Расстались друзьями.
Час дня. Идем на шлюпке в Дубки. С выездом запоздали. Нас задержал начштаба, который не разрешал выпустить шлюпку — ветер до 17 метров в секунду. Потом несколько стихло… Идем на шестерке, под парусом. Ветерок 6 баллов — фордевинд[107]. Накрапывает дождь…
Из Дубков на грузовике — в Тарховку. Тут «совхоз» форта. Побродил по саду («8-я линия, дом 51» — запомнил вывеску на даче). Все заросло травой. На клумбе цветет одинокая роза. Шумят сосны…
Обед накоротке: гороховый суп, надоевшая американская колбаса (в консервах), ее здесь все зовут «Улыбка Рузвельта», свежие огурцы (!), молоко и по блюдечку земляники. «Королевский обед». Кок и хозяева довольны, и мы довольны…
Едем на грузовике дальше. Береговое шоссе… По мере приближения к городу — больше людей и машин. В Лахте военные части, контрольно-пропускной пункт. Быстро пролетели Старую и Новую деревни, Кировский проспект. Вот и Песочная! Дома…
Нас ждал «сюрприз»: неразорвавшийся снаряд в нашем садике.
Приятно видеть свою комнату. Все чисто, вымыто. Шкаф, книги.
На большом столе у окна — много корреспонденции: от Таирова, от московских редакций, от друзей-фронтовиков и пр. Лежат пачки газет и журналов.
Только собрался читать, но помешала радиопередача: оперативная сводка за 15 июля. Наши войска после контратак прорвали сильно укрепленную оборону противника под Орлом (в двух направлениях): с севера по фронту протяжением 40 и на глубину — 45 километров (!); с востока по фронту — 30 и на глубину — 20–25 километров… Таким образом, в летний период, средь бела дня, Красная Армия бьет морду фашистской армии, измотав ее в течение семи дней, и прорывает фронт противника, заходя во фланг его северной ударной группировке.
Радостное сообщение!
Думается, что на очереди удар во фланг по южной, белгородской группировке противника (от Купянска на Харьков)…
Кошмарный материал обвинительного заключения по делу о зверствах командования и гестапо 17-й немецкой армии в Краснодаре. Истребление 7000 советских граждан, описание их казни в герметически закрытой автокамере с газом, отработанным в дизель-моторе большого автофургона.
Примечателен этот первый открытый процесс по делу фашистских главарей и их пособников.
Читаю центральные газеты. В «Известиях» резкая редакционная статья по поводу стихотворения Сельвинского «Россия». Для Сельвинского это тяжелый удар — особенно в дни Отечественной войны.
Сразу нахлынуло много мыслей, впечатлений и забот. Психологически город труднее, чем передний край. Это несомненно. Литературные неприятности и мои и друзей для меня горше и тяжелее любых испытаний. Это, видимо, неистребимый рефлекс от мучительной поры литературной борьбы тридцатых годов — своего рода остаточные травмы…
16 июля 1943 года.
Наше наступление на Орловском участке фронта продолжается. Под ударами Красной Армии — уже сорок наиболее оснащенных дивизий противника.
В последние дни на Ленинградском фронте продолжалась активнейшая деятельность артиллерии и минометов…
…Звонили из Военного издательства. Моя рукопись — радиоречи и очерки за два года войны — очень понравилась. Хотят ее быстро издать. Но я хочу ее еще и еще редактировать, а как на это урвать время?
Был в Пубалте — дружеская, хорошая встреча. Сообщили всякие «разговорчики» о ненужности политаппарата, политработников. Чушь! Ерунда! Политаппарат у нас отличный! Дело в методах, в организации, в новых формах работы.
В канун событий этого месяца на совещании политработников флотов выступил нарком ВМФ товарищ Кузнецов: «Время дорого… Мы накануне крупных событий. Вам, балтийцы, надо забыть слова «мы не отдадим Ленинград», — пора думать о наступлении, о возвращении Нарвы, Таллина, Риги».
Отлично!..
Сегодня я получил предупреждение: быть готовым к участию в боевой операции. Ленфронт начинает!..
Еще новость: создается Германский национальный комитет… Видимо, обстановка позволяет начать консолидацию немецкой эмиграции и военнопленных.
17 июля 1943 года.
…Сейчас 10. 30 утра. Есть попадания в завод имени Макса Тельца (рядом с нами), в радиостанцию, почту и др.
Пишу листовку к немцам: «Бойтесь окружения под Ленинградом — оно неизбежно» (аналогия со Сталинградом; краткая информация о делах под Орлом).
Опять методический обстрел, сильные разрывы, близко… Снаряд попал в крышу бокового флигеля Пубалта. По улице грохочет тяжелая артиллерия — переброска войск. Сильный обстрел у Смольного, в центре и на нашем Васильевском острове…
18 июля 1943 года.
Воскресенье.
Солнечно…
Надо подготовить экземпляр пьесы[108] для Москвы. Если бы хватило времени еще поработать!..
…За короткий срок — с 5 но 18 июля — мировая обстановка вновь стремительно изменилась. Произошел крах, небывалый крах гитлеровского наступления 1943 года на Восточном фронте. Немцы за тринадцать дней израсходовали больше боезапаса, чем за все время их походов в Польшу и во Францию, — и ничего не добились… Вероятно, мы накануне одновременных ударов СССР, Англии и США на южных направлениях (судя по всем объективным показателям). На других участках фронтов, видимо, будут вспомогательные удары — сковывающие и демонстративные.
…Написал статью «Вперед, смельчаки-моряки!» (для всех многотиражек КБФ) о Дне флота, о 25 месяцах войны. Привел ряд фактов о стойкости и о подвигах моряков. Вот один из них: немцы вели группу израненных пленных моряков и на ходу дразнили голодных людей корками хлеба; скованные моряки набросились на конвой и кандалами убили конвоиров.
В 3 часа дня поехал на трамвае в город.
Кажется, что ничто не напоминает позавчерашнего обстрела. Город с нерушимыми адмиралтейским и петропавловским шпилями, соборами, дворцами — прекрасен! А ведь пережито две тысячи налетов!.. Приоткрыты ворота Летнего сада — там гуляют краснофлотцы. У «Иртыша»[109] стоят несколько девушек — с независимо ожидающим видом…
Сегодня в районах воскресник по благоустройству города. Вышло 64 000 человек. Уже собрано несколько миллионов штук кирпича, более тысячи тонн металла. Поправляют решетки, делают площадки для детских игр.
…Вечером собрались у С.К.: Крон, Азаров, замполит с форта «П», приехавший ко мне по поручению Камерного театра товарищ Оттен[110] и я. Ужин в складчину: хлеб (Азарова и Крона), американские консервы (Суворова), картофельный салат, три-четыре луковицы с нашего огорода, немного водки и вина (привез из Москвы Оттен).
Возбужденный разговор до 5 утра: о московских новостях, слухах, о Сибири, Барнауле, о друзьях, о Ленинграде и пр. и пр. Споры — в связи с моей пьесой — о национальном и националистическом…
Я развернуто говорил о том, что в войне мы остро познали себя с национальной стороны. Проснулись все чувства, мысли, инстинкты, воскресли старые боевые традиции… Надо видеть и понимать, что творится очень сложное новое становление наций. Россия, именно Россия, показала во всем своем величии всю силу своей новой организации, культуры, техники. И это фактически не только от 25 октября 1917 года, а из всего тысячелетнего и более русского пути, практики, многонациональных внутренних связей и т. д… Не надо сводить спор к тому, что «русское» — это и кнут, и Аракчеев, и реакция николаевской эпохи. Берите лучшее, главное — историческую сущность русского народа. Она в военных и духовных качествах, в невероятной выдержке, в порыве души народа, в его мечте, в его делах. Дайте нам сейчас выговориться, обрести радость и гордость: да, нас «150 миллионов»[111], мы — авангард мира, мы побеждаем фашизм!..