Отец усмехнулся, глядя в сторону удивленной дочери добрыми глазами:
— Да ты попробуй ее замуж выдать. Не каждый жених потянет.
— Так мой Глеб и не каждый. Он весь в меня и не с такими справлялся.
— Пока институт не закончит, никаких свадеб. Пусть уму разуму учится. — отрезал отец и махом выпил содержимое бокала. — О, не плохо.
— Знаю, знаю. — удовлетворенно произнес хозяин дома. — Дам с собой пару бутылок. Такое больше нигде не найдешь. Еще?
Отец кивнул, подставляя бокал. Ава, не отставая от папы, тоже залпом осушила свой бокал и потянула к хозяину. Вкус у настойки был неприятный, горький с привкусом каких-то трав и хвои. Но куда неприятнее разговор про женихов. Ей совершенно не хотелось знать, кто такой Глеб и с чем он так мастерки справляется.
После второго бокала уже сам хозяин предлагал подлить. Он уверял, что настойка совершенно не крепкая. Да и все важные вопросы уже обсудили.
— Давайте, давайте, гости дорогие. — смеялся он. — В ваших столицах такого делать не умеют. Натуральный продукт, как сок. Все из наших лесов.
К четвертому бокалу голова Авы потяжелела и сильно захотелось спать. К пятому она уже с трудом сидела за столом, готовая упасть хоть на пол. Девушка с трудом переводила взгляд с одного гостя на другого, подмечая, что они к своим бокалам не притрагиваются. Лишь продолжают о чем-то весело болтать с отцом, который сам побледнел и едва сидел на стуле.
Очень скоро разговоры стихли и за столом воцарилась мертвая тишина. Хозяин дома вместе с гостями внимательно наблюдали, как Аркадий Петрович вместе с хорошенькой дочкой медленно погружаются в сон.
— Ну наконец-то! — выдохнул хозяин и вышел из-за стола. — Надо быть сговорчивее, Петрович, и не тащить на разборки детей. Теперь и ее убирать придется. Эй, Шурик!
Аврора остатками разума слышала, как по мраморному полу стучат чьи-то ботинки. Как непонятные люди подходят к столу и без лишней фамильярности вытаскивают ее и отца. Кто-то одевал на обмякшее тело пуховик и шапку, но сил открыть глаза не было. Девушка лишь в мыслях просила перестать ее трогать и дать отдохнуть. На деле же на бледном лице едва шевелились губы.
Пронизывающий ветер и мороз не спасала никакая куртка. Девушку погрузили в снегоход, посадили позади крепкого парня придерживать ее, чтобы не вывалилась и второго за руль. Аврора из последних сил попыталась открыть глаза, чтобы понять, что происходит, но яркий солнечный свет и ослепительный снег не оставляли шансов.
«Дай еще пару канистр, а то назад не вернемся» — командовал незнакомый голос где-то очень далеко и в то же время очень близко.
Ава провалилась в глубокий сон и проснулась от того, что ее кто-то тряс. Усиленно так, до хруста в шее. Она даже глаза открыть смогла от возмущения. Но рот не слушался. Как она ни старалась что-то сказать, язык прилип к небу. Выходило одно лишь мычание, заглушаемое звуком работающего двигателя снегохода.
— Ну че, достаточно? — спросил кто-то в правое ухо.
— Да нормально вроде, дальше у нас никто и не ездит. — ответили в левом ухе.
Аврору скинули со снегохода прямо с сугроб, отчего девушка переполнилась возмущением, но ничего сказать так и не смогла. Ватными руками она попыталась подняться, но заново падала в колючий снег.
— Эй, красавица!
Незнакомый мужчина в огромном пуховике и теплой шапке наклонился к девушке, достал за шкирку из сугроба и слегла побил по щекам. От мороза даже легкие шлепки вызывали невыносимую боль. Зато Ава встрепенулась от прилившего адреналина и даже попыталась ответить незнакомцу.
— Во, нормально, жива еще.
Другой мужчина подхватил девушку за подмышки и поставил на ноги.
— Эй, милочка, слышишь? — мужчина снял теплую варежку и пощелкал пальцами перед непонимающим лицом. — Жить хочешь? Тогда тебе надо идти во-он туда, — он указал в сторону заснеженных елей и снежных сугробов, — поняла меня?
Ава едва заметно кивнула. Почему-то в ее голове рисовалась картина, что за елями и сугробами будет старый страшный барак, который гордо именуется гостиницей. Там тепло и есть кровать. Там папа ждет.
— Ну и чего стоим? Беги, а то замерзнешь!
Мужчина подтолкнул нерешительную девушку в нужную сторону. И она пошла.
Каждый шаг давался с невероятными усилиями. Мешался глубокий снег и длинные каблуки сапог. Мешался даже подол розового пуховика. Но она верила, что вот там, за деревьями, теплый дом и отец. Отчего-то именно он стоял все время перед глазами и звал ее, медленно махая рукой.
Еще чуть-чуть, вот за этим высоким сугробом.
— Че, прямиком на болото? — спросил мужчина, докуривая сигарету у снегохода.
— Как всегда. Чего у нас с погодой, двадцатник есть?
— Уверенно есть. У меня сейчас нос отвалится.
— Вот и хорошо. Ей часа четыре осталось. Околеет в аккурат на болоте. А через пару месяцев снег растает и пойдет ко дну. Природу не обманешь.
— Думаешь, раньше не найдут?
— Где? Здесь? Да здесь волки срать боятся, а ты про поиски. Да и снег к вечеру обещали, все следы заметет.
3
— Папа, папочка…
Аврора из последних сил звала отца, утопая в очередном сугробе. Лицо окаменело от мороза и она уже не понимала, то ли колкие снежинки режут кожу, то ли невидимые лезвия в ледяном воздухе.
Сил идти дальше не было, на улице темнело, да еще и снег с ветром поднялись. Никакого дома впереди нет. И позади тоже. Снег моментально засыпал следы, так что даже при желании девушка не сможет найти дорогу назад.
Она так и останется в этом сугробе посреди чудесных елей и елочек, занесенных снегом. Они будут единственными свидетелями ее медленной гибели.
Аврора попыталась крикнуть, чтобы позвать на помощь, но лишь зазря израсходовала последние силы. Ее слабый, едва живой голос, унес ветер в неизвестном направлении.
— Я не останусь здесь. Я не останусь здесь. — бормотала девушка под нос, пытаясь выбраться из сугроба.
Шаг за шагом, проваливаясь в снег почти по пояс, она позволяла себе остановиться и немного перевести дыхание. Но лишь на минуту. Потом снова шаг и вот она уже на какой-то кочке, где снега всего по щиколотку. И идти проще. И пурга вроде затихает. Только снег падает крупными хлопьями и медленно кружится в воздухе.
И никаких звуков вокруг. Ни птиц, ни лающих собак вдалеке. Настолько тихо, что шумит в ушах. И в тишине можно услышишь, как бешено бьётся сердце. Оно бьётся для Авы, чтобы она жила. Значит нельзя останавливаться. Пока сердце бьется в груди — она жива. И найдет выход. Леса не могут быть бесконечными. Где-то неподалеку точно есть деревушка или поселок. Там ее отогреют и пришлют помощь.
Надо только продолжать двигаться.
Девушка считала каждый пройденный шаг. Двадцать шагов, тридцать. Где-то на пятидесятом она сбилась, потому что зацепилась ногой за ветку под снегом и упала в сугроб, вспугнув свежие снежинки.
Она пыталась подняться. Но снова падала. Немного переводила дух, собиралась силами и новая неудачная попытка. От приложенных сил стало жарко, захотелось расстегнуть розовый пуховик и бросить в сугробе. Казалось, сбрось она лишний балласт и дела пойдут шустрее. Длинный подол не будет мешать ходьбе.
Вот только руки так замерзли, что не смогли ухватиться за язычок молнии.
— Надо отдохнуть, — бормотала девушка, тяжело дыша, — буквально пять минуточек. Сейчас мы отдохнем, потом встанем и опять пойдем.
Ничего сложного. Да и ветер утих. Только солнце почти спряталось за горизонт и небо так быстро чернело, что с каждым вздохом лес становился все мрачнее и мрачнее. Спустя каких-то десять минут, Аврора уже не видела ближайшей елки. А ведь она была только что перед глазами. С размашистыми ветками, которые тянулись к земле под весом снега.
— Я больше не могу. — тихо простонала она и упала в сугроб, свернувшись калачиком. — Прости, папа, я больше не могу.
Уже не было холодно или страшно. Было никак.
Нет смысла возвращаться и нет смысла идти дальше. Ночь спустилась на незнакомый лес. Даже яркий розовый пуховик во мгле превратился в грязно-фиолетовый с едва различимыми белыми пятнами снега. Ее никто не увидит, никто не найдет ночью. Надо дождаться утра. Чуть-чуть подремать, набраться сил и снова попробовать найти людей.
