Патрон-бей тихим образом взял несколько пушек, что после при отыскивании их и нашлось справедливо. По его приказанию с острова Лазаретского почти всю артиллерию увезли, одну пушку взяли с острова Видо, бомбардирское судно, которое [я] взял под островом Видо, и мне совершенно оно надлежало, я упражнялся в делах военных, а они его увели; оно снаряжено было весьма большими шестью медными пушками и одной большой мортирою. Все это сняли они к себе, переменили и поставили на него маленькие пушки, а напоследок без позволения моего увели его с собою. Французский фрегат «Бруни» со всею полною артиллериею, со всем грузом и со всеми припасами, вооруженный остался у них в их руках. И все, что мы взяли при Корфу, они, так сказать, нахальством вытребовали от меня, называя всякое судно турецких подданных, и все взяли к себе и раздали грекам, назвавшимся хозяевами, думаю, не без интереса. Мне ни одного судна не осталось, и я не имею. Взят был затопший в бою от наших кораблей корабль «Леандр», оный мы отличили, исправили и снабдили, и напоследок, исполняя высочайшее повеление, отдан он англичанам.
Товарищи мои делали привязку и к последним трем судам, какие только у меня есть, которые взяты нашими кораблями в море, и особо из них о двух худых и не значащих ничего судах, о коих вы пишете: объявляет Патрон-бей, будто подняты были на них турецкие флаги, взяты они были от разбойников флота капитаном Алексианом, а последнее, третье, такое же маленькое и ничего не значащее судно — французская военная поляка «Экспедицион» крейсировала в заливе Венецианском, грабила суда, а напоследок пришла из Анконы в Корфу с письмами и с малым числом провианта, она взята в плен нашими кораблями. И это самое судно бесстыдно стараются от нас отнять, приискав на него одного бездельника грека, которого следовало бы жестоко наказать.
Из сего объяснения ясно видно: все, что было при крепостях, взяли они, а у нас ничего нет, и они же недовольны. Напоследок касательное о деньгах в Занте и Кефалонии, сколько взято нами из доходов островских, принадлежащих тогда французам. Оные разделены: половина осталась в казне у нас, и столько же отдано и принял Кадыр-бей. В острове Корфу, сколько таковых же из доходов французам надлежавших было денег, во время атаки доставляли их на нашу эскадру. И как турки ни в каких работах нам не помогали, все батареи, сколько их было, в самое жестокое, худое, дождливое и грязное время все работы производили наши одни служители, великим числом находясь при оных и при содержании батарей беспрерывно, всякий день переделывали и починивали станки, леса доставали весьма в отдаленных местах, рубили и переносили их на себе. Словом сказать, служители наши замучены были в беспрерывных работах, а турки только зрителями [были], ни один из них ни за топор, ни за кирку, ни за лопату не принялись. Служители мои все были ободраны, обувь и платье — все, так сказать, на них исчезло, на эти деньги купил я им капоты и обувь и тем сохранил их в здоровье, и они чрез то удержали батареи. Не низкость ли начальников турецких вступаться и злословить таковыми неприличностями! Кто взял Корфу, кроме меня?! Я честь им только делал и делаю для сохранения и утверждения дружбы.
Я с моим кораблем, не говоря о прочих, при взятье острова Видо подошел ко оному в близость вплоть к самому берегу и стал фертоинг против двух самых важных батарей, имеющих в печках множество приготовленных каленых ядер, на малый картечный выстрел от оных, и с помощью моих же нескольких фрегатов, около меня ставших, оные сбил, защитил фрегат их, который один только и был близко батарей, не успев лечь фертоинг, обратился кормою к батареям. Прочие корабли мои и фрегаты сбили и другие батареи. Турецкие корабли и фрегаты все были позади нас и не близко к острову. Ежели они стреляли на остров, то чрез нас, и два ядра в бок моего корабля посадили с противной стороны острова. Все я описал в реляции инаково для чести Блистательной Порты, для сохранения и утверждения более и более между нами дружбы.
Ежели капитан-паша или другой турецкий начальник таким образом возьмут боем подобную крепость Корфу, чтобы они с нее не взяли, не только по крайней нужде без интереса, ежели бы и интересовались, и тогда ничего я бы им не сказал, кроме похвалял бы их дела и более еще имел бы с ними дружбу. Но вместо этих денег, которые я употребил на покупку людям капотов и обуви, в острове Корфу на берегу близко деревни Апотамо, у пристани Соленых Озер были два превеликие бунта соли, покрытые черепицею, и одна магазейна, насыпанная полная. Турки расположились около их, сделали торг по приказанию начальников и все их распродали, и я оставил им все это на их волю, взамену вышеозначенных денег. Сия продажа соли более стоит, нежели те деньги, сколько ко мне доставлено. Словом, я не интересовался нигде ни одной полушкою и не имею надобности.
Всемилостивейший государь мой император и его султанское величество снабдили меня достаточно на малые мои издержки. Я не живу роскошно, потому и не имею ни в чем нужды с моей стороны, и из того отделяю на расходы бедных и к приветствию разных людей, которые помогают нам усердием своим в военных делах. Не имею этой низкости, как злословит на меня разговорами своими капитан-паша, потворствуя, можно сказать, человеку, действительно по справедливости долженствующему быть наказану наижесточайше. Я, оказав достаточную услугу Блистательной Порте Оттоманской, за низкость почитаю что-либо подобное писать ко оправданию, но пишу сие ко обличению дерзкости и худого поведения Патрон-бея. Прошу ваше высокопревосходительство обо всем оном объясниться кому следует при Блистательной Порте Оттоманской. Какие с островов или в призах, и сколько где мною получено денег, и на какие издержки употреблено оных, обо всем оном рапортовано от меня государю императору, что я о приходе и расходе оных имею шнурованную книгу, и полный отчет дам во всех моих делах Государственной Адмиралтейств-коллегии.
В заключение всего вышеозначенного прошу ваше превосходительство кому следует при Блистательной Порте объявить и то, что при всех действиях и при взятье всех островов кораблей русских имел я вдвое противу их, а все трофеи разделил с ними пополам. Не довольно ли этого для их уважения, ежели они и того не чувствуют, кто бы мог думать после этого о злословиях капитана-паши противу меня, столь усердствующего в их пользу для сохранения и утверждения дружбы, существующей между нациями.
В прочем с наивсегдашним моим почтением и совершенною преданностью имею честь быть
Федор Ушаков
ПИСЬМО Ф. Ф. УШАКОВА В. С. ТОМАРЕ О НЕЗАКОННОМ ТРЕБОВАНИИ ТУРЕЦКОГО ПОДДАННОГО НИКОЛО КИРЬЯКО О ПЕРЕДАЧЕ ЕМУ СУДНА «ЭКСПЕДИЦИОН»
2 февраля 1800 г.,
корабль «Святой Павел», при Корфу
Милостивый государь мой, Василий Степанович!
Письмо вашего превосходительства, ноября 18(29) дня писанное, и приложенное при оном прошение, поданное к вам [от] турецкого грека Николо Кирьяко, я получил. Рассматривая оные, удивляюсь чрезвычайному бездельничеству этого человека. Он происками только вклепывается в судно, взятое нами от французов, вооруженное медными маленькими пушками, под французским военным флагом и вымпелом бывшее в крейсерстве в Венецианском заливе, а после при самом взятии Корфу, когда уже мы входили во оную к крепостям по капитуляции, в тот самый момент пришло оно из Анконы с письмами и с малым числом провианта для Корфу и взято нашими кораблями, а никем другим, от французов: в Корфу его не было и во все время, сколько я был при блокаде Корфу, никогда сюда не приходило.
Бездельничество только одно предпринимает этот человек, никогда он ко мне не являлся прежде, пока после взятья Корфу Кадыр-бей и его товарищи вытребовали от меня все те суда, сколько их было при Корфу, все назвали их подданных и просили из дружбы возвратить. Я сделал им уважение: по правде и не по правде все те отпущены, которые были при Корфу. Но оное маленькое изо всех судно, именуемое поляка «Экспедицион», взятое нами от французов, бывшее под парусами, в плен, а не «Мадонна де бон консилио». Этакого судна у меня нет, и такого, которое он описывает, будто стоит тридцать тысяч пиастров, это судно, какое он описывает, должно быть весьма большое. А это, которое мы взяли от французов, трехмачтовое суденышко величиною точно такое, как бывают небольшие кирлангичи, и четвертой части этого не стоит, что он пишет. Следовательно, это судно не его, его судна мы не видали, и я об оном не знаю, так как и его и знать не хочу.
