– А ты почему не хочешь? – спрашивает она то ли с подозрением, то ли с любопытством.

– Ну… – я макаю кисточку в разбавленный водой клей и долго вытряхиваю лишнее, стуча по горлышку банки. – Платье не очень. Я в нем уже третий раз пойду. Не хочу позориться.

Ксюня хмыкает и поднимает одну бровь. Нет, все-таки она не разделяет моей боли. Я смотрю на ее одежду: да, мешковато и плохо сочетаемо, но недешево и не рвано. Толстовка добротная, кеды фирменные. И тушь на ресницах не комочками. У нее даже пирсинг есть: в носу, на брови, в ушах. Все золотое, явно не бижутерия. И Слава одевается хорошо. Они точно не знают, что такое бедность.

– А я вообще все эти рюши-юбки ненавижу, – Ксюня хватает еще одну газету и беспощадно ее сминает в неровный шар. Я чувствую в ее голосе что-то новое, не просто холодную грубость, а тонкую колкость. – Придумали тоже бал.

– Ну, зато можно почувствовать себя принцессой, – я улыбаюсь, вспоминаю свой самый первый раз. Тогда я так себя и ощущала, пока Анжелика ко мне не докопалась. Сказала, что платье у меня старомодное и вообще свадебное, а вовсе не бальное. А в прошлом году она его опять высмеяла, запомнила ведь, что то же самое. Не забуду ее слов, вроде и не смешных, и не унизительных, а почему-то обидных: «Ты все замуж надеешься выйти? Это не тот бал».

– По-моему, принцесса – это состояние души, – с убеждением утверждает Ксюня. – Не нужен бал, чтобы себя такой чувствовать.

Я улыбаюсь. Действительно, настоящие принцессы чувствуют себя такими каждый день и каждую минуту, как Коростылева. А мне, Золушке, нужен бал, чтобы побыть в королевской шкуре. И то не выходит.

– Платья мне ваще не идут. Каждый раз целая эпопея с ними, – Ксюня морщится. – Никто не хочет мне помочь. Мама работает, брат своими делами занимается. Папа – профан в таких вещах.

Она отрывает фольгу, чтобы запаковать газету. Материал с металлическим звуком рвется в ее руках на две неравные части. Девчонка сминает каждую, как мусор, и выбрасывает в урну. Хотя я бы нашла ему применение, но не рискую спорить. Продолжаю наслаивать вату для придания глазницам выпуклости, то есть наоборот впуклости.

– Хочешь, я могу тебе помочь с выбором? – держу тон ровным, а сама внутри вся дрожу, непонятно почему. – Схожу с тобой по магазинам.

– Ты? – удивляется Ксюня и таращит на меня глаза. – С чего вдруг такая любезность?

– Я люблю шопиться. Можем хоть сегодня, сразу после этого, – я пожимаю плечами и обвожу носом горку заготовок, которые она успела намять.

– Правда?

Есть! Кажись, процесс пошел. Улыбочку шире, взгляд дружелюбнее.

– Правда. Я с удовольствием, – скалюсь, насколько могу широко.

– Ну, спасибо.

Ксюня смущена. Кожа розовеет, веки опущены. Но воздух вокруг теплеет, а я испытываю торжество от того, что первый шаг сделан.

Оставив черепа сохнуть, мы отправляемся в ближайший торговый центр. Я предлагаю поехать на электросамокатах, которые сдаются в аренду сразу за школьным забором. Самокаты – это удобно. На всем остальном: роликах, скейте и велосипеде, я кататься не умею и боюсь. А на самокате даже двигаться не надо. Встал и поехал. Средство само тебя несет. Ксюня не против. Тем более погода позволяет.

Уже октябрь, но еще тепло и сухо. Пыльно, правда, зато можно кататься с ветерком. Люблю осень. Для всех весна – начало чего-то нового, а осень ассоциируется с увяданием. Но у меня именно в эту пору все начинается – учебный год, драмкружок, другие активности. Летом все распущены и предоставлены сами себе, а осенью мы кучкуемся. Весь год еще впереди. И я каждый день могу видеть Валентина.

Мы компанией часто катаемся. Мне нравится. Можно и погоняться, и прогулкой насладиться. На самокате получается объехать гораздо больше, чем обойти пешком. В Питере ведь много красивых мест. Я обожаю заезжать в такие местечки, откуда открывается неизбитый ракурс на достопримечательности. Мечтаю, что когда-нибудь покажу их Валентину, мы будем сидеть на берегу в обнимку, любоваться закатным небом и молча наслаждаться друг другом. Потому что счастье любит тишину.

Фантазия меня окрыляет, и я давлю на газ. Самокат ускоряется. Ксюня кричит мне что-то вслед, но быстро догоняет.

– По-моему, мы поворот проехали, – поравнявшись со мной, сообщает девчонка.

– А, да ладно, на следующем повернем.

Я знаю дорогу. Окрестности школы уже вдоль и поперек объездила.

Удовольствие заканчивается быстро. Всего за пятнадцать минут мы оказались у торгового центра. Паркуем самокаты на площадке перед входом и идем внутрь. Во мне еще бьется волнение и плавает адреналин, поэтому я таскаю Ксюню по всем магазинам.

В будний день торговый центр почти пуст. Ходят только зеваки, а продавцы скучают. Нарядных платьев в обычных магазинах мало, тем более пышных. Лишь на втором этаже находится один бутик с приличным выбором. Но здесь все дорого. Я бы в такой даже заходить не стала, а Ксюню ценники не пугают.

– Таак, снимай толстовку, хочу посмотреть на твою фигуру, – заявляю я профессиональным тоном. Я много читаю модных журналов, поэтому знаю толк в стиле. Как и то, что на любую фигуру найдется идеальное платье.

– А что так не видно? – хмурится Ксюня, обнимая себя руками.

– Ты же не хочешь мешком ходить на балу? Не стесняйся, – я по-дружески обнимаю ее за плечи и веду в примерочную.

Ксюня не сразу преодолевает смущение, но все-таки снимает толстовку и встает перед зеркалом в белой майке. Я вижу, как ей не нравится собственный вид, хотя ничего некрасивого в ее фигуре нет. Наоборот, она имеет отличные пропорции. Сверху узко, а снизу сильно широко, но это классическая «груша». Смотрится симпатично. Я бы хотела иметь такую форму, в ней четко выделены грудь, талия и таз, а не как у меня: все сплошняком. Задача будет даже легче, чем я ожидала.

Оставляя Ксюню в примерочной, я прохожусь по залу в поисках нужного фасона. Нахожу несколько платьев: с открытым декольте, с сердцеобразным вырезом, с рукавами-фонариками и рюшами на груди. Все длинные в пол, чтобы скрыть низ полностью. Ксюня сразу отказывается от первого.

– Ни за что!

– Да почему? Это визуально увеличит твои плечи. У тебя красивый бюст.

Я с завистью гляжу на ее декольте и снова испытываю тот стыд, когда Анжелика увидела мой силикон. В груди сразу заныло. Вроде когда болит, значит, растет. По этим ощущениям, грудь у меня уже пятого размера должна быть, раз я так страдаю. Мне каждый миллиметр объема дается тяжкими муками. А у Ксюни уже приличная двоечка. И, кажется, ничего не болит.

Ладно. Завидовать глупо. Краше от этого я все равно не стану. Мама мне постоянно напоминает.

– Тогда бери фонарики. И плечи закрыты, и нужный объем получается. И материал тут приятный, шифон. Летящий. Самое то, что тебе нужно.

Я подсовываю ей розовое платье с запахом. Ксюня косится.

– А другого цвета нет?

– А что плохого в розовом?

– Фу, не люблю такое.

– Агх, – все-таки задача будет сложнее.

Я приношу еще пару вариантов: голубое с широким поясом на талии и салатовый сарафан с пышным пионом на одном плече. Ксюня выбирает последнее.

– Вау! – она кружится с сияющей улыбкой.

Мое тело расслабляется, наконец. Чувство торжества расползается по сосудам.

– Ща, я брату и маме скину. Сфоткай меня, пожалуйста.

Опа. Это мой шанс. Ксюня сама протягивает мне телефон, а мой пульс подскакивает до максимума. Надо как-нибудь посмотреть номер ее брата. Я навожу камеру на девчонку, улыбаясь напряженно, а сама стучу большими пальцами по экрану. Захожу в контакты. Нахожу «Бро» и пытаюсь в ускоренном режиме запомнить цифры. Прочитываю их три раза. Кажется, запоминаю.

– Ну, чего там? – не выдерживает Ксюня, выглядывая из-за смартфона. – Получилось?

– Щас, фокус никак не настроить, – мгновенно нахожу отмазку и возвращаюсь к камере. Щелкаю пять раз подряд на нервах, а в уме пытаюсь повторять цифры.

Блин, их там целых десять. У меня с памятью всегда наблюдались проблемы. Наизусть ни одно стихотворение не выучила.