Понятное дело — споры между военным и морским министерство давно стали постоянным явлением — причем из-за одного и того же — из-за ассигнований.

— Как прежде — адмирал Чихачев. Уверен — он справится… — коротко сообщил Георгий и Иосиф Владимирович лишь склонил голову в знак того что возразить ничего не имеет.

Проводив генерала он позволил себе довольно вздохнуть.

Одним словом — если и есть в России сейчас среди начальства образчик настоящего русского воина, то это Гурко. Одна беда — немолод. Но и тут есть светлая сторона — у молодых да ранних кто высоко взлетел голове недолго закружиться — а когда под рукой военная сила — Бог весть куда такое головокружение от успехов заведет… Бывало уже — бонапартиев в России нам не надобно!

Честью служить будет — а она не пустой звук для него. И храбр не только на полях битвы.

Как помнил Георгий из разговоров maman, во дни крестьянской реформы 1861 года Гурко был в числе назначенных проводить мероприятия ее на местах и лично докладывать о состоянии дел царю. Когда начались мужицкие волнения, Гурко вразрез с решениями местного дворянства, при любом случае требовавших применения военной силы к крестьянам, вместо воинских команд выезжал лично и прекращал беспорядки «простыми растолкованиями». Иосиф Владимирович не гнушался проводить с крестьянами долгие беседы, поясняя им суть царских указов.

На всю Россию тогда прогремело дело гофмаршала князя Кочубея, забравшего у крестьян всю хорошую землю, имеющуюся в их собственности. Не стесняясь в выражениях, Гурко в очередном рапорте монарху обрисовал ситуацию, и в итоге дело решилось в пользу обиженных мужиков.

У этого человека есть должная твердость идти против мнения большинства — значит и царю будет возражать если надо. Но лишь если будет убежден в своей правоте.

Как бы то ни было он получил великолепного министра — странно что батюшка не оценил этого человека. Правда напоследок Георгий слегка слукавил — министра то морского назначил, но с флотом придется справляться самому. Впрочем, флот это как раз то в чем он понимает больше всего. Точнее чуть больше чем ничего — сравнительно с прочим предметами!

Вторым камнем преткновения стал вопрос с министром внутренних дел.

Прежний — Толстой про которого все тот же Победоносцев еще при жизни отца говорил что он «труп не имеющий воли» и «совсем разлагающийся человек» еще до скоропостижной кончины совершенно перестал выполнять свои обязанности.

Дела вели Горемыкин и Дурново — товарищи министра. Но как известно — министр — это не товарищ министра да и товарищ министра министру не товарищ.

В конечном итоге уже на второй день по назначению явился с докладом Бунге и буквально с порога заявил.

— Можете меня уволить Ваше Величество, но без министра внутренних дел далее обходиться невозможно! Навестив министерство, я застал целый ряд важнейших бумаг и дел не решенных и не двигающихся вперед.

— А кого бы вы рекомендовали? — растерявшись слегка, осведомился царь.

— Я? Собственно я бы согласился и на Горемыкина, да хоть даже на барона Фридерикса, — тряхнул седыми усами Бунге.

«Щипцы для орехов»?[17] Нет благодарю покорно!»

— Кстати — Горемыкина рекомендует господин Победоносцев… — как бы между прочим отметил Бунге. («А мне не сказал!»)

— А вы лично? — Георгий подпустил в голос металла.

— Я определенного мнения о нем не имею… — как показалось Георгию глава правительства секунду другую колебался. Но, по всей вероятности, Константин Петрович рекомендует Горемыкина потому, что Горемыкин закончил как и господин обер-прокурор Училище Правоведения… А известно, что правоведы держатся друг за друга, все равно как… — Бунге замялся — иудеи в своем кагале. Особая каста… — он неприкрыто ухмыльнулся, и Георгий понял: почему.

Не составляло тайны что в Училище Правоведения юношей посвящали не только в тонкости законоведения но и нередко — в тайны противоестественной любви. Правоведы они такие! — сказал ехидно внутренний голос. Неужто же наш рыцарь строгой морали тоже…? Ну ладно — пока не об этом.

— Так все же кого вы посоветуете? — не выдав своих эмоций осведомился Георгий.

— Я как уже говорил думал о кандидатурах господ Плеве или Сипягина. Нужен человек со стороны, чтобы встряхнуть тамошнее болото. Ибо ведомство занимает особое место в нашей государственной системе и от его работы многое зависит.

— Я, представьте, спрашивал Победоносцева и о них….

— И какое же мнение Константина Петровича, если ваше величество соизволите мне это сказать?

— Да он очень просто мне ответил: — де Плеве — подлец, а Сипягин — дурак, — неожиданно сам для себя выпалил царь.

— А о Дурново? — ничуть не смутился старый камергер.

— Про него тоже говорили… — мельком монарх подивился проницательности опытного царедворца.

— Позвольте сказать ваше величество, — вдруг улыбнулся Бунге — хотя я и не присутствовал, но почти с уверенностью догадываюсь, что сказал господин Победоносцев.

— И как вы думаете, что?

— Да, наверно, — он сказал так: подходит, да и тот… И процитировал некую фразу из «Мертвых душ» Николая Васильевич Гоголя…

— «Один там только и есть порядочный человек-прокурор, да и тот, если правду сказать, свинья!».

И оба рассмеялись.

Так или иначе но Бунге вышел из кабинета имея на руках именной Указ о назначении Плеве.

— Сообщите ему о назначении. Пусть принимает дела, а через пару недель я его вызову… Пусть готовится.

Оставалось еще министерство просвещения. Тут его выбор был неожиданным для всех. Оба «главных» великих князя — Владимир Александрович и Николай Николаевич почему то разом предложили Мансурова Николая Павловича. Отчего так — Бог весть. Разве потому что ведал Цензурным комитетом и департаментом духовных дел в Государственном совете?

Ну и Победоносцев — этот воистину «ворон здешних мест» тоже не оставил своими советами. Предложил на этот пост назначить какого-нибудь провинциального инспектора народных училищ из числа тех чья твердость в вере и приверженности трону не составляет сомнений. Сказал даже что дескать все равно какого — только с полицией посоветоваться на тему благонадежности (а у самого наверное и списочек уж имелся). Ну хоть спасибо не ректора какого-нибудь Царевококшайского епархиального училища или духовной семинарии сосватал!

На этот пост однако Георгий нашел кандидатуру сам — всероссийскую знаменитость, директора Московской консерватории, композитора и либерала (а то не либерал нынче?) Сергея Ивановича Танеева.

Он кстати уже ожидал в приемной.

— Просите, — распорядился государь.

Танеев вошел — не в вицмундире как бы полагалось (впрочем, он пока не в должности так что и нарушения особого нет) а в черном концертном сюртуке. Глядя на его аккуратную черную бородку и густую шевелюру Георгий подумал вдруг что это будет самый молодой его министр. Прочие не в отцы — в деды годятся — а вот Танеев по возрасту мог бы стать ему братом — хоть и старшим.

Выслушав — зачем вызван, Танеев растерянно покачал головой.

Он то полагал что вызвали его из Москвы ко двору дабы предложить должность в каком-то из императорских театров, ну или например придворного капельмейстера — а тут такое!

— Ваше величество — я право же поражен, — взволнованно воскликнул он, чуть опомнившись. Мне — и в министерство? Я музыкант!

— Значит вы в чем то способнее даже меня — я вот в музыке мало что понимаю, — ответил Георгий решив шутливым тоном успокоить служителя муз.

— Я…я… вынужден заранее просить об отставке… — Извините, но это невозможно! — решительно произнес Танеев разводя руками.

— А я вот полагаю — что человек, отлично справившийся с консерваторией и поставивший ее на уровень лучших европейских учреждений сумеет справиться и с министерством, — с самой доброжелательной улыбкой сообщил Георгий.

— Я конечно руковожу консерваторией и смею надеяться недурно… — смешавшись кивнул Танеев, — но… Наша консерватория не есть учреждение государственное — и порядки так сказать в ней… несколько не те. У меня даже нет классного чина!