Боже ж мой, кого только в этом «цветнике» не оказалось, и чернокожие шоколадки, и смуглые эламитянки, и голубоглазые хеттиянки, и блондинистые северянки неизвестного рода-племени. И все они смотрели на нас, как стая голодных кошек на сметану. На всякий случай мы приблизились к принцу, серьёзно опасаясь за свою невинность. Глядя на наши растерянные физиономии, Ник рассмеялся и подсел к матери. Она полулежала на низком подиуме с бархатными подушками и придвинутым столиком с фруктами, сладостями и напитками. Сделав физиономии кирпичом, мы встали по бокам за спиной царевича.

Царица Белисуна была родом из вавилонского царского дома и отличалась сдержанной красотой аристократки. В её одежде преобладали светлые тона оранжевого, синего и белого цветов. Откинутое назад кисейная накидка подчёркивала сложную причёску тёмных волос, украшенных нитями бус из лазурита, золотой диадемой в виде цветов и листьев и височными подвесками из того же лазурита и золота. На руках и ногах позвякивали золотые браслеты. Довольная царица села, притянула сына и посадила рядом на подиум. Потом что-то зашептала ему на ухо. Они посмеялись и начали потихоньку делиться новостями.

– А это мои новые стражи, – Ник кивнул на нас с Черчиллем, – их восемь, они ветераны и очень умелые воины.

– Я заметила. Вид у них бравый, – усмехнулась царица, – то-то мои шугат и кульмашит с них глаз не сводят. А они и довольны, ишь облизываются. Ты их больше сюда не приводи, а то лугаль Ярим-лим узнает, будет беда. Его гнев не шутка, сам знаешь.

– Всё, всё, уже уходим, мир вам абба, – он поклонился матери и поспешил вон. Мы выскочили за ним следом и перевели дух.

Из двора царицы Ник отправился в эдуббу – местную школу, а по совместительству лабораторию, академию, библиотеку и обсерваторию. Расположенная во дворе визиря школа-эдубба включала в себя несколько помещений в пристройках к внутреннему двору. В одном помещении через каждые три локтя рядами стояли глинобитные тумбы числом 36, перед ними возвышался квадратный подиум. Здесь обычно читали лекции и проводили занятия наставники. В смежном помещении посередине стоял длинный сбитый из глины стол, на котором ученики лепили глиняные таблички 10х10 см и писали на них знаки, выдавливая краем трёхгранной палочки клиновидные ямки. Насколько я знал, во времена Хаммурапи в Вавилонской империи провели реформу письма, заменившую тысячи знаков-иероглифов на сотню знаков-букв и знаков-слогов. Из третьего помещения доносились неприятные запахи. Там хозяйничали алхимики. В четвёртой затенённой комнате обитали астрономы, астрологи и каббалисты. В пятой заседали, творили и спорили философы, богословы и геометры.

Вместе с Ником мы проходили через эти помещения и с любопытством удивлённо взирали на древнюю академию наук. В последней комнате царевич приветствовал собравшихся и подошёл к седому старику с длинной схваченной ремешком шевелюрой и бородой до пояса.

– Да, простят меня учёные мужи, что помешал общению, но меня прощает неотложное дело к исшаку Мутибалу, – он кивнул седобородому головой и указал взглядом на выход. Выйдя в дворовую галерею, они уселись в тени, а мы, как две статуи встали за спиной царевича.

– Исшаку, прошлый раз мы говорили о неотвратимости судьбы и предопределении жизни. Ты составил мою таблицу судьбы?

– Да, мой угул. Однако я немало смущён, ибо впервые в жизни вижу сомнение звёзд. Они сошлись в нерешительности. Доселе всё было понятно, но наблюдения последних лун ввергли меня в уныние, ибо впервые не знаю, что сказать.

– О чём ты, исшаку Мутибал?

– Вот смотри, – он достал из складок хитона две глиняные таблички, – эта таблица прошлого года, а эту я составил недавно, как обещал. По правилам я сделал её в день рождения нового года. И что же я вижу? Планета Нергала и планета Нинурты встали против планеты Мардука, а над ними сошлись звёзды Абсу и Арбар. Это значит, что небеса в раздумье и не могут решенье принять. А вот это скопление звёзд у Набу приблизилось вплотную к твоему дому.

– И сколько тех звёзд?

– Я насчитал их восемь.

– Восемь… Их тоже восемь… И появились они на третий день нисану.

– О чём ты бормочешь, мой угул?

– Это я подумал о своём. Но хоть что-то небо сказало?

– Кое-что, кое-что, – пробормотал старик, проводя трёхгранной палочкой над табличкой. – Вижу опасность из твоего дома, вижу дорогу, судьбы поворот и сильную защиту. Берегись лести, стрелы и яда. Собрались тёмные силы, и намеренья их злы, но пока неизвестны.

– Благодарю тебя, исшаку Мутабал, живи долго, – Ник встал слегка поклонился и направился к выходу. Мы за ним. В воротах двора он нацелился на нас дружелюбно-властным взглядом, хмыкнул и пошёл дальше.

После трапезы царевич изволил почивать. Эта традиция дневной сиесты пришла бог знает из какого прошлого и была порождена невыносимым дневным зноем южных стран, который люди приспособились пережидать во сне. Принц спал, а мы с Черчиллем стояли возле его ложа, лишь по разу отлучившись по нужде. И пока тянулась пауза, я призадумался, пытаясь свести концы с концами.

Читая эти строки, возможно, вам показалось, что мы действовали уверенно и расчётливо, будто план выполняли. Это не так. Лично я поначалу слегка терялся и затруднялся отвечать на свои и чужие вопросы, мужики тоже ломали мозг не меньше, не смотря на внешнее спокойствие и показную самоуверенность ветеранов. За собственную безопасность переживать не имело смысла, не было здесь оружия, способного нас даже поцарапать. А проблемы были в отвратительном знании языка, местного жизненного уклада и истории, тонкостей культуры и правил поведения. Немало выручало лишь наша легенда грубых иностранных наёмников из далёкой северной страны. За это нам многое прощалось, срабатывало в прошлые выходы, сработало и теперь. Но всё равно постоянно сохранялась опасность ляпнуть что-нибудь такое, за что нас могут поиметь в особо извращённой форме. Фигурально, конечно, но и это было бы не в тему. А посему мы решили больше помалкивать, слушать, всё замечать и мотать на ус.

«Фил».

«Да, командир».

«Ты здесь Мелиту сыскал?».

«Есть поблизости три узла: Баальбек, Иерусалим, Ниппур. Ближе иных Баальбек, там можно связаться с инкомом».

«Что предлагаешь?».

«Предлагай лучше ты. У кого Коловрат на шее висит, у тебя или у меня? Так у меня и шеи то нет».

«Ладно, остряк, попробую наладить контакт сам, ведь в Коловрате есть код моего ДНК».

«Дерзай. Коль законтачимся, можно попробовать через неё выйти на титанов. В этом времени они ещё присутствовали и активно мерились… междоусобицами».

Немного подумав, я решил идею с контактом пока отложить в силу неясности обстановки. Разберёмся, уточним, а потом и в гости к титанам.

Солнце начало клониться к вечеру, когда Ник выбрался из-под спального полога. Слуги помогли ему привести себя в порядок, и через час он потащил нас к воротам цитадели. Оказывается, царевичу приглянулись наши мечи, и он решил показать их здешним мастерам-металлургам и кузнецам. Для этого нам пришлось выйти в старый город и направиться к внешней стене.

Кузнечный квартал мы услышали издалека. От остальных кварталов его отделяла довольно высокая стена, но всё равно оттуда доносился грохот каменных и дубовых молотов. Хорошо, если вблизи живут сами кузнецы и их родичи, а, если кто другой? С ума же свихнуться можно от этой музыки. Оказалось, что власти давно позаботились и об этой проблеме. Ковать разрешалось не раньше подъёма солнца над городской стеной, а заканчивать работу не позже касания солнцем края стены. Местного мастера-кузнеца звали Харба, и он являлся главным кузнецом царского двора. Таких больших мастерских, как у него, было ещё три, но его наибольшая.

Нужно сказать, не смотря на то, что это время историки называют бронзовым веком, в целом металлов использовали немного. В Ханаане и Заречье своего металла плавили мало. По большей части медь привозили морем с Кипра или с юга из Синая, олово добывали к востоку от Вавилонии в Загросе, а чаще караваны доставляли уже готовые слитки или бронзовый лом, которые переплавляли на месте. Другой проблемой металлургов и кузнецов был уголь, который не из чего было выжигать, и зачастую на него шли даже финиковые косточки и ореховая шелуха.