Фештан нар Толл сжал загадочный клинок в ослабевшей ладони и подумал, что смерть — достойная плата за то, чтобы освободить этот восхитительный свет.

Старые башни Лакланской крепости гостеприимства не сулили. Самый дальний форпост империи воинственно ощетинился в сторону Рундкара, обещая северянам суровый прием. Толстые стены из темного камня высились над топями и сливались со свинцом небес — все здесь было серым, мрачным, безнадежным. Брайс Аллантайн ненавидел эти места.

— Идут, ваша светлость, — сообщил часовой, обернувшись к правителю.

— Сам вижу, — огрызнулся Брайс, тут же пожалев, что прятал страх за раздражением. — Прикажите впустить, но глаз с этих дьяволов не спускайте.

Солдат злорадно улыбнулся.

— Как прикажете, господин. Обыщем каждую вошь на их бошках.

— Оружие — не главное, — предостерег секретарь Брайса — тощий монах с лошадиным лицом и печальными глазами. — Отнимите у них все травы. Они заколдовывают растения! Их знахари умеют такое, что…

— Верю, брат Кюндаль, — мрачно отмахнулся Аллантайн. Неуместные суеверия церковника вызывали у него раздражение, но сейчас спорить сил не было. — Травы тоже отберите.

Герцог Освендийский печально взирал на ручеек людей, двигавшихся к крепости со стороны севера. От Рундкара и земель мецев Освендис отделяли дни пути через болота. И раз переговорщики преодолели такой путь, значит, встреча, по их мнению, того стоила.

Брайс тяжко опустился на скамью, скрестил руки на объемном животе и взглянул на секретаря. Насколько жалким был этот брат Кюндаль, но сейчас Брайс сам себе казался куда никчемнее. Он постарел и стал грузным. Ноги плохо слушались, его мучили одышка и подагра, а на лошадь и вовсе было страшно забираться. Наверняка вся эта солдатня над ним потешалась, сравнивая с блестящим военмейстером Офроном Аллантайном — двоюродным братом Брайса. Вот уж кого в Освендисе почитали, даром что кузен давно обосновался в Миссолене. Наверняка сравнивали и с могущественным отцом Брайса — тоже не в пользу сына. О, как стелился Миссолен перед Ирвингом Аллантайном! Даже когда отец одряхлел настолько, что почти перестал ходить, Брайс, как и весь имперский двор, все равно панически боялся его гнева. Боялся и ждал, когда же смерть заберет этого вредного немощного пердуна. Но старого канцлера уже давно не стало — и никакого облегчения это не принесло. Наоборот, отцу посчастливилось уйти еще до начала истинной смуты в империи. Брайс слишком поздно осознал, как ему не хватало присутствия старшего родича, его советов и холодной, но надежной поддержки. Теперь полагаться было не на кого, и Аллантайн мог рассчитывать лишь на себя. Беда была в том, что на себя Брайс стал бы полагаться в последнюю очередь.

Особенно когда дело касалось переговоров с рундами.

Северяне приближались, и с высоты надвратной башни Аллантайн смог хорошо их разглядеть. Шестеро всадников — двое одеты побогаче, остальные четверо — хорошо вооруженная охрана. Копья опущены наконечниками к земле как символ мирных намерений. Но эта демонстрация не успокаивала. Зачем он согласился их принять? Зачем влез в этот диалог, в довершение ко всему организовав эту встречу тайком от Миссолена? Лишь сейчас, увидев переговорщиков во плоти, Брайс Аллантайн осознал, насколько рисковал.

Северяне остановились перед воротами. Рыжеволосый мужчина в дорогих мехах — видимо, то был один из отпрысков вождя Магнуса — отделился от свиты и направил коня ближе. Остальные воткнули копья в землю.

— Я Вигге, старший сын вождя Магнуса Огнебородого, — обратился он на имперском, старательно выговаривая иноязычные слова. Язык давался ему сложно, но говорил северянин грамотно. — У моего отца есть предложение для герцога Освендиса. Я прошу приюта для своих людей и клянусь, что мы не сделаем ничего, что заставит вас нарушить священный закон гостеприимства.

Часовые переглянулись и уставились на Брайса, ожидая ответа. Настало время решать.

— Еще не поздно отправить их восвояси, ваша светлость, однако… — начал было секретарь, но герцог жестом заставил его замолчать.

— И без тебя знаю.

Рунды терпеливо ждали. Следовало отвечать прямо сейчас. Брайс всегда трусил, когда решения грозили стать судьбоносными. В конце концов раньше их всегда единолично принимал отец. И Брайс осознал, что разменял пятый десяток, так и не научившись ответственности. Он с кряхтением поднялся и махнул рукой:

— Приветствую тебя, Вигге, сын Магнуса. Приветствую твоих людей. Пока вы в Лаклане с мирными намерениями, клянусь, что буду защищать вас, как родную семью. Мои двери для вас открыты.

Вигге почтительно поклонился. Для варвара он оказался весьма умелым во всем, что касалось этикета. Брайса это пугало: всю жизнь он воевал с этим врагом, но так его и не изучил. И сейчас враг казался куда дружелюбнее, чем он предполагал. Но было ли то дружелюбие искренним?

Заскрипел ворот, опуская мост через ров. Скрежетали, открываясь, ворота. Брайс спустился, чтобы проводить гостей в господский дом.

Рунды выглядели даже не спокойными — безмятежными, словно прибыли не в стан давнего врага, а оказались в кругу домочадцев. Это выводило Брайса из себя: ведь если северяне чувствовали себя здесь в безопасности, очевидно, имели некое преимущество. Несколько дней назад Брайс распорядился отправить разведчиков в сторону севера: один отряд вернулся с границы без особых новостей, а второго ждали со дня на день.

От делегации отделились двое — сам сын вождя и живенький старик с резным посохом. Вигге почтительно поклонился герцогу и представил спутника:

— Это Ойвинд Долгий язык, советник моего отца и мудрец, видевший половину мира. Я прошу принять нас обоих.

Брайс кивнул, с трудом выдавив из себя дежурное приветствие. Под ложечкой сосало, измученные болезнями колени подрагивали. Герцог подумал, что пора перестать храбриться и тоже обзавестись палкой. Жестом он указал гостям на небольшой дом из сруба:

— Поговорим там. Пожалуй, сейчас это самое теплое место во всем Лаклане. Вы наверняка устали с дороги и проголодались.

— От пива не откажемся, — ответил за Вигге старый рунд и растянул рот в широкой улыбке. — Разговор будет долгим, глотки у всех точно пересохнут. Благодарим за кров, ваша светлость.

Брайс отметил, что этот Ойвинд трещал по-имперски так лихо, словно был каким-нибудь торгашом-бельтерианцем. Хозяин повел гостей к двери, аккуратно ступая по раскисшей земле. Впрочем, северяне, обутые в простые, но затейливые сапоги, неудобств не ощущали. Герцог жестом велел страже дожидаться снаружи, пригласив с собой лишь монаха-секретаря. Из господского дома заранее выгнали всех слуг и охрану: лишние уши сейчас были ни к чему. Император Демос предательства не прощал и всюду имел шпионов.

Они расселись по обе стороны длинного дубового стола. Лавки загодя устлали домоткаными коврами, бросили на деревянный пол свежей соломы. Света было немного — хорошие свечи в этих местах достать было нелегко. Зато печь натопили как следует: в доме было сухо и жарко, уютно пахло хвоей и дымком.

Брайс жестом приказал секретарю разлить пива по кружкам и приподнялся над столом:

— Мой дом — ваш дом. Моя пища — ваша пища. Вождь Магнус оказал мне большую честь, раз отправил на переговоры старшего сына. Так с чем вы пришли?

Вигге переглянулся с Ойвиндом и, отпив немного из кружки, поставил ту на стол и скрестил руки на груди.

— Мой отец желает союза с Освендисом. Понимаю, после стольких лет вражды мало кто и помыслит о таком, и все же мы считаем, что сможем быть друг другу полезны.

Брайс насупился.

— Как вы себе это представляете? Освендийское герцогство было частью империи почти что с самого ее основания. И с тех же пор мы воевали с Севером. Ненависть к Рундкару у моих подданных уже в крови.

Вигге понимающе улыбнулся.

— Все меняется, ваша светлость, — ответил он. — За последние годы мир едва не перевернулся. Так есть ли смысл держаться за старые времена?