Маринка выручила, не передать словами как. Когда я, вся промокшая, зачуханная появилась на пороге дома, она без лишних вопросов завела в дом, отмыла, накормила, дала выспаться и только после этого аккуратно поинтересовалась, что же все-таки со мной приключилось. Представляю, как странно это выглядело – за сутки я ни слова не произнесла, только глаза стеклянные на Маринку переводила, когда она чай предлага или еще что по-мелочи. Сидела только и вперед-назад раскачивалась. Или у окна становилась, лбом к прохладному стеклу прислонялась и застывала каменным изваянием. Но, когда Марина спросила, нужно ли мужу позвонить, будто плотину прорвало. Обрывая слова на половине, вперемешку со слезами, я то криком кричала, то шептала едва слышно. Все на подругу вывалила – все страхи, опасения, всю боль, что накопилась. Маринка, нужно отдать ей должное, терпеливо выслушала, изредка уточняя детали или сказанное слишком неразборчиво, а потом замолчала почти на полчаса. Все поражаюсь силе ее характера. За ее миленьким личиком и хрупкой точеной фигуркой поистине стальной стержень спрятан. В разговоре она любит поговорить на чисто женские темы – маникюр, там, шоппинг, посплетничать о знакомых, мужиков пообсуждать. Но в критической ситуации поведение ее резко меняется. Она собрана, сосредоточена и мгновенно начинает действовать. Продумывает несколько вариантов развития событий, всегда быстро находит нужных людей и вообще никого не боится.
Так было и когда Николай появился на пороге. Маринка ничуть не стушевалась перед стоявшим напротив громилой. Отвечала жестко, даже грубо, совершенно не пытаясь быть гостеприимной или хотя бы вежливой. А в какой-то момент вообще стала похожа на тигрицу, приготовившуюся к прыжку. Николай начал понимать, что ни обаяние, ни уговоры заполучить меня обратно не помогут, поэтому начал открыто угрожать. Чуть ли не в похищении обвинять. Похищении человека (то есть меня!), требующего специального лечения, возможно опасного для общества и явно психически нестабильного. Маринка (вот ведь выдержка-то, обзавидуешься!) молча все выслушала, только цвет лица постепенно менялся, от розоватого до почти бардового, по мере того, как этот придурок все больше и больше меня унижал. А потом такую тираду из трехэтажных матов выдала – любой начальник строительной бригады бы с уважением присвистнул. И дверью как хлопнет, прям у Николая перед носом. И никакие стуки-грюки уже не слушая пошла в дом, не прекращая бормотать под нос отборные маты. К счастью металлические входные двери прекрасно справлялись с обрушившимся на них градом ударов. И ни один звук ненавистного мне голоса не смог проникнуть сквозь добротную звукоизоляцию. В следующий и последний раз мы с бывшим мужем встретились в зале суда, когда разводились. Не знаю, на что он еще надеялся, когда пытался убедить меня сохранить брак, потом, наоборот, доказывал мою невменяемость, и обещал быть сиделкой, заботится обо мне до конца моих дней, как любящий муж и ближайший родственник. Даже настоял на психологической экспертизе, которую я прошла без каких бы то ни было проблем, так как за прошедший с момента моего бегства из больницы месяц почти пришла в норму: все вещества, воздействовавшие на меня так сильно, больше не поступали в организм да и на здоровье я никогда не жаловалась, так что вполне смогла восстановиться за столь короткое время. Судья, на удивление адекватный попался. Внимательно изучил все материалы дела – снятые побои, общее мое состояние, мнение эксперта по психологическому портрету мужа. После чего притязания мужа на метры в моей трехкомнатной квартире были отклонены и начался бракоразводный процесс.
Тогда я усвоила очень болезненный урок и поклялась себе, что в жизни у меня больше не будет серьезных отношений. Простое удовлетворение физических потребностей, не более, и исключительно на моих условиях. А любовь, тепло, нежность? Мне они ни к чему. Только боль от них и отчаяние…
После громкого финала эпопеи под названием «замужество» моя жизнь снова резко вильнула в сторону. Жаль тетушка не увидела, как я снова становлюсь на ноги. Ее к тому времени тоже уже не было в живых. Женщина она уже была далеко не молодая и совершенно себя не берегла: никогда не чуралась грязной работы, могла и ящики сама тягать, если все заняты, и сумки с принадлежностями не позволяла мне самой носить, какие бы тяжелые они не были. Все отмахивалась, что «это не тяжести» и по сравнению с лихими девяностыми сейчас «не жизнь, а праздник», так что она с легкостью со всем и сама справится. Но время не щадит никого. После первого обморока на рабочем месте удалось уговорить ее обследоваться. Тогда и обнаружили опущение матки и последнюю стадию рака желудка. Тетя сгорела за месяц. А я осталась совершенно одна. С мужем меня абсолютно ничего уже не связывало. Немного неожиданно, но в наследство от тети мне достался большой дом и салон. Так что, недолго думая, я с головой нырнула в «мир красоты и здоровья». Пахала как папа Карло от зари до зари, чтобы сначала сохранить постоянных клиентов, а потом развивать бизнес, улучшать качество сервиса, следовать в ногу со временем. Это был первый кирпичик, самая первая ступенька к моей нынешней обеспеченной, порой даже беззаботной, жизни.
Глава3
– … такой мужчина! – все не успокаивалась моя подруга. – Ну, нельзя, просто непозволительно такими мужиками разбрасываться!
– Вот сама и иди за него! – неожиданно взбесилась я. Так не вовремя всплывшие, до боли яркие воспоминания полностью захлестнули меня, да так, что я прослушала практически все, что подруга вещала последние полчаса. А когда включилась в разговор, то поняла, что меня уже два раза замуж выдали, а Маринка в мечтах своих заботливо вытирает сопли еще неродившихся крестников.
– Я бы, может, и пошла! Но как же тогда мой Мусик?.. – подружка сделала губки «бантиком» и пару раз чмокнула воображаемого «Мусика». – Боюсь, он не согласиться содержать еще одного нахлебника. Хотя…
Марина разошлась не на шутку, да так, что чуть не заехала мне в лицо журналом, который как раз держала в руках. В комнате стало душновато, но за веером идти было лень, так что в ход пошли подручные средства. Зная экспрессивный характер подруги, я отсела чуть подальше и продолжила «сочинение на тему», подхватив ее игривый тон.
– Зря-зря-зря! Александр весьма состоятельный молодой человек. Твой Стёпка потом будет локти кусать, упустив такой замечательный шанс пополнить семейный бюджет. – Я уже не могла сдержать смеха и серьезный в начале разговор мгновенно превратился в подтрунивание друг над другом. Я уверена, что он найдет, как получить пользу даже из такой щекотливой ситуации.
– А что тут такого? – глянцевый «многотомник» (с таким количеством страниц по другому и не назовешь) опять прошерстел страницами в опасной близости от моего лица. А Маринка даже не заметила, с азартом продолжая развивать мысль. – Новый роман – это новые впечатления. Ты же знаешь, что нет для меня большей муки, чем скучная однообразная жизни. «Пришел, увидел, победил» – понимаю, одобряю. Но вот все за этим следующее – борщи, посуда, детские сопли. Нет уж! Увольте! Не из тех я женщин. Меня нужно добиваться. Если Стёпушка ничего не придумает, то пусть потом пеняет на себя… – Марина многозначительно подвигала бровями вверх-вниз.
– Пусть пеняет на себя… – вторила я Маринке томным голоском. Мы замолкли на пару секунд, потом переглянулись и дружно рассмеялись.
– А чего ты на самом деле хочешь в жизни? – подружка вдруг резко стала очень серьезной. Нечасто такое увидишь, ой нечасто. Вопрос был задан без издевки и малейшего намека на сарказм. Даже складка между бровей появилась на миловидном личике (что, кстати, совсем девушек не красит). Это немного сбило меня с толку. Такой требовательный хмурый взгляд… И меня словно в чан с водой ледяной окунули. На секунду показалось, что я опять на «допросе»: сижу перед отцом на неудобном стуле, не доставая ногами до пола; смотрю в его ничего не выражающие бездушные глаза. Устала сидеть ровно. И на улицу так хочеться – подружка уже давно во дворе меня ждет. А я пошевелиться боюсь и только и могу, что, как автомат, чеканить: «Да, Леонид Валентинович», «Нет, Леонид Валентинович»… Вот и сейчас было ощущение, что я прямо сейчас, немедленно, должна дать прямой ответ на поставленный ребром вопрос.