Вершина Брэй. Смотрю на склон — крутой, бесконечный.
Побежишь на верную смерть?
Да.
Ну давай, голубенький, попробуй!
Никакой я, блин, не голубой. Я побегу вниз. Вы все увидите. Побегу так, как бегают только настоящие парни.
И я бегу вниз, будто мне ничего не страшно. Как первый ардойнский смельчак. Вот так-то.
Быстрее, быстрее! Давай, лети, голубок!
Блин! Тело не успевает за ногами.
— Ноги, прием, вы меня слышите? Конец связи.
— Мозг, это ты? Это ноги, связь плохая…
Приказ до ног не доходит. Я потерял управление.
— Связь прервалась, — докладывают из Мозгового центра управления.
Теряю управление, дальше все как в замедленной съемке. Я — Стив Остин.
Хрясь! Ударяюсь о землю. Ничего не чувствую. Еще раз. Опять ничего. Я — прыгающая бомба, как в том филиме. Еще один удар. На сей раз он приходится по колену, и я это ощущаю. Слышу, как что-то хрустит. Во всем теле покалывает.
Катится, катится, катится гей, катится вниз по склону Брэй.
Встал вмертвую. Вмертвую встал. Вмертвую. А сколько у человека жизней?
Мальчик Микки Доннелли того и гляди испустит дух. Но мы его починим. Уже изобрели технологию, чтобы изготовить первого на земле Биомальчика.
Футболка разодрана. Шорты грязнущие. Локти и колени исцарапаны и в крови. Губ не чувствую, голове больно.
Со стороны Яичного кто-то идет. Не хочу, чтобы меня видели. Пытаюсь подняться. Колени подгибаются. Больно повсюду. На меня смотрит какая-то девчонка. Пытаюсь бежать, но куда с такими коленями. Они все время подгибаются, я бегу, как Франкенштейн.
Вызывали, начальник?
— Ты чего, Микки?
Это Тереза Макалистер. Возвращается из своего Мира клея.
Ковыляю к проулку за Гавана-стрит.
Футболка вся разодрана — моя футболка с американским флагом! Та, которой мне должно было хватить на все каникулы. Ма меня теперь убьет. Придушит, а потом придушит еще раз. У меня за всю мою жизнь не было такой классной футболки. В ней я выгляжу как большой. И все мне завидуют.
Никто не хочет с тобой дружить, Микки.
Выхожу из проулка — все мальчишки и девчонки играют на пустыре. Они увидят, что я плачу. И Гадина Бридж, и Дрянь Мартина.
— Мамочка!
Знаю, что она на работе, а все равно зову. Слышу смех.
— Мамочка!
Добираюсь до входной двери. Она заперта. Почему у нас дверь заперта? Ее никогда не запирают. Всё сегодня против меня. Молочу кулаком, долго. Дверь открывается. За ней — Моль.
— Мамочка! — кричу в гостиную.
— Матерь Божья!
Ма вскакивает со стула.
— Ма, ты дома!
Спасибо Тебе, Боженька, за такое чудо.
— Господи Иисусе, вы только поглядите на него! Пэдди! — кричит Ма.
— Да чего вам всем от меня надо?
Пэдди высовывается из кухни, всовывается обратно. Я падаю на пол в слезах.
— Мамочка, мамочка, — рыдаю я.
Ма прижимает меня к себе. И повторяет, снова и снова:
— Что случилось? Что случилось?
Мелкая Мэгги ревет.
— Мамочка, посмотри на мою самую лучшую футболку! Вся порвалась!
— Да бог с ней, с твоей футболкой!
— А вот и нет, мамочка. Она же на все лето.
— Так лето уже кончилось, сынок. Тебе через неделю в школу.
— Через неделю? — Ой, Боженька. — Пожалуйста, не заставляй меня туда идти! пожалуйста! Я прошу тебя! Я не пойду в Святого Габриэля.
— Вы на руки его посмотрите. Ты на что упал? На бревно? — спрашивает Ма.
— На Брэй, — реву я.
— А руки-то! Господи, Микки, сынок!
Ма тоже плачет.
Я прячу руки за спину.
— Мэри, Мэри, — всхлипывает Ма, — отведи его быстренько на кухню, я не могу…
Хромаю на кухню, вижу во дворе Пэдди — он прячет что-то в конуре Киллера. Опять! Ничего себе. Я вот маме скажу. Помни, Микки, дядька из ИРА тебя предупредил. Верно, но уж Пэдди-то не сдаст меня ИРА. Или сдаст?
— Давай, Микки, садись сюда, — говорит Моль.
— Что, очень там все плохо? — спрашиваю.
— Ничего, заживет, — говорит она.
Входит Пэдди, физиономия перекошена от отвращения.
— Хнычет, как мелкая девчонка.
Терпеть его не могу. Он хуже всех.
— Ну а сам-то ты кто? — ору я. Не надо, Микки! Не надо! — А ты — подлый убийца!
Замираю. Все стоят не шевелясь, двигаются только мамины глаза — между мной и Пэдди.
— Ты что такое сказал, Микки? — спрашивает Ма.
Я смотрю на Пэдди.
— Да ничего, Ма, — говорит он. — Как всегда, наигрался с девчонками и лепит какую-то ерунду.
— Я не играю с девчонками! — Зачем он врет, я правда не играю. — И ничего я не леплю.
— Так, педик, рот заткнул живо, а то я тебя, блин, прикончу!
— Пэдди, прекрати! — Ма встает. — Микки, хватит.
— Ты что, его защищаешь?! — Такого просто не может быть! — Это он во всем виноват! Потому что он меня ненавидит! Меня все ненавидят! И вот ты теперь тоже!
— Это неправда, Микки, — говорит Ма.
— И что это вы вообще тут дома все собрались? Обсуждали меня?! — ору я. Они переглядываются. — Ага! Обсуждали.
— Рот закрой! Ты ничего не понимаешь! — обрывает Пэдди.
— Вы от меня что-то скрываете. Что?! — ору я.
— Микки, потише, — говорит Ма.
— Это ты ему скажи. — Указываю пальцем. — Ты его защищаешь, а я вообще ни в чем не виноват!
— Педик мелкий, — цедит Пэдди.
— Киллер! — восклицаю я.
Лицо у Пэдди каменеет.
— И что с Киллером, Микки? — спрашивает он.
Мне не сглотнуть. И не вздохнуть. Он все знает. Сейчас расскажет. Нет! Нет! Ему не взять надо мной верх!
— А бомба, которую ты заложил там, на улице, и…
Пэдди кидается на меня, я пытаюсь удрать. Он хватает меня сзади за футболку, она рвется на спине.
— Пэдди! — кричит Ма.
— Да что, охренели все в этом доме?! — доносится из гостиный громкий голос, который я уже почти забыл.
Нет. Не может быть. Не может быть!
Оборачиваюсь.
У лестницы, в пижаме, стоит Папаня.
Поди засни — так орут внизу. Вообще не понимаю, как Пэдди может под это дрыхнуть. Читать в темноте трудно. Хотелось выяснить, как стать великим актером и попасть в Голливуд. Но книжка какая-то скучная.
Смотрю в указателе слово «секс». Монтгомери Клифт — Ма его просто обожает. Лезу на страницу.
Ни фига себе! Ни за что бы не подумал, что он голубой. Спорим, это дурацкие сплетни. Как и про меня. Может, он просто очень хороший. Встречается и с женщинами, и с мужчинами. Я об этом раньше никогда не слышал. У актеров что, так принято?
Опять орут. Папаниных слов не разобрать. Выползаю из-под кровати. Пэдди дрыхнет. Или прикидывается.
Открывается дверь спальни. Замираю.
— Микки, ты почему не в кровати? — спрашивает Моль. Вся такая нарядная. Похоже, только что вернулась.
— Да потому. Не заснуть.
— Давай, ложись в мою кровать и спи. Мне нужно поговорить с Пэдди.
— Он дрыхнет.
— Не твое дело, давай!
Выпихивает меня на площадку и закрывает дверь.
Стою на площадке, слушаю. Из комнаты Моли и Мэгги долетают всхлипы.
Захожу, ложусь рядом с Мелкой.
— Все будет хорошо, — говорю.
— Чего он так кричит? — спрашивает она.
— Просто смеется. Честное слово, — говорю. — Ну, будто поет ей что-то и при этом делает вид, что она очень-очень далеко.
— Правда, Микки? Ты не врешь?
— Ну, что ты, — говорю. — Ты мне не веришь?
— Ты же мне сказал, что он в Америке. — Она щурит глаза. — Бридж, что ли, правду говорила?
— Конечно, нет. Он и был в Америке. А теперь вернулся, им много что нужно с мамой обсудить. А потом он обратно поедет.
— Мне не нравится, когда он дома. Пусть лучше остается в Америке, а мы останемся здесь.
— Хочешь послушать море? — спрашиваю, открыв глаза широко-широко.
Она кивает и что-то хрюкает в свою девчоночью наволочку с куклами-капустками.
— Закрой глаза, — говорю я и кладу руку ей на ухо, то, что не на подушке.
Я спасу ее от всего этого. Дую ветром ей в ушко. Я ее старший брат.
Теперь и Ма тоже орет. На нее это не похоже. Он только вернулся — и вот вам пожалуйста. Если он ее ударит, я его убью. Честное слово, пойду туда и убью.
