Вряд ли у него это получится. В семейной шкатулке денег на месяц. Остальное я всё храню на счетах, зная какой муж транжира … Бывший муж…

– Дай Жуже что-нибудь надеть, – просит он. – В тебе человеческое осталось хоть что-нибудь?

– Не держу чехлов для танка, – проглатываю обидные слова.

Во мне, оказывается, нет ничего человеческого.

– Оль, правда, как я пойду? – Жужа с красными, как у вампира, глазами выходит из ванной, прикрываясь полотенцем.

– Во мне не осталось ничего человеческого! – смотрю на свои спортивные шлёпанцы на её ногах.

Сожгу их вместе с кроватью. А джакузи выкину… Нет… Продам вообще эту квартиру и куплю себе, как хотела, новострой у Невы.

Костя скрывается в спальне и оттуда слышится грохот. Жужа наваливается плечом на входную дверь.

– Оль, мы с Костей только один раз. Ну, остынь ты, – нудит Жужа. – Открой, пожалуйста.

– Пожалуйста, – поднимаюсь с тумбочки и быстрым движением открываю замок.

Жужа выскакивает на лестничную площадку, как гладиатор на арену с тиграми. Звонит домофон – хищник подоспел вовремя. Захлопываю дверь перед рванувшей обратно Жужей и впускаю Андрюху в подъезд.

– Ах ты ж… – слышится разъярённый рык новоявленного рогоносца.

По лестнице разносятся раскаты отборного русского мата. Судя по звукам из окна, народные гулянья выплеснулись на улицу. Прячу ключи в карман и спешу к окну. Жужа, удерживая полотенце на груди, несётся по двору в одном шлёпанце, а Андрюха молотит её пакетом с вещами. Из него вываливаются красная рубашка и такого же цвета носок. Смотрю на куст сирени, увенчанный Жужиными «панамками» и тихо шепчу:

– Всё красное.

В голове всплывает одноимённый любимый роман. Нужно взять его с собой… А куда я теперь поеду одна? Смотрю на тарелку с фруктами и, подорвавшись с места, выкидываю её вместе с содержимым в ведро. Туда же летят стопки и ликёр. Слёзы душат, но я не позволю Косте насладиться моим горем.

Он вываливается в коридор с двумя моими чемоданами. Я, исказив название бренда, ласково зову их Муви и Тон.

– Зверюга, – цедит муж сквозь зубы. – Он же бросит её, если не убьёт.

Это мой Костя? Словно впервые его вижу. Мы поженились сразу после института, прожили семь лет. Казалось, знаю его, как таблицу умножения.

– Пойдёшь соучастницей, – Костя ставит чемоданы у стены и рыщет синими глазюками по полкам гардеробной. – В прокуратуру…

Терпению приходит конец. Хватаю его телефон, впервые в жизни оставленный без присмотра, и вышвыриваю на лестницу.

– Нет, – бросается Костя следом, а я второй раз за день, от души хлопаю дверью.

– Оля, пусти! – скребётся он обратно.

– Пойдёшь разводиться в чём жениться ходил. Собака сутулая!

С плеч точно земной шар со всеми людскими грешочками слетает. Плакать больше не хочется.

– Оль, ну пусти!

Достаю из ящика комода два полиэтиленовых пакета. Открываю чемоданы, и сама себе улыбаюсь. Всё в них куплено на мои деньги. Костя любит дорогие вещи. Отнесу их лучше в «Ночлежку». Кладу Косте пару штанов, смену белья и свитер. В спальне шкатулка опустела, а документы он явно забрал. В ящике стола только мой загранпаспорт, полис и СНИЛС. Свидетельство о браке храню отдельно, вместе с памятной медалью. Душно-то как. Скидываю пиджак и надеваю первую попавшуюся футболку. Уже по нахоженному пути бреду на кухню и отправляю завязанные узлом пакеты в окно.

– Это тоже мне? – доносится пьяный голос снизу. – А у вас ботинки сорок второго размера есть?

– Оля… Оля… – доносится из-за двери монотонное взывание к моей совести.

– Твои вещи на улице! Если не уйдёшь, я вызову полицию. У меня пропали драгоценности, – снимаю с пальца обручальное кольцо и спускаю его в унитаз.

Выхожу в коридор. На лестничной площадке тишина. За окном клацают замки Костиной машины. На цыпочках подхожу к окну, будто Костя может меня услышать. Дамы у подъезда разрумянились, спорят. Не питерские старушки – аглицкий парламент! Можно подумать, это не Жужу, а их оприходовали в джакузи и напоили ликёром. Костя, открыв окно, сидит в машине и дымит как паровоз. Его пристрастие к электронным кальянам я всегда осуждала. Нет человека – нет проблем. Нахожу всё больше плюсов в нашем расставании. Может, у меня и правда проблема с человеческим. Где слёзы-то?

Набираю номер турагентства:

– Лана, это снова Оля Звонарёва.

– Отменяем? Снова выдернули на работу? – вздыхает Ланка, зная характер моего шефа.

– Меняем! Одна поеду. Нужно самое дикое место, где нет людей и есть озеро. Чтобы дорога кончилась, и машину ещё километров десять лисы на плечах несли.

– Ой, даже не знаю… Впрочем, у меня есть кое-что. Перезвоню!

В ожидании звонка от Ланы, вызываю слесаря и мчу в ближайший хозяйственный у станции «Сортировочная» покупать замок. Костины ключи у меня, но чем чёрт не шутит! Мой дом – моя крепость. Я своего муженька и не знала, оказывается. Что ещё он делает, пока я на работе? Расчленяет младенцев в подвале? Ходит в плаще на голое тело в «Бабушкин» парк?

Звонит мобильник, на дисплее высвечивается: «Андрей Викуся». Эх, жаль! Маришка с Викой были не разлей вода.

– Где твой хорёк? – без обиняков спрашивает Андрей.

– Выгнала.

Рассказывать подробности нет сил, да и не хочется. Хотя горе у нас с Андрюхой одно на двоих. Впрочем, не знаю как ему, мне-то как раз пора начинать радоваться.

– Я до понедельника дома, если нарисуется – звони. Разделаю говнюка на котлеты. Ты как сама?

– Нормально. Небо голубое, вода мокрая, мир не перевернулся.

– Железные нервы, – восхищается Андрюха.

– Твоя жива?

– Что ей, шалаве, будет? Лежит с компрессом на глазу, рыдает. Съезжать нам теперь отсюда надо.

– Ладно, Андрюх, пока!

Не убил и ладно. Не оставила чужих детей сиротами. Старушки напряжённо смотрят на меня, с опаской косясь на Жужино барахло на ветках сирени. Аркадия Никитична решилась заговорить со мной, только когда я продефилировала к подъезду, помахивая тощим, но увесистым пакетом.

– Правильно вы его, Ольга, шуганули. Он с этой Жужей второй месяц путается, – заговорщицки докладывает Аркадия Никитична. – Поначалу блудодеи на час, не больше, встречались. Я как-то в глазок их углядела. Выхожу на лестницу, а твой говорит, мол, в садике задание коллективное дали. Слепить поделку «Весна пришла». Первое время лебезил передо мной. Боялся, что расскажу вам. А потом они вообще расслабились. Клавдия, что ниже вас живёт, говорит, с девяти утра иногда грохот сверху доносился. Точно на слоне по комнате скакали. И это в сталинском доме, Оля! Где слышимость – ноль!

Мне поначалу захотелось заткнуть говорливую старуху, но, вспомнив о грядущем разводе, я решила прикормить потенциального свидетеля. Навесив на лицо вежливую улыбку, я извлекла из кошелька тысячную купюру:

– Аркадия Никитична, я уеду дня на четыре. Можно я вам Маришкиного попугая оставлю? Он очень не любит один оставаться. Говорящий.

Сцапав птичьей хваткой купюру, соседка согласно кивает головой, а я выкладываю основную просьбу:

– И за квартирой в глазок приглядите, пожалуйста. Если бывший мой будет в квартиру ломиться, позвоните по этому телефону, – достаю из сумки мобильник и ручку с блокнотом, пишу телефон Андрея. Вырываю листок и протягиваю Аркадие Никитичне. – Это муж Жужы. Очень хотел пообщаться с Костей.

– Позвоню, – подмигивает Аркадия Никитична. Глаза её сияют, точно ей пенсию удвоили. – Пойдём за птичкой, Оленька.

Ну вот мы уже с соседкой на «ты», и я ей как родная дочь. Квартира теперь под надёжной охраной.

Аркадия Никитична входит ко мне домой, как в музей. С интересом оглядывается, будто на стенах висят не постеры из шведского магазина, а картины из Эрмитажа. Ставлю на тумбочку клетку с попугаем и сую соседке пачку корма:

– Птичку Яшка зовут.

– Какая прелесть, – Аркадия Никитична складывает руки у груди.

Попугай, склонив голову набок, поджимает лапку, внимательно смотрит на Аркадию Никитичну и заявляет: