Финальный штрих вышел вовремя. Баба-Яга вплыла на кухню, вытирая руки о фартук. Девицы шарахнулись к стенке, я осталась стоять. Яга начала с салата англичанки — взяла ложку, зачерпнула из середины, разинула пасть, показав мне нехватку зубов, и принялась дегустировать.

— Дерьмо, — объявила она. — Пошла вон.

С хозяйкой, пусть и несостоявшейся, англичанка была сдержанна. Она сделала книксен и испарилась, а Яга перешла к салатику номер два.

Одной ложки ей не хватило, она шамкала, пытаясь понять, съедобно то, что ей впарили, или не очень, но в итоге как-то нехотя махнула рукой, мол, останься пока. Я восторжествовала. Если меня сейчас не попрут, то остаемся мы двое — я и моя соседка слева, а англичанку и ее подружку можно сбросить со счетов.

— Тьфу! — каркнула Яга, просто-напросто выплюнув все, что я настрогала, обратно в миску. — Дура! Где скарабеи? Ты что, их все сожрала?

— Я?! — оскорбленно взвизгнула я, пронзенная нехорошей догадкой. То, что я приняла за тараканов, вероятно, должно было придать этой гадости неповторимый вкус. — Да как вам не стыдно!

— Вон! — завопила Яга, и я предпочла сдать оборону, поскольку Яга уже приготовилась метнуть мне вслед мой салат. Мне, конечно, уже все равно не жить, но быть попаданкой под шубой из требухи как-то совершенно не улыбается…

— Во-он! — И, не успела я захлопнуть дверь кухни, как салатница врезалась в дверной косяк. Я проскочила коридорчик, вылетела на улицу, и входная дверь рухнула как крышка гроба, подняв пыль.

А я и забыла про нее, черт. Ну и ладно. Все равно мне жизнь не мила.

Куда, куда же податься?

Казалось, чем дольше я бегу, высматривая эти вакансии, тем сильнее у меня на лице написано отчаяние и тем больше народу понимает, что все — вот она, новая закуска для дракона. Мне казалось, что в каждом взгляде — нескрываемое злорадство, и именно с таким выражением передо мной хлопнули очередной дверью. А ведь еще на прошлой неделе в этот гадюшник, зовущий себя фабрикой красоты, где уставшие до серости женщины деревянными лопатками мешали до отупения кремы в чанах, требовалось как минимум трое человек!

А с дверей того питомника с диким названием «Милейший друг» никогда объявление не снималось! Текучка большая, желающих мизер, потому что кому охота подвергать свои пальцы ежедневной опасности. Ручные раптои — милейшие крохи снаружи и комок ярости внутри — целились челюстями не в кусочки мяса, которыми их кормили, а именно в руки кормящего. Раньше я сбежала из этого места, сейчас же готова была пожертвовать малым — фалангой пальца, чтобы сохранить все остальное — и руки, и голову, и филей. Дракон-то побольше раптоя будет!

— Занято, все занято, — криво усмехнулся конопатый управляющий, на заднем плане из-за перегородки, где содержались животные, слышались яростный рев раптоев и визгливые крики их жертв. — Приходи, ну, через дней десять…

И он так демонстративно посмотрел на свои руки, потом на мои руки, что я поняла, что эти десять дней для кого-то будут адскими… Вот только мне уже будет все равно.

Набережная, внезапно поняла я. Возле набережной, конечно, пованивало тиной, брагой и всевозможными человеческими выделениями, и грузовой порт не самое привлекательное место в Еронии, поэтому я туда не заглядывала, но там инфраструктура! Едальни, игровые клубы, кабаки там, дома, прости господи, развлечений… Но последнее точно нет, лучше уж дракон!

— Требуется горничная! — из высокого черно-серого от местной жизни здания вывалился паренек, явно посыльный, и заорал громким срывающимся голосом: — Горничная на подработку. Оформление на месяц, пока идут торговые караваны!

Месяц отсрочки от дракона! У меня даже пальцы задрожали и перед глазами все поплыло, а как я оказалась на ступенях не пойми какой гостиницы, я и не помню. Телепортировалась, наверное.

— Я, я готова! — я чуть было не налетела на паренька. Тот, даром что от горшка два вершка, осмотрел меня с ног до головы, пофыркал, как будто он не горничную выбирал — а что там нужно, руки-ноги есть, здоровье вроде бы тоже, а мясо по распродаже — мол, свежее или завтра зазеленеет.

— Ладно, пойдем, — пожал он плечами и распахнул дверь. Внутри было мрачно, наверное, дизайнеру казалось, что это позволит скрыть грязь… Ну кровь-то да, а паутины и слоя серой пыли на всех поверхностях это не касалось. Ресепшн — длинная деревянная и погрызенная конторка, за которой два администратора — с виду разные люди, но в братьев-близнецов их превращали огроменные мешки под глазами. Дальше некое подобие холла-столовой, в стене которого было широкое окно на кухню, занавешенное мрачными шторами.

Пары посетителей чинно восседали в креслах — мужчины курили паровозами и мучили стаканы с налитой на два пальца бурдой, не коньяк это был явно. Женщины звякали крошечными ложечками, к которым прилагались такие же крошечные чашечки и блюдца — на них обязательно едва влезало миниатюрное пирожное. Его съесть в один присест было нельзя, ибо бонне неприлично так нажираться. Хотя чем там можно было нажраться? Я таких с пять штук в рот запихнула и все еще могла скороговорку пробормотать без проблем. Правда, смотрели на меня тогда с такой завистью с соседнего столика пара бонн, что я побоялась дальше запихиваться, еще подавлюсь. Но мой путь лежал вовсе не на уютные диванчики, посыльный зашипел, мол, не зыркай по сторонам, и поскорее толкнул меня на кухню.

Производственный ад — все шипело, воняло, дымило и так далее — мы проскочили быстро и оказались возле лестницы. Из комнатушки рядом выскочила дородная дама и первым делом бросила в меня платьем.

— Быстро! — орнула она. — «Зеленая кряква» выезжает, а «Глубокая пасть» уже на пороге!

— А трудоустройство?.. — пискнула я, выныривая из-под пыльных юбок.

— Вечером! Нет времени, переодевайся! — не особо обрадовала меня дамочка и продолжила ворчать: — Ветка, дура, ушла на вольные хлеба… Захотелось славы и отпуска ей. Дура! А я уж было хотела ее на свое место прочить!..

Платье было коротким — и по местным меркам, и по моим личным. И декольтированным, рассчитанным еще и на грудь размера этак на полтора-два большего, чем моя, пришлось стягивать шнурки, чтобы ничего не выпадало. А еще к костюму прилагались высокие хлопковые чулки и тряпичные туфли-шлепки. Горничная, дракон меня побери, только заколки кружевной не хватало и пипидастра, с которым надо ходить и, изящно выгибая спину, сметать пыль со столов и тумб. Но вместо той самой махалочки для пыли в меня бросили ведром и тряпкой. И постельным серым бельем. И корзиной для грязной посуды.

— По третьему этажу комнаты, заходишь, моешь все, на чем можно сидеть, стелешь постель чистую, — проводила мне вводный экспресс-курс почтенная бонна. — Сколько сделаешь, столько сделаешь, но лучше бы весь этаж! Вот ключ. А я тебя проверю, вот сейчас свои дела закончу…

— Ага, конечно, — мотнула я головой и с энтузиазмом попрыгала наверх. Правда, силы покинули меня уже на втором пролете лестницы, жесткая корзина набила синяки, а вторая рука отваливалась от тяжести холщовой сумки с наволочками и простынями, но это же с непривычки!

На третьем этаже я выдохнула и свалила свою ношу на пол, сбегала набрать воды в крошечном закутке в конце коридора. Туалеты тут выносили в пристройку снаружи дома, а водопровод был — холодная вода тоненькой струйкой текла в металлический поддон.

Первая комната даже не напугала, ну, я и похуже видела после студенческих вечеринок. А тут вон потолок остался почти не поврежденный, только закопченный от дыма. Крошки на полу, батарея бутылок вдоль стены, подозрительные пятна на колченогом столе — я сознательно отводила взгляд и старалась не думать, что перчаток в этом мире нет, ни виниловых, ни резиновых, только вязаные варежки. Это что же, голыми руками трогать?

Стойкий запах браги и залежавшегося мяса. Гора мусора и над полом, и на полу. А ведь тряпка была всего одна — это ей и столы, и пол, и зеркало?.. И стаканы протереть тоже ей? Постельное белье я разглядывать не решилась, одно хорошо для меня — одеяла просто лежали кучей в сундуке и не требовали еще и ими заниматься. И швабру я себе сбегала выпросила.