— А я не испугался. Я знал, что ничего не будет, — говорю.

Трусы-удивительной-красы смотрит на меня так, будто поверила. Путешественник стоит перед Куклами, но они не шевелятся. Тогда он сдается и отходит к окнам. Отдергивает занавеску, выглядывает наружу. Внутрь врывается свет, озаряет Кукол. Они оживают.

Вопли отовсюду. Вампиры, только наоборот — оживают от света. Кто это придумал? Какой опупевший гений? Может, этот актер? Остальные бы не додумались, точно. Даже мой ангел Мартина.

И тут — какое-то движение в углу. Что-то поднимается из-за перегородки. Это гадина Бридж. Лицо у нее тоже выкрашено в белый цвет, но на щеках черные круги, а не красные, как у остальных. Все Куклы смотрят на нее и кланяются. Господи Иисусе! Я больше не могу. Бридж — она… она… Королева Кукол. Кажется, глаза у меня выпучились так, что вот-вот выскочат. По рукам и ногам бегают мурашки. Королева указывает пальцем на Путешественника, ее безумные глаза говорят: «Взять его». Куклы начинают на него надвигаться, а он все смотрит в окно.

— Тебя сейчас схватят! — ору я.

Он не поворачивается. Не слышит — он где-то на Северном полюсе. Поворачивается, только когда ему сжимают шею. Он хрипит, плюется — его душат. Куклы окружают его, руки у них изуродованы — все пальцы, кроме большого, срослись в один толстый палец, и они ими пощелкивают. Путешественник падает — такая смерть в замедленной съемке — а они его щиплют.

— Помогите! — стонет путешественник.

Девчонки визжат. Он оседает на пол. Куклы расступаются, оставив просвет в середине. В центр выходит Королева, поднимает руки над головой. Потом опускается на колени, широко открывает рот, показывает нам огромные зубы-клыки. Кидается вперед и впивается Путешественнику в живот. Боженька, да она его ест! Тут на него кидаются и другие Куклы. Они рычат, урчат, отрывают от него куски. Он кричит. Мы кричим. Потом Путешественник издает совсем здоровенный крик и садится, глядя прямо на нас. Поднимает руку — как будто мы с ним там, в снегу, как будто он с нами здесь, в гараже. Но он не здесь. Мы не там. Мы ничем не можем ему помочь.

Он падает и умирает.

Куклы улыбаются. Вытирают окровавленные рты о рукава, а окровавленные руки — о платья. Выстраиваются за перегородкой и медленно опускаются — можно подумать, лифт увозит их вниз, в ад.

— Конец! — возвещает страшный и ужасный голос.

Зал так и взрывается. Все подскакивают и вопят. Выходят Куклы, Путешественник поднимается, все они вместе кланяются. Мы хлопаем и хлопаем. Актеры переглядываются, улыбаются. Мы с Мэгги глядим друг на друга. Ну надо же, как нам повезло! Какой класс, что мы все это увидели! А вы только представьте, каково быть настоящим актером. Все тебя любят. Все, решено. Обязательно стану актером. Тогда я точно попаду в Америку. В Голливуд.

— Так, давайте отсюда, нам нужно прибраться, — требует Бридж.

Все кидаются к двери, чтобы первыми рассказать тем, кто не попал внутрь.

— С ума сойти, да? — говорит Мэгги.

— Я ничего более прекрасного не видел за всю-всю-всю свою жизнь.

— И я за всю-всю-всю свою жизнь.

— И мы вместе смотрели!

Я бросаю на нее наш особенный взгляд — мы договорились больше ни на кого так не смотреть — и она бросает на меня точно такой же. Выходим, на улице к нам подбегают ребята.

— Я стану актером, когда вырасту, — говорю.

Мелкая в этом ничуть не сомневается, и лицо ее тут же озаряет ослепительная улыбка.

Я буду тут ждать. Если понадобится — целый день. Пока Мартина не выйдет — я ей скажу, как она обалденно играла. Нет, надо сходить за Киллером, чтобы она остановилась, чтобы я ей понравился, тут-то я ей и выложу, какая она обалденная, и кто знает, что из этого будет дальше. Кроме того, хочется узнать, кто играл этого таинственного персонажа.

Выходит Деки. Вожак пацанской компании. В зале я его не видел. Вообще не думал, что он ходит на спектакли. Может, это он тот актер? Вожак пацанов и главная у девчонок играют вместе, как в «Бриолине»?

— Офигительный спектакль, Деки, — говорю наугад. А он, представьте, кивает. — Просто круче вообще ничего не бывает. — Иду за ним следом. Он не посылает меня куда подальше, так что я оставляю Мэгги и шагаю с ним рядом. — Как они на него накинулись? Вообще круто.

— Ага, — кивает.

Раньше он мне никогда даже и слова не сказал. Сойти с ума. Может, мне удастся с ним сегодня поговорить. Может, мы подружимся. И в Габриэле будет друзьями. Только мне никак не придумать, что бы еще сказать.

— Я бы хоть сейчас посмотрел все снова.

Пытаюсь прочитать, что у него написано на лице. Он сплевывает на землю.

Иду за ним до угла. Дальше мне уже никак — разве что он что-нибудь скажет. Нос к носу сталкиваемся с бритским патрулем. Я на них не гляжу. Деки сплевывает на землю почти им под ноги. Я держусь чуть сзади.

— А здорово было бы в следующем сыграть, — бросаю.

Сам не верю, что у меня такое вылетело.

Он останавливается, оглядывает меня с ног до головы.

— С девчонками? Как этот мозгляк? — Хохочет. — Ну, с тебя станется. — Доходит до угла Яичного поля. — Ты чего это за мной увязался? — Оборачивается.

Я застываю. Давай, импровизируй. Покажи, на что ты способен.

— Мне в магазин, — говорю, в том смысле, что: «Да ты чего? Больно мне надо за тобой увязываться!»

— А, ну-ну, — говорит он, почти не разжимая губ.

Не поверил. Для убедительности я перебегаю через дорогу к новой лавке Маквилланов. Вот это игра так игра. Как в настоящем кино. По телевизору говорят, что это называется «вжиться в роль».

У дверей останавливаюсь. У меня же нет денег. Черт. Оглядываюсь — он все стоит. Шарю по карманам в поисках десяти пенсов, зная, что их там нет. Изображаю на лице: «Где мои деньги?» А потом: «Нигде нет! Кошмар, ужас!» И под конец: «Потерял, блин!» Поднимаю глаза — Дики ушел. Старинная считалка: «Раз-два-три — а теперь смотри». Непростая штука. Но Специалисту по Взглядам, вроде меня, это раз плюнуть. Кстати, специальный взгляд и актерская игра — это одно и то же. А этим я занимаюсь всю свою жизнь.

— Тебе чего? — спрашивает миссис Маквиллан.

Маквилланов никто не любит, потому что они цыгане, хотя у них и есть дом. Никто у них ничего не покупает, потому что от них плохо пахнет. Говорят, у них чего ни купи, от всего слышна эта вонь. Мне плевать, кто там что говорит, Маквилланы мне всегда делали только хорошее, да и мамочка их любит.

— Я деньги потерял.

Вру. Вернее, играю.

— Да ты что, сынок?

— Ходил в гараж на спектакль — видимо, выпали, когда садился.

— С деньгами, сынок, нужно поаккуратнее.

— Знаю, миссис Маквиллан.

— Как там твоя мамуля? — спрашивает она так, будто Ма при смерти.

— Нормально, — отвечаю.

— Тяжко ей, наверное, теперь, без папы?

Ма страшно бы рассердилась, если бы узнала, что про нее сплетничают, — разнесла бы этот дом по щепочке, никакого бульдозера бы не понадобилось.

— У тебя ведь и не было никаких десяти пенсов, да? Мне-то можешь сказать.

Блин. Раскусила меня.

— Не было, миссис Маквиллан, — говорю. — Я просто…

— Ш-ш, ни слова, я все поняла. — Вид у миссис Маквиллан такой, будто она сейчас заплачет. — Вот, сынок, держи, твоя мама всегда ко мне хорошо относилась.

Кулек конфет за десять пенсов.

— Спасибо вам, миссис Маквиллан.

Кто бы мог подумать. Я-то всегда считал, что она жмотина, а не ардойнская Мать Тереза.

— И скажи своей мамуле, что я всегда поверю ей в долг. — Ма никогда и ничего не станет брать в долг. — Я видела, как к вам Минни заходила, — шепчет. — Беги давай к своей мамочке.

Бегу по улице мимо стенки. У нас только одна Минни. Минни-Ростовщица. Но Ма никогда в долг не берет, чего же Минни у нас понадобилось?

Влетаю в дом, Ма так и подскакивает. Зажимает что-то в кулаке, а кулак прячет под себя.

— Как, здоров, сынок? — спрашивает Минни своим писклявым голоском и улыбается.

— Мамочка, у тебя все хорошо? — выпаливаю я.