…Тем временем — когда впервые всплыл вопрос о вине высших чинов — атмосфера вокруг этого дела стала меняться.

Хотя Посьет через месяц после трагического крушения под Борками был смещен с министерского поста, но почти сразу назначен в Государственный совет с приличной пенсией. Его супруга только и делала что рассказывала в великосветских петербургских салонах, сколь сильно он удручен происшедшим.

В салонах Посьета жалели. Все сходились во мнении, что бесчеловечно было бы публично объявить его виновным. А в харьковских гостиных очень сочувствовали членам железнодорожного правления злополучной дороги — некоторые из них были очень видными фигурами в местном обществе, у них были такие очаровательные жены…

Зато про Кони стали говорить, что он социалист, «красный», «возбуждает рабочий вопрос» и чуть ли не бывший член недоброй памяти «Народной воли». Даже доносы такого рода на него писали.

Как же все быстро забыли, что вообще-то речь шла о царской семье и гибели монарха!

Всплыли и другие подробности — касающиеся уже и самой дороги… И вот когда начали разбираться с этими вопросами — то вскрылось такое что удивился даже старый судейский чин Кони…

Строили Курско-Харьковско-Азовскую дорогу по концессии. Принадлежала она акционерам и была сдана в эксплуатацию раньше запланированных сроков… Но еще в конце 1870-х годов вокруг нее было столько злоупотреблений, что ее инспектировало несколько правительственных комиссий — и от Министерства Путей сообщения, и от Министерства финансов, и от Министерства государственных имуществ. Они судили-рядили и в итоге порекомендовали правительству выкупить дорогу в казну на условиях рассрочки.

Три с лишним года назад — в 1885 году изучить ситуацию на месте был прислан правительственный инспектор — упомянутый Кронеберг. Поначалу он попытался было бороться со злоупотреблениями, но его усилия никто не поддержал и в итоге он махнул рукой.

Как отметил Кони, не преминувший взять его в оборот, чиновник был подавлен, отвечал невпопад. Но обер-прокурору удалось его разговорить… И пока регент читал допросные листы он в ярости изломал не один карандаш.

Кронеберг: Все последнее время я ходил к ним на заседания с револьвером.

Кони: К кому?

Кронеберг: В правление дороги. Мне открыто грозили расправой.

Кони: Не понимаю! Кто Вам грозил? За что?

Кронеберг: (после долгого молчания) Вам известно, что через два месяца правительство выкупает дорогу? Так вот, за последние восемь лет доход правления вырос в шестнадцать раз!

Кони. Поясните — каким образом вопрос о прибыли касается несчастного случая?

Кронеберг: Не знаю кто составлял выкупное соглашение но по нему господину Полякову и его акционерам в течение следующих шестидесяти лет правительство обязывалось ежегодно выплачивать сумму, равную среднегодовой прибыли за последние семь лет. И эти господа сделали все чтобы раздуть прибыль — уменьшили расходы.

Кони: Так Вы можете назвать имена?

Кронеберг: Это не тайна. Барон фон Ган, Поляков, инженер Хлебников…

Кони: Может быть, мы продолжим разговор в присутствии следователя? Вы готовы?

Кронеберг. Готов. Хуже не будет.

Дальше была справка выписанная Витте.

И в самом деле — господа акционеры прибыль увеличивали как могли.

Правление дороги экономило на ремонте подвижного состава, но не забывало мошенничать с закупками угля… Те же лица, что входили в правление дороги, образовали угольную компанию — и сами себе продавали бросовый уголь по завышенным ценам. А убыток покрывали казенной дотацией. И никто не удивился увидев среди контрагентов и заказчиков одни и те же имена…

Ну и конечно закупали вместо нормальных материалов откровенный хлам. Не диво что за семь лет предшествующих катастрофе, чистые доходы компании возросли в семнадцать раз(!!!). Жулики и гешефтмахеры не пренебрегали буквально ничем — словно крысы в амбаре они поедали все что могли а что не могли — портили. При этом ворочая золотыми делами и снимая гомерические куши — они нещадно эксплуатировали работников, обжимали и обсчитывали на копейках мастеровых, механиков, землекопов…Машинисты проводили в пути по восемнадцать часов и валились с ног от усталости..

Кони, между прочим, сообщил, что до открытия железной дороги в Харьковской губернии было шестьдесят тысяч десятин леса, а на тот момент осталось меньше шести десятин: остальное истребили якобы на нужды дороги и топливо, пользуясь полным отсутствием контроля. На самом деле древесину вывозили за границу, а на шпалы пускали самый бросовый лес.

Прочтя об этом Георгий не удержался и швырнул в угол обломки очередного ни в чем неповинного «Кох-И-Нора».

Дальше — больше.

Участок пути Тарановка — Борки, на котором потерпел крушение царский поезд, еще летом того же 1888 года был признан аварийным, и машинистам рекомендовали тихую езду. Этот отрезок пути был введен в эксплуатацию всего за два года до крушения, но он изначально был уложен с превышением допустимого угла наклона, балласта насыпали меньше нормы, и насыпь постоянно оседала и размывалась дождями. Строили торопливо, шпалы клали бракованные, слабые, как следует поддерживать рельсы они не могли, а за два года кое-где и вовсе прогнили и рассыпались в труху. Правда, перед проходом чрезвычайного поезда балласт подсыпали, а шпалы заменили… на снятые с другого участка по причине их негодности.

Обычные поезда дорога худо-бедно выдерживала, хотя некрупные аварии случались часто.

Но тяжелый царский поезд на скорости в шестьдесят с гаком верст и сильно раскачивавшимся первым паровозом создал ненормально сильное боковое давление на рельсы и наконец разорвал их. Будь шпалы качественные, все бы, может, обошлось — проездил же этот состав десяток лет. Но шпалы были слабые и не выдержали. Паровоз сошел с рельсов, массивные царские вагоны раздавили находившиеся перед ними вагоны полегче, и довершил картину развалившийся министерский вагон Посьета. Шпалы оказались разрезаны вплоть до вагона наследника-цесаревича, стоявшего в составе десятым.

И вот итог — записанный Анатолием Федоровичем Кони четким почерком на бумаге с золотым обрезом и водяными знаками…

«Не имеется какой-то единой причины сего трагического происшествия — если только не говорить о преступном неисполнении всеми своего долга».

Вот так — «всеми своего долга». ВСЕМИ!

Если бы железнодорожных жуликов хорошенько встряхнули в 1885, если бы Таубе отцепил злосчастный министерский вагон, если б Кронберг и Кованько настояли на том чтобы снизить скорость на скверном участке…

И вот — погиб Император а наследник, ставший государем Николаем II превратился в инвалида, неспособного выполнять царские обязанности.

Чёрт — насколько же Витте был прав!

Анатолией Федорович привел список тех кто должен быть по его мнению отдан под суд — Таубе, Шернваль, Черевин и, наконец — Посьет. Кроме того, само собой разумеется на скамью подсудимых должны были сесть и члены правления Курско-Харьковско-Азовской железной дороги — как за хищения так и за то, что довели дорогу до столь опасного состояния.

А ниже была приписка — говорившая что это на данный момент невозможно. Как оказалось — привлечь к суду персон такого ранга в России было делом неслыханным. Посадить машиниста или стрелочника — наконец начальника дистанции — это по нашему….

.Но вот что касается ответственности министров и прочих высоких сановников — так об этом прежде и речи не заходило.

Более того — законами Российской империи вообще не была предусмотрена процедура привлечения министров к суду…

Прежде конечно бывали случаи когда высшие чины и генералы оказывались в немилости — но все решалось личной императорской волей — обычно отставка и опала…

Последним всерьез наказанным сановником был фельдмаршал Миних — сосланный в Сибирь впрочем не за какие то вины — а просто потому что был сторонником Анны Брауншвейгской… Как много однако предстоит сделать…