Опоздавших гостей усадили на диван. Куток наполнил две стопки вином. Антон решительно отставил свою стопку и налил пива в стакан. Куток хмуро взглянул на девушку, та кокетливо поправила пышный бант, искусно вплетенный в волосы, и под дружное одобрение гостей наложила двойной штраф на ремесленников.
Кто и о чем говорил, разобрать было невозможно, Куток любил угощать щедро. Из-за стола он не выходил, но из какого-то тайника то и дело извлекал бутылки с водкой и вином.
Стенные часы в соседней комнате пробили одиннадцать. Евгений вдруг спохватился — в училище заметят их отсутствие. Он подмигнул Антону и выбрался из-за стола. На вешалке пальто висели грудой, Евгений с трудом нашел свою шинель. Теперь он обнаружил, что пропала фуражка. Случайно подняв чью-то шляпу, он увидел под ней свой головной убор. Он уже протянул руку, но кто-то его опередил. Фуражка исчезла. С Евгения стащили шинель, у него за спиной послышался женский смех.
— Взять дезертира!
Сильные руки обхватили Евгения, да так цепко, что ни шелохнуться, ни повернуться. Так он и не узнал, кто его втолкнул в комнату, где уже кружились танцующие, и поставил лицом к стене, увешанной семейными фотографиями в позолоченных рамках. Когда Евгений обернулся, чтобы выругать обидчика, он увидел хозяйку. Девушка успела переодеться. В темно-сиреневом платье она выглядела еще миловиднее, голову теперь украшал не бант, а белая роза.
— В училище скоро отбой, — оправдывался Евгений, — да и я здесь лишний.
Девушка смело положила руку Евгению на плечо.
— Кто же мог обидеть такого большого мальчика?
Она тихо засмеялась.
— Не будем ссориться в первую встречу. Как вас зовут?
— Евгений.
— Женское имя, правильно его вам дали, вы очень похожи на девушку… А меня — Эмилия.
Обернувшись к музыканту, Эмилия повелительно крикнула:
— «Розы юга»!
Антон выпил меньше своего товарища и соображал, что нужно вернуться в училище до побудки, но теперь Евгений и слышать ничего не хотел, пил, танцевал с хозяйкой, даже спел старую песенку «Позабыт, позаброшен».
Танцы прекратились внезапно. Музыкант мертвецки заснул тут же, у стола, крепко обняв аккордеон. Гости начали играть в карты. Евгений, оставшись на руках с дамой пик, охотно отбывал наказание. Эмилия снимала с плеч легкий цветной платочек, повязывала ему голову. Евгений лазил под стол, пел петухом, мяукал и снова брался за карты.
Под утро Антону удалось уговорить товарища. В прихожей их встретил Куток, зло вырвал шинели. Из кухни торопливо выскочила Эмилия, держа поднос, заставленный рюмками. Евгений взял три стопки — себе, Антону и Кутку.
— Выпьем отвальную.
— Прикажете за металлистов тост поднять? — Куток засмеялся. Это был страшный смех озлобленного человека. Беспризорники говорили Антону, что будто бы Куток одно время был немецким бургомистром в Невеле. Антон тогда не поверил, не хотел верить, но теперь ему невольно вспомнились эти слухи.
Тем временем Эмилия бесцеремонно выпроводила гостей, заложила деревянным засовом входную дверь. Куток позвал ремесленников. Долго Антон и Евгений ничего не могли разобрать в пьяном бормотании Кутка. Ругался он последними словами, а из училища не велел уходить. Наконец, поняла, чего он от них хочет.
— Триста карточек, триста рабочих пайков, — шипел Куток, — принесете мне их на блюдечке, иначе будет худо…
20
Минувшей осенью Камчатова вызвали в штаб фронта, и полковник взял с собой Вадима. Остановились они в Доме офицеров, Камчатов задержался в штабе. Вадиму наскучило сидеть в комнате, он выбрался в коридор, спустился этажом ниже и очутился на парадной лестнице. В большом зале шел концерт школьной самодеятельности Дзержинского района. Вадиму понравились выступления учениц средней школы с Моховой улицы. Об этом вечере он и вспомнил, составляя план работы комитета. «Почему бы не пригласить девушек, может, не откажутся приехать в ремесленное училище?»
В понедельник, до начала занятий, Вадим отправил письмо, а на другой день в большую перемену, зайдя в комитет, обнаружил сунутое в двери письмо. Вадим осторожно вскрыл конверт.
«Дорогие ребята!
Охотно покажем нашу самодеятельность. Напишите, когда приезжать».
В субботу, выпросив у Максима Ильича полуторку, Вадим и Антон поставили в кузов стулья, скамейку со спинкой и поехали за участниками музыкального кружка.
Школа была меньше ремесленного училища, а самодеятельность куда богаче, репертуар серьезный: Римский-Корсаков, Чайковский, Глинка, современные композиторы. Концерт вела стройная, смуглая девушка. Держалась она на сцене свободно, острой шуткой веселила ремесленников. В концерте эта девушка выступила последней — в ее руках послушной была виолончель. Повторив на «бис» вальс «В лесу прифронтовом», девушка, лукаво улыбаясь, объявила:
— Мы так сюда спешили, что забыли остальные ноты в школе. Но не огорчайтесь, концерт продолжается. Сейчас покажут свою самодеятельность хозяева, а мы, гости, займем места в зале.
Желание школьниц застало всех ремесленников врасплох. Оленька кинулась искать в зале Вадима, не нашла и сама поднялась на сцену. Стоя у рампы, она всматривалась в зал, выискивала ребят, которые могли бы выступить.
— В нашем концерте участвуют: Анатолий Ростов — новые стихи, Григорий Митрохин и Арсен Глоба — акробаты, Антон Мураш — соло на гитаре, Аня Ветрова и Ольга Жукова — русский танец. Струнный оркестр модельщиков исполнит народные песни…
Десять номеров назвала Оленька. Участники концерта, хочешь не хочешь, собрались в актерской комнате. Никто не сердился на Оленьку, — молодчина, не растерялась, спасла положение! Даже Антон покорно сбегал в общежитие за гитарой.
Весь этот тихий переполох прошел без Вадима. Последних двух номеров концерта он не слыхал: закрывавшись в кинобудке, торопливо сочинял благодарственный отзыв школьницам и встревожился, увидя на сцене Анатолия, который нараспев читал стихи:
Нельзя забыть тот каменистый берег
И девушку, что в лодке приплыла…
Пройдя за кулисы, Вадим встретил модельщиков, настраивавших музыкальные инструменты. За ширмой переодевался Митрохин. Глоба у зеркала подкрашивал углем свои белесые брови.
Вечер закончился досадным недоразумением. Школьницы домой не торопились, тем более, что по окончании концерта Максим Ильич обещал всех участниц концерта развезти на машине по домам.
Школьницы ждали машину у главного входа. Казалось, на улице потеплело, однако, прождав четверть часа, девушки начали мерзнуть. Анатолий предложил разогреться — пробежать наперегонки до гаража. Примчались в гараж, — шофер сидит в кабине и ругается на чем свет стоит. На какую-то секунду мотор то оживает, загудит, то вновь начинает простуженно чихать и глохнуть. Шофер, очевидно, потеряв окончательное доверие к своей машине, вынул из ватника пачку «Беломорканала», закурил:
— Напрасно, девушки, ожидаете. Час поздний, трамваем вернее. Наша «антилопа» прошла тридцать тысяч километров с гаком, а гак пустяковый: триста тысяч, не больше. Не верите? Спросите у Максима Ильича.
Провожали школьниц члены комсомольского комитета. Увязались Антон и Анатолий, в парке догнал Иван.
У гаража чуть не случилась беда. Когда все направились на трамвайное кольцо, у смуглой школьницы, которая играла в концерте на виолончели, неожиданно раскрылся футляр, девушка едва успела прижать верхнюю крышку. Увидя, что гостья отстала, Вадим вернулся назад, взял у нее виолончель, перочинным ножичком укрепил ослабнувшие винты в планке футляра.
А ребята уже выбегали на площадь.
— Подтягивайтесь! — кричал Анатолий. — Уходит последний трамвай. Попробую задержать.
Он махал шапкой над головой. Вожатый резко затормозил. Из-под колес моторного вагона выбилась россыпь огненных искр.
Вадим не мог бежать. Ему накануне отремонтировали ботинки. Вместо обыкновенной кожи поставили лосевую подошву. Мороз, наступивший после оттепели, обледенил дорогу, — долго ли тут поскользнуться и разбить чужую виолончель.