Камень в мой огород. Только не знаю, она сердится за то, что я заговорила об аварии, или за то, что была со второй семьей, когда она случилась.

Мне хочется верить, что Кара не прикоснулась бы к спиртному, живи она по-прежнему под моей крышей. Что, останься она со мной, мы бы не оказались в больнице. В отличие от Люка, всегда поглощенного волками, я бы следила за тем, чем занята дочь, и ни за что не выпустила ее из дому на ночь глядя в будний день. Но историю всегда легко переписывать задним числом. Если быть честной, даже выбери Кара меня, а не отца в качестве опекуна, с равным успехом это я могла в прошлый четверг выслушивать мольбы Кары приехать и забрать ее с вечеринки.

Несколько раз получалось так, что я смотрела на свою жизнь будто со стороны и могла проследить, как добралась до этого мгновения. Первым стало утро, когда я прочла записку от Эдварда, где он сообщал, что ушел из дома. Вторым – моя свадьба с Джо, когда я чувствовала себя по-настоящему счастливой, возможно впервые в жизни. Третьим мгновением стало рождение близнецов. А четвертый происходил сейчас, и в эпицентре кошмара оказалась моя первая семья, вновь собравшаяся вместе и связанная запутанными нитями вокруг энергичной личности Люка. Будьте осторожны в своих желаниях!

– Можешь сказать папе, чтобы посадил меня под домашний арест, – говорит Кара. – Когда он очнется.

У меня не хватает духу поправить ее: «если», а не «когда».

Вот и получается, что моя дочь не единственная лгунья в этой палате.

Я познакомилась с Люком, когда мне поручили сделать репортаж для местных новостей. Я была уверена, что стану следующей Кэти Курик, даже если пока приходится вкалывать на передовой Нью-Гэмпширского телевидения. Не важно, что порой ведущие делали свою работу так плохо, что просмотр видеозаписей превращался в своеобразную игру в «бутылочку» – каждый раз, когда слышала неграмотную речь, я делала глоток вина и часто опустошала целую бутылку за тридцатиминутный выпуск новостей. Моя работа состояла в том, чтобы готовить трехминутные истории о странных, грубых, выдающихся жителях штата и рассказывать их в самом конце вечернего выпуска новостей.

Я встречалась со многими чудаками: женой фермера, которая наряжала кошек в сшитые вручную костюмы и фотографировала их, воссоздавая известные картины; булочником, случайно создавшим смесь из чеддера и укропа, имевшую поразительное сходство с губернатором; миниатюрной блондинкой, преподававшей в начальных классах и заодно выигравшей конкурс лесорубов в северной стране. Однажды мою съемочную группу, то есть меня и помощника с камерой, отправили в единственный зоопарк в Нью-Гэмпшире, сонное маленькое заведение в районе Манчестера, где предлагали конные прогулки, знакомство с обитателями молочной фермы и скудную коллекцию диких животных.

Идею репортажа нам подал один зритель, который привел ребенка в зоопарк и с удивлением обнаружил толпу, собравшуюся вокруг небольшого вольера, где содержались волки. Как оказалось, местный смотритель Люк Уоррен ночует и проводит часть дня вместе с хищниками. Сначала его босс был уверен, что это попытка самоубийства, но затем понял, что волки приняли Люка в стаю, и начал всячески поощрять его обитание в вольере в рабочие часы парка. Опасный аттракцион увеличил выручку в четыре раза.

Когда мы с оператором Альфредом подошли к вольеру, нам пришлось протискиваться сквозь толпу, выстроившуюся вдоль ограждения. Внутри находились пять волков и один человек. Люк Уоррен сидел между двумя хищниками, и каждый весил более ста фунтов. При виде нас он направился к двойным воротам вольера, а люди перешептывались и указывали на нас. На ходу Люк здоровался и отвечал на вопросы о волках, а затем направился к оператору.

– Вы, должно быть, Джордж, – сказал он.

Я шагнула вперед:

– Нет. Это я, и меня зовут Джорджи.

Люк рассмеялся:

– Я представлял вас совсем по-другому.

Я могла бы сказать то же самое, поскольку ожидала, что этот парень окажется не менее чокнутым, чем остальные. У большинства героев новостей, с которыми я беседовала, эксцентричность граничила с психическими проблемами. Но Люк Уоррен, высокий и мускулистый, с русыми волосами до плеч и прозрачными голубыми глазами, на мгновение заставил меня забыть, зачем я здесь.

– Дайте мне минуту, чтобы переодеться, – попросил он, расстегивая молнию потрепанного комбинезона, из-под которого проглядывала униформа смотрителя зоопарка цвета хаки. – Волки привыкли к моему запаху, но, боюсь, эта одежда скоро сможет стоять без меня.

Он исчез в хибарке сторожа и через мгновение вернулся, умытый, с чистыми руками и аккуратно собранными в хвост волосами.

– Вы не возражаете, если мы будем снимать? – спросила я.

– Да, конечно.

Он повел нас к скамейке, откуда открывался лучший вид на вольер позади, потому что, по словам Люка, настоящими звездами передачи должны стать волки.

– Снимаю, – предупредил Альфред.

Я чинно сложила руки на коленях:

– Вы уже некоторое время ночуете в вольере…

– Четыре месяца, – кивнул Люк.

– Каждый день?

– Да. Я настолько привык, что в вольере мне спится лучше, чем в своей постели.

Мне стало интересно, что творится в голове у этого парня. Четыре месяца спать вместе с дикими животными… Для этого надо или страдать от психического расстройства, или очень хотеть привлечь к себе внимание. Мелькнула мысль, что он нацелился на собственное ток-шоу на телевидении. В те дни многие так делали.

– А вы не боитесь, что волки нападут на вас во сне?

Люк заулыбался:

– Не буду врать, в первую ночь в вольере мне было совсем не до сна. Но в целом волки гораздо больше боятся людей, чем принято думать. Я позволил им учить меня, вместо того чтобы командовать, поэтому на данный момент стая приняла меня как младшего члена.

«Определенно, психическое заболевание», – мелькнула у меня мысль.

– Тогда я задам напрашивающийся вопрос: зачем?

Люк пожал плечами:

– Я считаю, что наблюдения со стороны недостаточно, чтобы понять сущность волка. Большинство биологов со мной не согласятся и скажут, что можно наблюдать за взаимодействием внутри волчьей стаи через объектив фотокамеры и делать выводы, основываясь на том, что нам известно о поведении людей. Но разве это не ущербная логика? Если вы хотите понять волчий мир, надо в нем жить. Вы должны говорить на их языке.

– То есть вы знаете волчий язык?

Люк усмехнулся:

– Можно сказать, свободно владею. Могу и вас научить некоторым фразам. – Он поднялся, поставил ногу на скамейку и наклонился ко мне. – У волков есть три разновидности воя, – пояснил он. – Есть поисковый вой, он рассказывает о местонахождении всех стай в этой местности. Не только о своей стае, но и о соперниках. Предупреждающий вой звучит немного глубже. Он предостерегает о том, что лучше держаться подальше; это способ защитить территорию и семью в ее границах. Третий тип воя – это зов. Он похож на классический вой, который вы слышите в голливудских фильмах, – скорбный, меланхоличный. Его издают, если член стаи потерялся, и ученые привыкли думать, что он выражает горе, но на самом деле это звуковой маяк. Он помогает пропавшему волку найти дорогу домой.

– Вы можете продемонстрировать?

– Только с вашей помощью, – галантно заявил Люк.

Он потянул меня за руку, и мне пришлось встать.

– Сделайте глубокий вдох, наполните легкие. Задержите дыхание как можно дольше, а затем выдохните. На третьем выдохе выпускайте звук.

Он трижды вдохнул, приложил ладонь ко рту, и протяжный звук, состоящий из двух тонов, заметался по вольеру, взмывая над верхушками деревьев. Волки с любопытством подняли головы.

– Попробуйте, – предложил Люк.

– У меня не получится…

– Еще как получится. – Он сзади положил руки мне на плечи.

– Вдохните, – наставлял он. – Выдохните. Вдох… выдох. Вдох… Готовы? – И, наклонившись вперед, прошептал мне на ухо: – Отпускайте.