В 12 ночи — воздушная тревога, зенитный огонь. В сторону Большой Невки две осветительные ракеты… Бледная полоса заката — начинаются белые ночи.

Бомбежка… Новый взрыв зенитного огня…

9 мая 1943 года.

В ночь на 8 мая Сталин послал телеграммы Рузвельту и Черчиллю, поздравляя их с блестящей победой в Тунисе…

В 3 часа дня из Москвы транслировался славянский митинг. Выступали: командиры партизанских отрядов с Украины и Белоруссии, Фадеев, Якуб Колас, Ванда Василевская, Довженко, представители церкви и др. Митинг, видимо, в плане общей подготовки ударов по противнику.

Командир белорусских партизан товарищ Козлов говорит:

— Мы уничтожили тринадцать генералов, тысячи немцев, сотни эшелонов, девятьсот мостов, до двухсот пятидесяти танков…

Крупный размах!..

Приветы митингу от Чехословацкого национального совета; от партизанских отрядов; из США и т. д.

Приехал на пять дней А. Тарасенков, привез с Ладоги письма и приветы. Там 7 мая транслировали мое выступление о морской пехоте, о боях 1941 года. Теплые отклики; просят выступить о Ладоге…

Написал письмо И. Альтману^[76]. Поздравил его с орденом, сообщил о своей пьесе.

Вечером по просьбе ПУ фронта написал листовку к германским солдатам о бомбежках Германии. Писал во время тревоги и зенитной стрельбы. Остро слились ощущения — встречных сил, борьбы воль, идей, приемов…

10 мая 1943 года.

За истекшую неделю нами уничтожено на аэродромах и в боях 950 немецких самолетов, наши потери — 230…

Работаем в огороде. Вдруг появилась страсть к земле, к растениям, к цветам.

В 4.45 дня поехал в редакцию «Звезды». Обсуждали с Тихоновым, Лесючевским и др. штаты редакции, план на 1943 год и третий номер журнала. Я выдвинул предложение давать всесторонне историю обороны Ленинграда: армия, флот, индустрия, наука, театр, кино, школа, ремесленные училища, милиция, угрозыск и пр. и пр. Пусть останется для потомства…

11 мая 1943 года.

В Тунисе дело подходит к концу… Мыс Бон — это скопище беглецов, которых бомбят и обстреливают с суши, с воздуха и с моря, — блокирован. Прорывающиеся немецкие и итальянские суда — топят. Видимо, итоги будут через день-два.

Из обстановки на Ленинградском фронте.

Противник стягивает силы…

Авиации для удара у немцев пока нет, но переброска ее — дело дней.

У нас, в свою очередь, идет подготовка к боям. Говорят, что прибыли маршалы Воронов и Тимошенко, осмотрели рубежи, были и в Приморском секторе — проверяли огонь морских батарей. Может быть, идет подготовка для совместных действий с Волховским и Северо-Западным фронтами?

На Балтийском море противник учел опыт 1942 года и всячески воздействует на наши морские коммуникации…

С А. Штейном отправил в Москву письма Фадееву, Эренбургу, Таирову; по почте — И. Сельвинскому.

В 7.25 вечера едем в кино на «Леди Гамильтон». Картина хорошая, грустная… Есть в этой английской манере приближение к человеческой правде. Приезд Нельсона в Лондон сделан великолепно. Странно, но в сущности этот фильм — гимн «военной любви». Многие наши командиры смотрят его по нескольку раз…

С. К. последние дни рисует из окна Рафаэлевского зала Академии художеств вид на Неву и крейсер «Киров» (на первом плане). Корабль камуфлирован.

Город, когда всмотришься, бесконечно покалечен — буквально на всем печать войны, бед, утомления, но и человеческого упорства: то видишь вскопанные гряды, то клумбы в садах. Все это оживляет серость улиц…

12 мая 1943 года.

Передовая «Ленинградской правды» о необходимости] усиления ПВО и возможности химического нападения на город.

Войска «оси» полностью капитулировали на мысе Бон-Черчилль прибыл в США… Будет ли встреча с руководителями СССР?

Начал начисто переписывать третий акт. Внутренние трудности — все время что-то ищу, взвешиваю… Не надо нервничать и комкать работу. Ни в коем случае, несмотря на то, что намеченный срок — 15 мая — близок. Какие-то внутренние торможения. Вчера порвал текст начала третьего акта…

13 мая 1943 года.

С раннего утра — тревоги и артиллерийский обстрел; наш ответный артиллерийский огонь (тревога длилась с 6 утра до 2.30 дня).

На участке Н-ской армии давно не было «языков». На днях тридцать добровольцев (из разведки) после пяти минут артиллерийской подготовки ворвались в немецкие траншеи и взяли семь человек… Пленные сообщили о концентрации немецких сил под Ленинградом и об «усилении химической службы»…

С утра крепко взялся за пьесу… Увидел наконец всю структуру третьего акта. Это так, — верно.

Вышел на воздух… Над городом истребители. Высоко в небе рвутся шрапнели — черные дымки…

С Украины приехал Д. Руднев^[77], с которым я работал в Таллине^[78]. Он сменит Н. Воронова^[79] в Ленинградском отделении «Правды».

Из его рассказа:

«…На Украине мы сразу почувствовали немецкую «работу»: тринадцатилетние парни и девочки уже не говорили «товарищ командир», а говорили «гражданин командир»… Вокруг немцев образовался слой петлюровцев и националистов, но крена в сторону «самостийности» немцы не допускали и некоторых «самостийников» расстреляли.

Э. Кох — гитлеровский наместник на Украине — перебрался из Киева в Ровно, подальше… В еще оккупированных районах формируются украинские полицейские части, с белыми повязками. Наше командование сбрасывало воззвания: «Вы будете прошены, если ударите с оружием в руках по тылам немцев». В Павлограде отряд полицейских (тридцать человек) дрался с немцами.

…Города и села забиты немецкой агитационной литературой. Расклеены плакаты: «Германия — страна социализма» (какой цинизм!)… Еврейское население поголовно уничтожено.

Есть беременные от немцев, есть и дети от немцев…

Видел камеры с расстрелянными. На полу валялись трупы даже одиннадцатилетних детей, расстрелянных за то, что подбирали советские листовки.

В партизаны уходит весь актив, но есть крестьяне, которые держатся пока в сторонке. Сочувствуют нам, но боятся, выжидают… Пока сохраняются так называемые общинные дворы во главе со старостами, немецкими Feldkommandantur’aми^[80]. Из крестьянских хозяйств вытягиваются все жилы, и люди говорят, что «только теперь поняли, чем была для них советская власть»…

14 мая 1943 года.

Опять воздушные тревоги…

Большой разговор с Азаровым и Тарасенковым о литературе. Она не отвечает потребностям войны — нет правды, нет откровения. Процессы огромные, неизмеримые: это грядет мировая революция в новых формах, которые надо понять. Надо вглядываться в непрерывные изменения войны, перемещение ее центров, в изменение людей, их духа, привычек, взглядов. Несмотря на усталость — в стране есть и благотворный процесс: упрочение военного быта, роста уверенности в своих силах. Вместе с тем притупление некоторых восприятий, реакций (например — на жертвы). Это подтверждают многие факты, это рефлекс защиты нервов.

У нас пишут привычно — не умея или не рискуя говорить с той внутренней неукротимой силой, которая характерна для классической русской литературы — для Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского. Не жгут глаголом сердца людей и себя не мучают, не раздирают свою душу… А ровный, небеспокоящий разговор — это не литература. Нет!