– Никаких бы неприятностей не было, если бы вы не напугали меня своим басом.

– Мне некогда пререкаться, убери руку.

– Не надо, обычный ушиб.

– Я прошу, пока по-хорошему, поэтому исполняй.

Хмыкнув, убирая ладонь со лба, ответила ему:

– Нисколько не сомневалась, что вы еще тот диктатор.

– Угу, – нахмурившись, он посмотрел на мой лоб, подхватил меня подмышки и усадил на край стола, за которым он работал. Так быстро и легко, что я не успела и рта раскрыть от возмущения. – Сиди и не шевелись.

Приказал, а сам пошел к шкафу, стоящему в дальнем углу кабинета. Открыл ящик, достал металлическую резную коробку и вернулся ко мне.

– Арсоев, вы что, храните медикаменты в кабинете? М-м-м… кажется, я поняла. Видимо, я не первая, кто получает травму в вашем доме.

– Ну, начнем с того, что у меня не бывает незваных гостей, а тем более таких, которые суют везде свой маленький нос в поисках приключений и обязательно находят.

– Я, вообще-то…

– Так, все! Ротик свой прикрой и не мешай, я тебе обработаю рану.

Я замолчала только потому, что сама так решила. А не потому, что он приказал. Взял ватку, осторожно намочил перекисью и прижал ко лбу. Щиплет, пришлось прикусить губу, чтобы не пискнуть.

– Немного кровоточит, как так умудрилась… из двери что, гвозди торчат? – бубнил он себе под нос.

У меня бывает такое, от удара может лопнуть кожа, но не стану же я ему сейчас рассказывать. Он мне не друг, не товарищ. Украдкой смотрю на его сосредоточенное лицо, как он обрабатывает мне ссадину: «Чуть сжал губы, у него красивые глаза и брови густые, длинные ресницы, ярко выраженные скулы – приятная внешность».

Талхан

– Нравлюсь? – вдруг спросил он.

– Что… кто? – я закатила глаза и отвернула лицо в сторону. – Нет, конечно! Мне вообще мало нравятся люди, которые пытаются меня лапать, Арсоев!

Вернул в исходную позицию мою голову, взяв за скулы.

– Не верти головой, Снегурка, и не закатывай глаза… не люблю.

– Не смейте мне приказывать, я не ваша прислуга. И уберите свои руки от моего лица. Вы мне не нравитесь… категорически, Арсоев, – сказала я спокойным, но твердым тоном.

Хищно сощурил свои серые глаза и, усмехнувшись, убрал пальцы с моих скул, закрепив, наконец, пластырь. Отошел, чтобы убрать аптечку.

«Он опасен», – подсознательно я это чувствую. – «Вот так вляпалась… Видно, что он искушенный и избалованный вниманием женщин к своей персоне. Нужно быть слепой, чтобы не заметить, насколько он хорош собой как фигурой, так и лицом. Ему не нужно брать женщин силой, они и сами ноги раздвинут. Фу-у… что за мысли крутятся в моей голове! Прочь… мне вообще плевать на него», – и все же одна мысль крутится в голове. – «А зачем тогда он приставал ко мне в клинике? Показать какой он, коз…».

– Так зачем же ты приходила? – спросил Арсоев, резко сменив хищный взгляд на спокойный, чем еще больше меня насторожил, прерывая поток моих мыслей.

– Эм… – взяла себя в руки и ответила, зачем, собственно, я сюда и пришла. – Хотела попросить у вас, достать из машины мои вещи. Я понимаю, что машину засыпало снегом, но я сама могла бы откопать лопатой, пока метель утихла.

– Что? Откопать? – снова усмехался он.

– Да, Арсоев, откопать… а что такого? Это что, так сложно?

– Талхан.

Нахмурилась и сразу почувствовала, как в районе лба отдало болью. Прикоснувшись к ранке, поинтересовалась:

– Не поняла?

– Говорю, меня зовут Талхан.

– О-о-о… – стала поправлять рукава халата. Надо же… вспомнил, что неплохо было бы и представиться. Вот оно, воспитание богачей! А что так рано? Перед моим отъездом было бы в самый раз, на прощание, так сказать. В размышлении не заметила, как закатала рукава почти до локтей. – Пожалуй, я пойду. Видимо, ничего не добьюсь у вас, Арсоев, – демонстративно назвала его по фамилии.

– Сумки твои занесли в дом вчера ночью, они в фойе, – говорил, пристально всматриваясь с прищуром в мое лицо. – Не подняли только потому, что ты спала.

– Благодарю вас. Пойду, наконец-то, надену свою одежду.

– Я запомнил, и при случае обязательно позову тебя «откопать». Тем более, будет что, – прилетело мне в спину.

– Ну, конечно, зовите, – развернувшись, ответила я. – Надо же, хоть как-то оплатить свое пребывание в вашем доме, Арсоев!

– Это что, сейчас было? К совести моей решила обратиться? – он закинул голову и заржал конем.

Боже… какой мерзкий смех, и как только еще люстра не упала. Хорошо, что это продолжалось всего несколько секунд.

– Не выйдет, девочка, тебя за язык никто не тянул.

– Простите, но от вашего гогота у меня уши заложило, – повернулась лицом к дверям и, подобрав подол, пошла на выход.

– Не рекомендую тебе так со мной разговаривать. Задумайся, Ма-ри-на.

Его слова меня остановили, и я осознала, что переборщила. Но ничего не ответив, после секундного замешательства я все-таки вышла из этого кабинета.

Талхан

Как красная тряпка для быка… Не так я планировал провести эти дни, но мне начинает нравиться. Будет весело – девчонка с огоньком. Улыбнулся, сказав сам себе, что работу никто не отменял. Повернулся и пошел к столу, только сел, как вспомнил, что ее вещи некому отнести. Вова на улице. Пока утихла метель, расчищает с охраной путь к гаражам, чтобы загнать внедорожник. Встал, пошел принести ее вещи.

Подошел и молча забрал у нее сумку с рюкзаком. Она удивленно посмотрела на меня.

– Ни слова, если не хочешь меня разозлить.

Она закрыла рот, так и не успев ничего сказать, и пошла за мной.

Поднял все в комнату, где гостит Марина. Положил их на стул, нахмурился. Мое обоняние уловило затхлый запах. Подумал, что показалось. Вдохнув еще пару раз, понял, что не ошибся и запах идет от ее вещей, спросил:

– Это что за запах? Ты что, кого-то расчленила и положила в сумку?

– Ой… это же мой пирожок! – воскликнула она, расширив глаза, как бы извиняясь.

– Что, прости?

– Ну, пирожок с вишенкой, – пыталась донести до меня, рисуя пальцами в воздухе форму пирожка.

Я, как мог, сдерживал рвущийся смех. До нее стало доходить, что прозвучало с двойным подтекстом, ее извиняющееся выражение лица стекло, она покраснела. Снегурка, остолбенев, уставилась в одну точку.

– Пожалуй, пойду, – сказал я, хохотнув, направляясь к выходу.

Хотел сказать, что с удовольствием бы посмотрел на ее «пирожок», но сжалился, не стал добивать, она и так красная как рак. Зато меня распирало от веселья, она мне уже нравится.

Вышел, оставив ее одну, иду, улыбаясь, и думаю о том, как она смущается. Это странно при ее язвительности. А вот интересно, спала она с главным врачом? Думаю, да… Я и тогда был полон уверенности, что так и есть, поэтому и… А собственно, с каких это пор я заглядываю под чужое одеяло? Пора работать…

К обеду пришла Галя и оторвала меня от работы, позвав на обед.

– Талхан Алиханович, обед готов.

– Угу… хорошо, что у нас на обед?

– Ирэн приготовила на первое – леберк… никак не запомню, австрийский говяжий суп.

– Угу… я понял «леберкнедльзуппе».

– Да… он, а на второе – жареные караси в сметане с картофельными чипсами и овощные салаты.

– Угу-у… ну, накрывайте на стол.

– Хорошо, – ответила Галя и развернулась, чтобы выйти. Я оторвался от работы, выпрямившись над столом, и окликнул ее, вспомнил о Снегурке.

– Галя, а что наша гостья, чем занята?

– Ой… так в библиотеке, читает. Больше ведь нечем бедняжке заняться.

– В библиотеке, это хорошо… значит, любит читать… – хм… мне нравится. – А что, ее пальто почистили?

– Уже у нее в гардеробе, как вы и наказывали.

– Хорошо, спасибо, Галя. Можешь быть свободна, и не забудь позвать «бедняжку» к обеду.

– Пошла звать…

– Постой-ка… Скажи Ирэн, чтобы у нас с завтрашнего дня на столе были сдобные пирожки с вишней.

– Хорошо, передам…

Галя вышла, а я растянул губы в улыбке. Хочу видеть еще раз ее смущение, а может и не раз. Возможно, хоть на какое-то время ее язык останется за зубами.