– Сейчас, – присев на корточки, Виталик пытался что-то делать, но его пальцы то и дело сводило судорогой. – Сейчас-сейчас…
– Не торопись, – Мирон попытался расслабиться. Но вместо того, чтобы расслабить мышцы живота, расслабил сфинктер… Горячая струя мочи, текущая внутри штанины – это было лучшее его переживание за всю ночь.
– Чёрт, ничего не выходит, – взвизгнул Виталик и поднялся. Опрокинул лицо к пустому небу… – У меня пальцы не гнутся.
– Давай, – Мирон протянул руки. – Давай сюда свои пальцы.
Пацан неуверенно поднял ладони, Мирон подхватил их своими, сжал, поднёс ко рту, и широко открыв рот, стал дышать.
– Чувствуешь? – спросил он через пару минут.
– Мурашки побежали.
– Тогда разомни и попробуй ещё раз.
Батареи давали ровное, очень мощное тепло. В радиусе тридцати сантиметров от центра песок спекался в стеклянную массу.
Еще полчаса назад верхом блаженства было просто тупо стоять рядом с батареей, чувствуя, как волны тёплого воздуха поднимаются, омывая тело, – усмехнулся Мирон. – Сейчас я не отказался бы от яичницы. Через час захочется принять горячую ванну…
– Как твоё ребро? – спросил он Виталика.
Пока бултыхались в реке, с лица парнишки смыло корочку крови и грязи – остались лишь тёмно-лиловые борозды там, где он проехал мордой по камням.
– Сойдёт, – откликнулся пацан. – А твоя нога?
– Норм.
Мирон думал, не пора ли подавать сигнал СОС. Ладно: они отплыли достаточно от стойбища, и дай-то бог, запутали преследователей, не подохли и даже согрелись. Но скоро рассвет. Точнее, небо над восточным горизонтом уже напоминает брюхо снулой рыбины… Что дальше? Пешком далеко не уйти, а сарафанное радио в степи работает безотказно.
К вечеру они опять будут валяться в юрте. Только на этот раз – оглушенные и связанные.
– Ну что, пора идти? – неуверенно спросил Виталик и шмыгнул носом.
Неудержимое соплетечение напало на них обоих, как только отогрелись носы.
– Пора, – рассеянно ответил Мирон. Лицо уже начало пощипывать от жара, и он сделал шаг назад.
– Батареи придётся бросить, – вздохнул Виталик. – Реакция, к сожалению, необратимая, так что…
– Закидаем песком, – предложил Мирон.
– Через полчаса здесь будет лужа из стекла.
– Ну и хрен с ним. Главное, чтобы их не нашли. Слишком быстро.
Оставив уютное и тёплое гнёздышко в камнях, он вылез наружу. Пахнуло холодным, напоенным запахом горькой полыни, ветром.
В лицо уставился зрачок ствола.
– Зря я сделал тебе подарок, – сказал Мирон. Подняв руки, выбрался из-за камней и встал лицом к Торгутай-Кирилтуху.
– Я знал, что ты слишком умный, чтобы бежать в степь, – кочевник ощерился. А потом легонько так, будто шутя, съездил Мирону дулом винтовки по зубам.
– Ёбаный насос, – Мирон сплюнул кровь в песок.
– Ничего личного, – беззлобно пояснил кочевник. – Просто чтобы расставить приоритеты: вы – мои пленники. Попробуете свои фокусы – уебу на хер.
В этот момент над их головами промчалась довольно крупная тень.
Дрон, – сообразил Мирон. – Почему Торгутай-Кирилтух не выстрелил? Не успел?
Кочевник бросил в небо равнодушный взгляд и кивнул двум парням, стоящим за спиной.
– Свяжите его, – приказал он. Приспешники бросились выполнять.
Когда руки заломили Виталику, тот сквозь зубы зашипел.
– Полегче, – попросил Мирон. – У парнишки ребро сломано.
– Пошёл, – Мирона толкнули в спину, и он, чтобы не упасть, сделал шаг. Нога почти не болела – только в пятку отдавало так, будто вместо кости под кожей была острая спица.
Торгутай-Кирилтух вразвалочку шел рядом. На лице – спокойное удовлетворение от хорошо проделанной работы.
– Что с нами будет? – спросил Мирон. Со связанными руками идти было неудобно. – Продадите на органы?
– Продадим – однозначно, – спокойно ответил кочевник. – А что там с тобой сделают – не моя забота.
– Зря я тебе винтовку подарил, – повторил Мирон.
– Это еще как сказать, – пожал плечами Торгутай-Кирилтух.
За спиной шепотом ругался Виталик. А может, не ругался. Может, добавлял комменты к очередной серии фильма…
Мирон сильно удивился, когда их провели мимо электробайков. Он-то думал, их сейчас свяжут, как баранов, погрузят на багажники и повезут обратно, к Кагану – в стойбище… Но ничего такого не произошло.
Торгутай-Кирилтух неспешно вёл их по просыпающейся степи. Он негромко насвистывал сквозь зубы, винтовка беспечно покачивалась на груди.
Полчаса они шагали, не перемолвившись ни одним словом. Мирон то и дело бросал взгляды на Виталика – тот старался идти медленнее, сокращая шаги своих длинных, как ходули, ног.
Меня бережет, – подумал Мирон. – Помнит о больной ноге…
Наконец они выбрались на пригорок. Пока поднимались, Мирон весь вспотел – солнце висело уже довольно высоко, и даже успело напечь макушку.
Кочевник дал знак остановится. Мирон, ничего не понимая, оглядел окрестности. Холм был невысоким, но всё же давал охват: степь простирается во все стороны, до самого горизонта. Пустая и безмолвная.
И вдруг воздух перед его лицом задрожал, поплыл, будто от нестерпимого жара, а затем прямо перед глазами проявился силуэт.
Конвертоплан, – удивился Мирон. – Мать его за ногу.
В кабине открылась дверь, пахнуло нагретым пластиком и еще какими-то полимерами. Показалось бородатое лицо. Кожа щек – неестественно белая, на носу – круглые очки без оправы. Только стёкла, ни дужек, ничего.
Мирон поймал себя на мысли, что пытается разгадать, как они держатся.
– Здравствуйте, господин Орловский, – сказало лицо. В темноте кабины больше ничего видно не было. – Наконец-то мы с вами встретились.
Торгутай-Кирилтух подошел сзади и полоснул ножом по рукам. Верёвки соскочили.
– Всё-таки не зря ты мне ружьё подарил, – сказал он. Дружески толкнул Мирона в плечо, развернулся и вразвалочку зашагал вниз с холма.
3.4
– Кофе? – спросил рыжебородый. Кроме него в кабине конвертоплана сидели еще двое.
Сама кабина была похожа на салон дорогого лимузина – сплошь мягкие подушки, обтянутые искусственной замшей и скрытые источники света. Кресла располагались вокруг одноногого столика, вырастающего прямо из коврового покрытия на полу.
Пилота видно не было – кабину отгораживала непроницаемая стена.
Как только они с Виталиком уселись, конвертоплан резко пошел вверх. Ощущение было как в скоростном лифте.
– Кто вы такие? – спросил Мирон, растирая запястья – извечный жест любого, с кого только что сняли наручники. – И зачем я вам нужен?
В первую очередь на ум приходило вознаграждение, по словам Виталика обещанное за его поимку в Плюсе. С другой стороны, людей, в собственности которых находится конвертоплан, вряд ли заинтересует такое предложение…
– Это мои работодатели, – ответил Виталик. Мирон посмотрел на него с удивлением.
– Ты обещал, что меня никто не узнает.
– Обстоятельства изменились, – ответил не рыжий, а другой, с короткой стрижкой. Мы включили трансляцию, как только наша собственность оказалась под угрозой.
– Трансляцию? – переспросил Виталик.
– Устройство передавало нам всё, что происходило с вами в реальном времени. Мы не могли рисковать экспериментальным образцом, – подал голос третий, с едва пробившимися усиками.
Да им всем не старше двадцати – двадцати пяти, – прикинул Мирон. – Стартаперы. Молодая поросль айтишников.
– То есть, если бы меня продали на органы, вы бы вмешались? – спросил Виталик.