Часто она думала: «Может быть, он все-таки Придет?» Но Герман не приходил.

Воздух становился теплее. Пахло землей, травами и елью, пустившей молодые побеги. Из леса доносились запахи плодородной почвы. В голосах людей слышалась бодрость и уверенность.

Христина чувствовала себя лучше, бодрее. «Завтра я встану!» — говорила она каждый день, но — странно — она испытывала постоянно такую страшную усталость. Однажды утром Христина сильно закашлялась и вдруг ощутила во рту незнакомый вкус, испугавший ее. Она взяла носовой платок. Кровь.

Платок она спрятала от Бабетты.

— Ну, как ты сегодня себя чувствуешь? — спросила Бабетта.

Христина была необычно молчалива.

— Я не особенно хорошо спала, — ответила она.

15

Рыжий работал на своем огороде с раннего утра до поздней ночи и считал дни. Наконец он радостно объявил:

— Завтра они приезжают!

И засопел.

Никогда еще не видели они Рыжего таким франтом. На нем было его светлое пальто и черный котелок — он был немного велик и сползал на уши. Вокруг шеи был повязан зеленый шерстяной шарф. Рыжий занял у Бабетты ручную тележку и после обеда рысью стал спускаться с горы, таща тележку за собой. Он боялся опоздать, но на станции пришлось ждать еще целый час.

Когда подошел поезд, у Рыжего все завертелось перед глазами. Но Эльзхен он узнал сразу, хотя и не видел ее пять лет. Она была все так же черна, как цыганка, и ее орлиный нос тоже не изменился. Он тотчас же заметил, что у нее появились новые белоснежные зубы, ослепительно сверкавшие на ее темном, удлиненном лице. Эльзхен была выше и шире в плечах, чем большинство женщин. Да, она здорово раздобрела за последние годы, пожалуй даже слишком. А руки у нее были что твои ляжки. Зато такими руками крепко ухватишь!

Эльзхен искала его глазами и узнала, лишь когда он вплотную подошел к ней.

— Не может быть! — закричала она. — Да я бы тебя ни за что не узнала, Петер, — ты стал настоящим франтом!

— Ну-ну, — пролепетал Рыжий и побагровел от смущения. — Наконец-то вы приехали! — А этот маленький мальчик, должно быть, его Роберт, его маленький Роберт? — Далекий же вы проделали путь!.

Эльзхен громко рассмеялась, ее новые зубы сверкали.

— Да это вовсе не Роберт! — сказала она. — Вон стоит Роберт. Это же Конрад!

— Конрад?

Да, это маленький Конрад, сын ее покойной сестры Розы. Она ведь писала ему об этом, когда Роза умерла. Роза? Роза? Он смутно припоминал, что слышал о какой-то Розе, но о мальчике этой Розы он никогда ничего не слыхал. У него голова пошла кругом от этой встречи, о которой он годами мечтал. Так, значит, вот этот, с рыжими волосами и вздернутым носом, — его Роберт?

— Наши вещи! — закричала Эльзхен. — Поезд не будет стоять вечно! — Она привезла с собой массу багажа: чемоданы, ящики, коробки, пакеты — не перечесть.

Рыжий взгромоздил багаж на тележку. Хорошо еще, что он занял у Бабетты тележку!

Эльзхен осмотрелась по сторонам.

— Какое у вас здесь ровное место! — разочарованно сказала она. — Совсем нет гор. И к тому же еще начинается дождь. Моя новая шляпа! — На ней была маленькая городская соломенная шляпка.

Рыжий вытащил из кармана желтый носовой платок и покрыл им шляпу Эльзхен.

— Так хорошо? — спросил он.

Да, гор здесь нет, но есть красивые холмы и чудесные леса, все это она увидит завтра; сегодня, к сожалению, погода плохая. Тут только Рыжий вспомнил, что принес с собой конфеты для Роберта; он вытащил сверток из кармана и отдал мальчикам, чтобы они поделились. Ну что ж, можно трогаться? Маленький Роберт хотел везти тележку, Конрад хотел ехать на ней. Пришлось удовлетворить их желания.

Толкая тележку вперед, Рыжий украдкой поглядывал на Эльзхен. Какое на ней красивое пальто, совершенно новое! И она даже в перчатках!

— Ты, надеюсь, не очень устала с дороги, Эльзхен? — спросил он.

Нет, устать она не устала, но очень проголодалась.

— Нам еще далеко? Ах, какой противный дождь!

Нет, не особенно далеко. Еще с полчаса ходьбы, а еды найдется вдоволь.

Когда они добрались до Борна, начало смеркаться.

— Теперь близко, — сказал Рыжий. — Вот в этом домике живет Бабетта.

Эльзхен остановилась.

— А крыша-то еще соломенная! — воскликнула она. — Знаю я эти старые дома: мыши и крысы в них так и бегают.

Еще несколько шагов — и они у цели. Рыжий отворил калитку. Было уже довольно темно, но светлая прямая дорожка, которую он утром тщательно посыпал песком, была видна.

— Это вот твой сад? — спросила Эльзхен. Ее голос прерывался от разочарования.

Да, это его сад. В нем четыре моргена. Эльзхен долго молчала.

— Но ведь в нем ничего не растет!

Рыжий запротестовал. Завтра она все увидит. Здесь есть овощи и салат, картофель и клубника, он посадил даже кусты: редкий сорт флоксов, четыре сорта темносиних рыцарских шпор, розы и глицинии. В будущем году, разумеется, все примет совсем иной вид, для этого нужно время.

— А это, должно быть, твой дом? — спросила Эльзхен и отрывисто засмеялась. Ах, как неприятно звучал ее смех!

Да, это его дом. Рыжий только недавно кончил его; в будущем году он продолжит постройку, и тогда дом станет вдвое больше.

Эльзхен снова засмеялась неприятным смехом. Ну, он должен был сообщить ей, она должна была бы знать об этом! Да ведь это просто беседка, — где же они все поместятся?

Где поместятся? Место найдется для — всех. Места достаточно.

Рыжий вошел первым и зажег лампу. Стол был уже накрыт, на нем лежали хлеб, колбаса, сало и сыр, сколько душе угодно, стояли кувшины с пивом и молоком. Сейчас Рыжий согреет кофе. Он с гордостью осматривал роскошное угощение.

Эльзхен сидела на стуле в унылой позе; ее темные, почти черные, немного грустные глаза перебегали с одного предмета на другой. Она никак не могла решиться снять пальто и шляпу.

— Да где же мы тут все поместимся? — повторила она. Он должен был написать ей, она обождала бы, пока дом будет готов. На лесопильне у них были большие комнаты, настоящие залы по сравнению с этой кухней. Коридор перед ее комнатой был больше, чем весь этот дом. И чем они будут здесь питаться? — продолжала Эльзхен. Можно быть какого угодно мнения о Руппе, но что касается еды — он никогда не скупился. На обед у них почти всегда был мясной суп, а по воскресеньям — еще и жареная свинина с клецками. А здесь что будет?

— Все найдется, Эльзхен! — ответил несколько задетый, но в то же время оробевший Рыжий. — На будущий год у нас будут свиньи и куры, может быть и коза. Нужды мы, конечно, терпеть не будем. Да ты раздевайся, Эльзхен, и садись кушать!

Эльзхен нерешительно стянула пальто и села к столу. Лишь теперь Рыжий мог как следует разглядеть ее. Она не стала моложе за эти годы, разумеется, и видно было, что поработала она вдосталь — глубокие складки залегли на лице. Но вид у нее был здоровый и крепкий. Непривычные белые зубы делали ее лицо чужим. Своего Роберта он тоже рассмотрел лишь теперь. У него были серо-голубые глаза и упрямое лицо, густо усыпанное веснушками. Больше всего понравились Рыжему его крепкие зубы. Такие точно крепкие, здоровые зубы были у Рыжего, когда он был мальчишкой.

— Ну, Роберт, — сказал он, — ешь хорошенько, чтобы вырасти сильным мужчиной! И ты тоже, Конрад!

Конрад был светловолос и хрупок; на вид он казался года, на два моложе Роберта. У него были светло-голубые глаза, светлее незабудок, и немного бледное лицо. Но здесь, на свежем воздухе, это скоро пройдет.

— Значит, его зовут Конрад? — переспросил Рыжий. — Я совсем забыл, что у тебя была сестра.

Эльзхен ведь ему писала, когда умерла Роза, — она умерла неожиданно от воспаления легких. Пришлось, разумеется, взять ребенка к себе, ведь в конце концов это ее родная сестра. А оставить теперь мальчика на лесопильне она тоже не могла.

Конечно, не могла. Рыжий кивнул.

— Ешь хорошенько, Эльзхен! — говорил он. — Ты здорово принарядилась, у тебя даже часы на руке!