Annotation

Микки Доннелли — толковый мальчишка, но в районе Белфаста, где он живет, это не приветствуется. У него есть собака по кличке Киллер, он влюблен в соседскую девочку и обожает мать. Мечта Микки — скопить денег и вместе с мамой и младшей сестренкой уехать в Америку, подальше от изверга-отца. Но как это осуществить? Иногда, чтобы стать хорошим сыном, приходится совершать дурные поступки.

Пол Маквей

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

17

18

19

20

21

БЛАГОДАРНОСТИ

Пол Маквей

Хороший сын

Моей Ма

1

На свет я появился в тот самый день, когда началась Заваруха.

— Верно, Ма? — спрашиваю.

— Так она с тебя и началась, сынок, — откликается мама, и мы все смеемся, кроме нашего Пэдди. Он прыщавый и вообще урод. С такой рожей явно будет не до веселья. Я его даже едва не пожалел. У Пэдди на шее замечаю здоровенный непотребный засос. Шикарный компромат — будет чем отразить следующий его наскок!

В нос заползает приторный цветочный запах моющего средства и смешивается со сладким вкусом хлопьев во рту — мимо проходит Ма с оцинкованным ведром и шваброй. Раз Ма решила мыть двор — значит, что-то не так. Наверное, с Папаней снова беда.

— Мамуля, тебе помочь? — спрашиваю.

— Не, сынок, — отвечает она и скрывается за входной дверью.

На меня даже не взглянула. А мне за нее тревожно после вчерашнего.

— Маму-уля, тебе памо-очь? — передразнивает Пэдди писклявым голосом. — Подлиза мелкая.

— Я маме скажу, — предупреждаю я его.

— Я мамичке скажу-у… — тянет Пэдди.

Я смотрю на Мелкую Мэгги и сигналю глазами: «Не выношу этого гада, а ты?» Она отвечает так же: «Ненавижу эту жирную свинью!» Разговаривать взглядами меня научил один монах на Пещерной горе. Я тренировался, как настоящий Джедай, только вместо Светового Меча у меня было собственное лицо. И я стал прямо Люком Скайуокером. Миссия: защищать всех слабых и мелких членов семей от страшного зла — старших братьев. А теперь наша Мелкая учится у меня телепатии.

Чтобы проверить, как она усвоила урок, я посылаю ей мысль: «Ладно, не парься, его сейчас собьет машина, а потом грузовик расплющит ему башку и глаза вылезут наружу». Мелкая Мэгги фыркает. Мысль поймала. Я вообще считаю, что мы с ней — близнецы, родившиеся с разницей в несколько лет в результате важного генетического супер-эксперимента, который проводило ЦРУ.

Пэдди встает, оставив грязную тарелку на столе, как будто он король Фарух.

— Не смей эту гадость маме оставлять! — требую я.

— Маменькин сынок! — огрызается он.

— Заткнись, ты, — говорю. — У меня, по крайней мере, нет засоса на шее.

Мелкая Мэгги хихикает и давится, хлопья вылетают у нее изо рта прямо Пэдди на джемпер — совсем как у той девчонки из фильма «Изгоняющий дьявола», который я видел в молодежном клубе имени Папы Иоанна-Павла II.

— Это все из-за тебя, придурок недоделанный! — И Пэдди отвешивает мне подзатыльник.

Я пытаюсь его лягнуть, но попадаю по ножке стола.

Пэдди ржет, отряхивая джемпер.

— А еще говорят, ты у нас умный. В гимназию он пойдет! Ой, держите меня!

— Уж поумнее тебя, тупицы, — говорю. — Кстати, твоей подружке нравится, что ли, сосать прыщи у тебя на шее?

Пэдди прыгает на меня и пытается повалить вместе со стулом.

— Мамуля! — ору я в сторону заднего двора.

— Чего! — орет мама в ответ.

От ее голоса наш дом дрожит, как при бомбежке, и Пэдди сразу отпускает меня. Даже Мохаммед Али крепко подумает, стоит ли связываться с нашей мамой.

— Нет, ничего! — кричу я.

Пэдди хватает со спинки стула свой блейзер и вылетает из комнаты. Я поднимаю брови и улыбаюсь Мэгги.

— Победа за мной! — И демонически хохочу, как Граф из «Улицы Сезам».

На мамином кухонном столе черт знает что творится. Я подскакиваю к раковине, хватаю мокрую тряпку и живо несусь назад, пока Ма не вошла и кого-нибудь не прибила. Кого-нибудь, значит, меня. Хоть я и считаюсь в семье хорошим сыном, но, если Мелкая Мэгги чего набедокурит, попадает обычно мне, потому как она младшая, а мне велено за ней присматривать. Если Мэгги, например, меня подожжет, мама все равно мне же и открутит голову за то, что я подпустил сестру к спичкам.

Вытирая стол, вижу в матовом стекле свое отражение. На нем я очень похож на маленького негритенка — мы для таких собираем посылки в школе. Я им обычно отправляю молочную рисовую кашу. Консервные банки с этой кашей нам выдают бесплатно в социальном центре, потому что мы — бедные, и присылают их из особого места, которое называется «Съедобная гора» — она вся состоит из банок с рисовой кашей и говяжьей тушенкой. Она, наверное, где-то в Швейцарии.

Я когда-нибудь стану президентом Ирландии. Я буду ужасно хорошим и добрым президентом. Всех голодающих маленьких негритят перевезу в Белфаст, где беднякам бесплатно раздают еду, и здесь они смогут жить в новых домах — вроде тех, которые сейчас строят в конце нашей улицы.

Негров я вообще-то видел только по телевизору. Кроме тех, которые голодают в Африке, есть и другие, которых насильно увезли в Америку и сделали там рабами — это, конечно, было не очень красиво, но там им, по крайней мере, дали хоть какую-то одежду. По Америке ходить голышом не разрешается. По Белфасту тоже. Ну, разве что в районе у протестантов. Протестантов я тоже видел только по телевизору.

— Микки, ну хватит ворон считать! — Мэгги тянет меня за рукав. — В школу опоздаешь.

Я швыряю тряпку в раковину и бегу через гостиную наверх. К себе в комнату пробираюсь на цыпочках, чтобы не разбудить Папаню. Ма все-таки его впустила, когда он пришел среди ночи и начал колотить в дверь. Он привел с собой каких-то чужих дядек. Я стоял на верхней площадке и все слышал. Я рассказал Пэдди, что они говорили про какие-то деньги, а еще, что Папаня плакал. Дядьки пообещали, что сегодня придут снова.

Пэдди думал, что на этот раз Папаня уже не вернется. Думал он! Когда Пэдди пытается думать, ничего путного у него не выходит. А Папаня все равно каждый раз возвращается.

Хватаю портфель, бегу вниз, обратно на кухню.

— Ма, я пошел! — кричу во двор.

— Умыться не забыл? — откликается она.

— Не!

Смотрю от двери на Мэгги, делаю вид, что ковыряю пальцем в носу и вытираю сопли о джемпер. Она смеется в ладошку. Ей кажется, я вроде этих, из телевизора. Вроде «Лорела и Харди» или «Эббота и Костелло». Мы в них иногда играем. Мэгги говорит: нечестно, что мы никогда не играем в смешных девчонок, а я ей на это — не я же виноват, что смешных девчонок не бывает. Если бы бывали, их бы показывали по телевизору, верно?

Показываю, что вскакиваю на коня и мчусь вперед, огибаю стол и стул, проскальзываю в полуоткрытую дверь гостиной, объезжаю Папанин стул, потом диван.

— Чем-пи-он, вол-шеб-ный конь! — пою, отдавая салют телевизору. Галопом — через входную дверь. Мэгги бежит следом.

— Только на улице так не делай, Микки! — просит она.

Можно подумать, это ей велено за мной присматривать.

— Я ж не дурак, — говорю. — Давай дуй обратно. И заталкиваю ее назад в гостиную.

Пустырь перед нашим домом превращается в бескрайнюю прерию, а древние полуразвалившиеся домишки справа — в заброшенный город времен Золотой Лихорадки, где-то на Диком Западе.

Чемпион уносит меня в сторону заката.

— И который, мистер Доннелли, по-вашему, час? — спрашивает мистер Макманус.

Я стою в дверях, разглядывая носки ботинок.

— Извините, сэр.

Смешной он тип, наш мистер Макманус, — ругает меня за опоздание, но я-то знаю, что ему наплевать, я же телепат. Очень мои способности помогают, когда надо узнать, что человек взаправду думает, а что нет. Сейчас мистер Макманус только понарошку сердится, а я делаю вид, что мне стыдно.