— Дождетесь — как же! — нахмурился Ковалевский.

— Вы как хотите а я полагаю что нам следует пойти навстречу Его Величеству, — с оттенком печали сообщил профессор Иванов с кафедры филологии. От нас просят ведь не так много если подумать.

— Согласен с уважаемым Петром Ардальоновичем, — заявил профессор Камаровский. Я бы на это не пошел по своей воле, — словно оправдываясь, продолжил он. Однако в данном случае имеет место force majeure — «непреодолимая сила стихии» говоря языком моего предмета — к каковой согласно Парижской декларации о морском праве 1856 года приравнивается действие властей, — с юмором висельника развил он мысль.

— В конце концов — не конь же в самом деле! — поддержал коллег Эрисман. Как ни крути, мадам Софи — это величина в своей специальности. Потом… Ведь формально — нет смысла отрицать — государь прав, и прямого запрета женщинам становиться преподавателям университетов в России не имеется. А мне друзья как-то не хочется изучать на старости лет сибирскую язву в месте ее происхождения.

— Вот значит почему государь упоминал французских профессоров… — невесело усмехнулся Столетов. Да, господа — признаться мне стало жалко наш университет — сюда понаедут все самые реакционные личности из Сорбонны — под крылышко так сказать к Орлеанскому дому. Помяните мое слово — станет у нас как честное слово при Бироне с немцами. Или при Екатерине Алексеевне — тоже житья от галлов не было… Эх-х!

Опечаленные жрецы науки озабоченно перешептывались, обсуждая данную пугающую перспективу.

— Вот что — поднялся Боголепов и в голосе его — сугубо штатского юриста — прозвучали армейские нотки.

— Я вижу что мы так никуда и не приплывем. Посему, своей волей, решаю это вопрос следующим образом. Первое — баллотировка произойдет немедленно. Второе — все черные шары господа ученый совет благоволят сдать мне в собственные руки.

— Нет уж — увольте! — Ковалевский поднялся с видом осужденного на костер мученика. Я лучше пойду домой. Киньте уж, как-нибудь мой шар сами в этой профанации, господин ректор!

— Ладно, — Боголепов ничуть не растерялся. Для вас Максим Максимович я сделаю исключение — тем более один или два черных шара ничего не решат. Но не больше. А теперь извините — мне нужно отлучиться и отдать распоряжения насчет подготовки к голосованию. Ну и довести до канцелярии — пусть готовят телеграмму к госпоже Ковалевской о назначении её ординарным профессором

— Ну и как, Элен, тебе твои будущие подданные? — с добродушной улыбкой спросил Луи-Филипп. Когда рядом не было посторонних отец и дочь могли общаться на «ты» — но разумеется лишь наедине… Сейчас он беседовал в маленькой угловой гостиной за файф-о-клок с вернувшейся из Лондонского зоопарка принцессой Орлеанской.

— Прости, papa… — приподняла та тонкие брови. А — так ты о медведях? — рассмеялась девушка в ответ.

— Ну да! Ведь согласно русскому старинному титулу, который я видел своими глазами, ты у нас теперь почти что «Вождь, госпожа и владычица всех медведей»! — и тоже засмеялся. — Я думаю, они не такие уж и страшные, — произнесла она, — особенно когда в клетке… Впрочем — не понимаю почему русских сравнивают с этим зверем. Никто кого я видела в поездке — ни в Москве ни в Петербурге — ни при дворе ни на улицах на медведей похож не был. Даже те верзилы из дворцовой стражи в «Кremlye», — добавила она.

— Ох, дочь моя! — покачал он головой. Ты это поймешь когда процарствуешь над ними годика три. Медведь — зверь умный, хитрый и очень опасный — если голоден и если его разозлить. Твой Жорж тебе наверняка не рассказывал эту историю, но его дед в молодости едва не был задавлен медведем — на которого вышел по старинному русскому обычаю с копьем.[21]

— Snif!!! - глаза принцессы Орлеанской округлились в неподдельном ужасе. Надеюсь, мой будущий муж не увлекается подобными варварскими забавами! Мне признаться совсем не хочется стать молодой вдовой!

— Ну насколько я знаю, мой зять вообще охоту не любит…

— И это прекрасно! Слава Святой Деве! Или… кому я теперь должна молиться? — удрученно осведомилась она.

— Дочь моя, вы видимо невнимательно изучаете те бумаги что передала вам ваша будущая свекровь при расставании, — перешел на официальный тон Луи-Филипп. Елена вздохнула.

При расставании вдовствующая государыня вручила ей ворох исписанных бисерным почерком листов — как она сообщила, наскоро составленный профессором Петербургской духовной академии принцем (!)Трубецким[22] краткий «pravoslavniy» катехизис на французском языке.

— Ибо в противном случае вы бы знали что русская церковь как и римская апостольская весьма чтит Деву Марию — причем даже полагает ее покровительницей их царства.

— Да верно, — просто… «zapamyatovi'yala» — с виноватой улыбкой ответила она.

— Вижу ты учишь русский язык Элен, — смягчился Луи-Филипп. Это хорошо! Но учебников и словарей недостаточно. Я свяжусь с императрицей Марией — чтобы из посольства регулярно приходил кто-нибудь с кем ты могла бы говорить по-русски, чтобы закрепить выученное. У тебя всего чуть больше полугода…

— А что ты еще видела интересного в зоопарке? — осведомился граф Парижский, переводя разговор на более легкую тему. Я не был там лет пятнадцать признаться…

— Трех агентов Скотланд-ярда, — сообщила Елена. Шли за мной и мадам Грэймен и представь, рара совершенно не прятались! Прямо как в рассказах об этом сыщике… — опять рассмеялась она. Ох, забыла…

— Шерлоке Холмсе? — вспомнил граф персонажа из рассказов того типа с совершенно непроизносимой шотландской фамилией. Подумал — позволительно ли его дочери — особенно теперь — читать подобную литературу — но так и не пришел к определенному выводу. Другое дело — надо будет сегодня же послать к книготорговцу за переводами знаменитых русских авторов. Конечно не за «Crime et ChБtiment» — где сумасшедший студент забил старушку топором. Но вот например граф Leon Tolstoy — его рассказы про Восточную войну были, помниться, весьма неплохи. Или возлюбленный Полин Виардо… Как же его звали?

— Ну неудивительно что за невестой русского царя присматривают! — вслух высказался он. Кстати ты ошиблась, Элен, — их не трое — по меньшей мере пятеро — не считая тех двоих которые постоянно закреплены за нашим домом, — выглянув в окно он помахал рукой унылому рыжему мужчине лет сорока в клеенчатом старом плаще и кепке, делавшем вид что изучает афишную тумбу.

— Между прочим, — вспомнил он сегодняшние утренние газеты, — могу тебя поздравить — твое желание исполнено — мадам Софи Ковалевская назначена профессором Московского университета.

Вот — он взял с этажерки вчетверо сложенную «Геральд» и показал ошеломленной принцессе заметку.

«Россия в очередной раз поразила европейцев. Как ни удивительно, но эта полуазиатская деспотия подала пример цивилизованным народам в области борьбы с предрассудками и эмансипации женщин. Вчера профессура Московского университета почти единогласно — лишь тремя голосами против, утвердила миссис Ковалевскую, замечательного математика и литератора профессором своего учебного заведения — по личной просьбе царя Георга…»

— Не может быть! — воскликнула до глубины души пораженная Елена. Но я… я ведь даже и не просила толком — это была можно сказать шутка! Я и не думала…

Отец задумчиво посмотрел на дочь.

— Ну что ж — сообщил он после паузы. И в голосе его не было ни тени веселости.

— Пусть это будет для тебя уроком — того, сколько весит слово русского царя и желание его избранницы в России. Впредь советую быть осторожной — сейчас все окончилось к добру — но может статься что сгоряча высказанное желание сломает чью-то жизнь — и поправить что то будет сложно если вообще мыслимо. Хотя конечно хорошо, что твой будущий муж сдержал данное тебе обещание, — обнадежил он растерянную Елену.