Нарушитель подчинился, и майор скомандовал:

— Вперед! И не вздумай бежать!

Нарушитель медленно двинулся через кусты. Справа и слева от него — майор и лейтенант. Вышли на тропу. Над головой пролетали табуны гусей, низко-низко, будто дразнили, на разве сейчас до них было Копытину и Малькову?

Светало быстро, вот уже хорошо стало видно вышку у заставы, хотя до нее было около двух с половиной километров. Медленно сокращалось расстояние. Но вот из ворот заставы выскочили пять всадников и галопом понеслись по тропе навстречу офицерам.

Первым осадил коня старшина заставы сержант Останин и, спрыгнув на землю, сразу же подошел к нарушителю, стянул с его головы одежду. На землю упал небольшой пистолет; сержант отбросил его ногой в сторону и, внимательно осмотрев одежду нарушителя, помог надеть ему бриджи, а свитер передал майору: может, в воротнике ампула.

— Ведите его! — приказал майор солдатам и повернулся к Останину: — Ты, старшина, с лейтенантом еще раз осмотри место задержания и познакомь его с участком. К броду на Щучьей протоке я подошлю коней.

Мальков и Останин вернулись к обеду. Начальник заставы встретил Малькова на крыльце. В глазах веселости и лукавства больше обычного, а стеком постукивал он о голенища с подчеркнутой небрежностью.

— Ну как, пулеметчик?! Говорил я, что не даст граница скучать, теперь сам убедился. Не часто бывает, что шпион в руки лезет. Теперь слава надолго! Держался ты для первого раза молодцом. Вот так, пулеметчик. Ну а теперь обедать. После обеда — конную проводить будем. Ты тоже в строй.

Малькову была приятна похвала начальника заставы, но разговор о славе и, главное, тон, каким это было сказано, немного смутили его. Как-то сразу неспокойно стало на душе; а когда в столовой, куда лейтенант пошел со старшиной, встретил его ефрейтор Сподай и, приглаживая ладонью свой рыжий ежик, поздравил с боевым крещением и, будто между прочим, вставил: «Ничего, гусь солидный, кажется» — и в это время улыбался так же снисходительно, как и рядовой Присяжнов при разговоре об «Уровских волнах», — после этого лейтенант почувствовал, что и он, и майор сделали что-то не так, как нужно, и все солдаты знают об этом.

Вечером они с майором играли в шахматы, майор был в ударе и легко выиграл у лейтенанта все партии. А в полночь вновь за спиной лейтенанта закрылась калитка заставы. Была такая же ночь, как и вчера, те же высокие, подмигивающие звезды, та же тишина, но сегодня ночь, звезды и тишина были какими-то особенными, немного торжественными и тревожными — вчера лейтенант шел с ружьем на охоту, сегодня шел в свой первый наряд со старшиной заставы. Лейтенант не первый раз встречался с ночью во время службы: тревоги бывали и в училище, и в полку; но он знал, что это учебная тревога, противник условный и никакого вреда не причинит, если даже ошибешься, а здесь ошибаться нельзя, в этом Мальков уже убедился. Здесь нет условностей.

Как только они отошли от заставы, сержант взял автомат на грудь. Лейтенант расстегнул кобуру. Никогда не поверил бы Мальков, если бы рассказали ему, что кусты и трава могут измениться за сутки — вчера ночью были обычными, почти незаметными, сегодня стали выше, разрослись будто специально, чтобы скрыть за своими листьями притаившегося человека.

Каждый день и каждую ночь делал лейтенант для себя открытия. Он уже знал, что солдаты изучили привычку начальника заставы постукивать стеком по голенищу, когда тот в хорошем настроении. Тогда они смело обращались к нему по любому вопросу. И избегали встречи, когда майор подталкивал вверх козырек фуражки стеком. Мальков уже стал привыкать к новому укладу жизни, к тому, что сутки на заставе не имеют ни начала ни конца, находил время читать не только инструкции и наставления, но и взял из заставской библиотеки «Сказание о казаках». Ему понравилась книга, и он в один из вечеров хотел пересказать наиболее взволновавшие его эпизоды Копытину, но тот, не дослушав, заговорил о предстоящем ремонте заставы, а потом, как бы между прочим, заметил:

— У нас так: или служба, или книги.

— Почему? — невольно вырвалось у Малькова.

— На книги время надо, а где оно?

— В шахматы меньше играть.

— Ого! — майор усмехнулся, подтолкнул стеком козырек фуражки. — И я читаю, пулеметчик. Когда есть время.

Они замолчали. Майор продолжал делать записи в книгу службы, лейтенант — составлять расписание занятий на следующую неделю.

В тот вечер Мальков, читая инструкцию, сделал для себя еще одно открытие: охотиться вблизи границы запрещается. Он хотел получить разъяснение у начальника заставы, думая, что, возможно, не так понял прочитанное, но майор Копытин вернулся с ужина, когда до выхода в наряд оставалось несколько минут.

Сегодня старшим был Сподай. Маршрут — проверить следовую полосу всего участка заставы.

Не удалось поговорить Малькову с майором Копытиным и утром. На рассвете они с ефрейтором вернулись на заставу и зашли в канцелярию, чтобы доложить о том, как прошла служба, но майор не стал слушать доклада.

— Быстро, пулеметчик, завтракать и — в отряд. В девять совещание. Срочное. Я говорил, рано, мол, тебе еще по совещаниям разъезжать, но… В общем, выезд через тридцать минут.

Все, о чем говорили на совещании, для Малькова было ново и интересно. Он старался не пропустить ни слова. После нескольких докладов начальников застав об обстановке к трибуне подошел начальник отряда, невысокий светловолосый полковник, и неторопливо заговорил:

— Округ может проверить нашу боеготовность: действие по отражению вооруженной бандгруппы.

Полковник говорил, что нужно сделать, готовясь к этой проверке, а Мальков старался записывать за ним.

— Все ясно? — закончил свое выступление полковник вопросом.

— Так точно! Ясно!

После небольшой паузы начальник отряда заговорил о другом:

— Прежде чем закрыть совещание, хочу, товарища офицеры, ознакомить вас с двумя документами. Вот они. — Полковник показал два листка с отпечатанным на машинке текстом и резолюциями на углах, сделанными красным карандашом. — Это — представления к медалям майора Копытина и недавно прибывшего к нам лейтенанта Малькова.

Полковник начал читать представление на Копытина. Герой, и все тут. Не только медаль, а и орден не жалко. Малькову захотелось встать и сказать: «Не так все было», но он сдержал себя, считая неприличным перебивать полковника.

— А вот резолюция на этом документе: «Наказать правами начальника отряда».

В вале задвигались, заулыбались, вполголоса заговорили: «Копытинская шутка». Полковник сделал паузу, выжидая, пока вновь наступит тишина.

— Это уже не шутка! Кому доложил Копытин, что нарушитель задержан во время охоты?! Чему учит молодого офицера?! А молодой тоже — хорош!

Мальков все ниже и ниже опускал голову. Он чувствовал, как краснеют уши и горят, будто надрали их. Ему хотелось крикнуть: «Я же не знал! Не знал!» Но он не крикнул, а еще ниже опустил голову, думая с презрением о себе: «А узнал, что предпринял? Времени не хватило?»

Он представил довольное лицо майора, снисходительную улыбку ефрейтора Сподая, и ему стало еще больше ее по себе, С запозданием начал он мысленный спор с Копытиным.

«Я же вам, как отцу, поверил, а вы…»

«Ого!»

«Кому такая слава нужна?!»

«Учить, значит, собрался? Ну, ну!»

«Ложь на границе!»

Мальков представил себе, как Копытин подтолкнет стеком козырек фуражки вверх и спросит с ухмылкой: «Оперился, значит? Не рановато ли в учителя?» Мальков представлял себе это и продолжал мысленный спор с майором, уже не слушая, о чем говорят офицеры.

Подчиняясь команде, он встал и направился вместе со всеми к выходу. Пожилой майор положил ему руку на плечо и сказал негромко:

— Не ведаешь, лейтенант, где потеряешь, где найдешь.

Мальков не ответил. Думал: «Честь потеряна, чего же искать взамен». Медленно, будто нес непомерную тяжесть, шел Мальков к машине. Отрывисто бросил шоферу: «Домой!» — и больше до самой заставы не проронил ни слова. На шофера не смотрел, боялся встретить осуждающий взгляд солдата: казалось ему, знает шофер все, о чем говорил на совещании начальник отряда. Продолжал мысленный спор с Копытиным. Намеревался все высказать ему вслух. Но когда приехал на заставу и, вылезая из машины, увидел стоявшего на крыльце майора, вначале его сапоги и стек, необычно мягко, будто задумчиво, постукивающий по голенищу, а затем лицо — совершенно спокойное, то подумал: «Не поймет он!» — и доложил о прибытии по-уставному.