нержавеющей стали.
Антон легонько подтолкнул Степана к бочонку:
— Если человеком будешь, то все это добро твое. Уговор один — покажешь, уйдешь отсюда и никому ни слова…
Антон жестами показал на пролом. Степан ничего не понял, что от него требуют, что здесь происходит. Ждал — будут бить, вместо побоев — подарки, требуют соблюдения какой-то тайны. И вещички стоящие, в школе ни у кого из ребят нет такого фонаря, настоящая маленькая динамо-машина. Но что у ребят за расчет его одаривать? От Антона не ускользнула растерянность парнишки.
— Не сомневайся, не обманем. Дело-то у нас серьезное, как бы это сказать?.. — Антон запнулся, старательно подыскивая нужное ему слово, и выпалил: — Общественное у нас дело.
Зачерпнув лопаткой раствор и взяв кирпич, он пояснил:
— Понимаешь, мы ремесленники, токари-лекальщики, слесари и модельщики, своими силами восстанавливаем старый корпус. Все у нас поначалу гладко получалось. Завалы разобрали, трубы парового отопления нарезали, санитарные узлы собрали, а вот тут на кладке осечка случилась. Шов идет грязный, сам видишь. А мы уж в Москву написали. По правительственной телеграмме получаем материалы. С осени новый набор придет, увеличенный, а у нас корпус не будет восстановлен… Может, поможешь?
Степан совсем растерялся: ремесленники затеяли настоящее дело. Ну, а его-то зачем бить? Побили и руки связали ремнем… С другой-то стороны, подумал он, пригласи его по-хорошему, вряд ли он им поверил бы.
— Кончать перекур!
Антон взял у Якова кирпич, обстукав молоточком затвердевшие комочки, плеснул раствор на кирпичный ряд. Степан стоял один на тропинке, ведущей к воротам. Он мог свободно убежать и не двигался с места.
Три ряда кирпичей положил Антон в пролом. Степан хмуро наблюдал за кладкой. За такую работу ему даже нетребовательный мастер больше двойки не поставил бы! Когда Антон положил на край побитый кирпич и плеснул раствор, чтобы выровнять, Степан крикнул:
