— Лейтенант Седов, адъютант генерал-лейтенанта Петрова.

Не понимал Сафар, к чему такая церемония. И какое он, Сафар, имеет отношение к лейтенанту Седову? Проштрафиться юные охотники как будто еще не успели.

Все выяснилось быстро. Офицер вынул из планшетки конверт и, протягивая Сафару, по-военному доложил:

— От генерала Петрова. Приказано вручить лично.

Сафар не поверил, скосил глаза, не ошибка ли? Нет.

На конверте четко написан номер ремесленного училища, а ниже чуть помельче выведено: председателю коллектива юных охотников Хасынову.

Он неторопливо вскрыл конверт. В письме было написано:

«Товарищ Хасынов.

Штаб Ленинградского военного округа дарит юным охотникам двадцать ружей и надеется, что ученики ремесленного училища отблагодарят Родину, большевистскую партию отличными успехами в учебе.

Генерал-лейтенант Петров».

Сафар растерянно взглянул на директора, точно спросил, что дальше делать? Николай Федорович стоит словно по команде «смирно» и только чуть глазами показывает: «Держись, будь самостоятельнее…»

Сафар вспомнил, как дед благодарил трактористов за хорошую пахоту. Он подтянулся и строго произнес:

— Передайте, пожалуйста, генерал-лейтенанту большое спасибо от юных охотников.

Но выдержки ему хватило ненадолго. Сафар по-мальчишески просто спросил офицера:

— Где ружья?

— На дворе.

Не будь Сафар председателем общества, а только простым охотником, то он, конечно, съехал бы вниз на перилах и по дороге успел бы шепнуть дружкам про генеральский подарок. Но положение обязывает, пришлось дождаться взрослых и, не торопясь, вместе с ними спуститься во двор.

На открытой военной машине-вездеходе лежали четыре низеньких ящика. Машину окружили ремесленники, некоторые даже успели прихватить в мастерских гвоздодеры. Одновременно сняли крышки у всех четырех ящиков. В каждом из них лежало по пяти новеньких двустволок.

К неудовольствию записавшихся в охотничьи кружки, вылазка в лес была назначена на конец месяца. Ребята возмущались — чему их учить? Известно, что утки летают стаями, знай только прицеливайся и разряжай ружье. Недовольных было много, но ворчали шепотом. У Сафара был железный характер, он пригрозил отчислить болтунов из коллектива. Присмирел даже Антон.

Ни в одной аудитории нельзя было вместить всех кружковцев, занятия перенесли в спортзал. Максим Ильич снова почувствовал себя педагогом. Из первой беседы ремесленники узнали, что охотничьи ружья бывают гладкоствольные и нарезные, курковые и бескурковые.

Максим Ильич рассказывал, как собаки ищут дичь. Особенно позабавило ребят, когда охотник начал крякать, а со шкафа, где стояла прутяная корзина, откликнулась подсадная утка.

Затем занятия перенесли в парк. Ружей на всех не хватило, несли по очереди. Максим Ильич показывал, как надо маскироваться, учил, как заходить с подветренной стороны.

В овраге за оградой парка было оборудовано стрельбище. Там решалась судьба, кому выпадет счастье участвовать в первой охотничьей вылазке.

Первым стрелял Сафар. Тяжелые это были для него минуты, положение обязывало его быть примерным стрелком. От деда, известного в его краях охотника, ему крепко доставалось. Дед требовал бить белку ползарядиком в голову, чтобы попадать двумя-тремя дробинками, не больше. Он бранил внука, если тот дробью портил шкурку.

Начались испытания. На краю оврага по проволочке пробежал заяц. На полдороге его нагнал выстрел. С глиняными тарелочками Сафару не повезло. На какую-то долю секунды промедлил и из пятнадцати разбил только семь. Меткую стрельбу показал Яков, разбив десять тарелочек. Это был лучший результат.

На стрельбище произошло небольшое недоразумение. Заканчивались состязания, ребята из токарных групп давно отстреляли, а Вадима все еще не вызвали на линию огня. Не понимая, почему его обходят, он отозвал Сафара от судейского столика:

— В списке пропущена моя фамилия?

— Действительно, фамилия твоя пропущена, — покорно согласился Сафар, его маленькие глаза хитро усмехнулись, — такова воля совета общества.

Сафар раскрыл протокол:

«Провести в воскресенье вылазку юных охотников в лес, персонально пригласить директора училища, секретаря партбюро и секретаря комитета ВЛКСМ».

Вадима обрадовало внимание товарищей, но он все же возразил:

— Вы пригласили на охоту секретаря, за это спасибо. Теперь разрешите члену общества юных охотников выйти на стрельбище…

Около года Вадим не стрелял из винтовки, охотничье же ружье держал впервые. На стрельбище находилось все училище. Секретарь комитета комсомола, фронтовик, должен бить без промаха! На огневом рубеже он забыл про все на свете, не сводя глаз с границы оврага, ожидая появления мишени. Вадим израсходовал семь патронов, поразил движущуюся мишень, разбил шесть тарелочек. В меткости стрельбы он уступил только Якову и Сафару. В ночь на воскресенье двадцать юных охотников выехали в лес.

…И вот лес, лесная предрассветная тишина. Затаившись, подростки лежали в кустах. Тетеревов слетелось на поляну с десяток. Распустив хвосты, воинственно чуфыкая, птицы наступали друг на друга, дрались и расходились, чтобы, отдохнув, опять вступить в драку.

Когда ребята налюбовались птичьим боем, Максим Ильич разрешил им стрелять, но предупредил:

— Бить можно только петуха и не выскакивать до моего сигнала за подбитой птицей…

38

Вскоре училищу стало известно, что на невском берегу есть кирпич, годный для восстановления старого корпуса. В комсомольском комитете задумались, кого командировать к директору. Вадима неудобно — его инициатива. Поручить Антону вести переговоры — горяч. Пойти ходатаем за комсомольцев неожиданно вызвался мастер.

Николай Федорович колебался — отпустить ребята на невский берег или нет? Подростки могли отстать в учебе. Согласие он дал с условием, что на разборку развалин поедет лучшая бригада, и что с подростками неотлучно будет находиться Евгений Владимирович.

На сборы бригаде Антона дали три дня, а ребята управились за вечер. В хозяйственной кладовой не нашлось крученого троса. Во время сборов Антон исчез. Когда в трехтонку были уже погружены походные палатки, продукты, посуда, инструмент, он вернулся и пытался незаметно бросить в кузов три мотка троса. Отозвав Антона в сторону, Вадим понизил голос:

— К старому тянет?

В глазах Антона вспыхнул недобрый огонек, невольно сжались кулаки:

— Где написано, что мотки краденые?

— Если утащил, Антон, снеси назад, — спокойно продолжал Вадим. — Я задержу отъезд.

— Говорю, не крал. Мотки бесхозные, в створе невской баррикады еще столько же валяется^.

Выехали за город. Вадим и Антон вместе с Евгением Владимировичем укрылись от встречного ветра за кабиной. Остальные подростки разлеглись на матрацных тюках. Вадим низко наклонился к Антону и, стараясь, чтобы товарищи не услышали, сказал:

— Прости, Антон. Нехорошо про тебя подумал.

В знак примирения Антон несколько выдвинулся со скамейки вперед, чтобы Вадима меньше обдувало встречным холодным ветром.

К вечеру следующего дня на двор училища въехала машина, груженная кирпичом. Ремесленники повскакали с постелей и полураздетые выскочили на улицу. К приходу Максима Ильича кирпичи были сложены ровными штабелями у стен старого корпуса, а трехтонка загнана в гараж.

На невском берегу бригада обжилась. Жизнь в лагере несколько омрачал неистовый азарт Антона. Каждое утро от развалин уходили в город две машины, а ему все казалось мало. В нем пробудилась ненасытная жадность к работе. Перед побудкой он подводил часы-ходики на двадцать минут, а к вечеру отводил назад. Ребята знали про проделки, бригадира, но помалкивали, они жили одними интересами с Антоном. Не будь мастера, который сдерживал их пыл, пожалуй, и ночью с факелами они вели бы разборку здания. Недовольство Антона все же прорвалось:

— Можем посылать в город четыре трехтонные машины кирпича!