Дом оказался немаленьким, а стало быть, подходящим для заселения таким количеством народа, как наша толпа, с благословенной возможностью разбрестись поодиночке по углам, в случае усталости друг от друга.

Первоначально, при входе, визитер попадал в холле, откуда на второй этаж вела деревянная лестница, ступени которой были застелены ковровой дорожкой сочного, зеленого цвета. Продвинувшись на пару шагов вперед, слева, он мог пройти, по желанию, в гостиную. Следуя же дальше по коридору, с этой же, левой, стороны, можно было через отдельную дверь попасть на кухню, напротив которой был вход в столовую, где стоял огромный деревянный стол, готовый приютить не менее двадцати человек сразу, изнывающих от желания отобедать. Изготовлен стол был из темного, по всем признакам, натурального дерева. Стулья смотрелись, как его малые дети и соответствовали столу по дизайну. С высокими спинками, они в большей степени напоминали трон и выглядели такими горделиво-строгими, что садясь на них, чувствовалась важность и торжественность предстоящего вкушения яств. Над столом парила лампа-абажур темно-бордового цвета с окантовкой нитью золотистого цвета, которая придавала комнате особый уют и шик.

Продвигаясь чуть дальше, визитер или гость упирался в дверь спальни, где обрели приют Люда и тетя Галя. Их спальня состояла из двухспальной кровати и небольшого диванчика, который в любой момент могла бы занять я. Но я приняла решение ночевать в гостиной, так как гостиная имела одно необходимое для меня преимущество, телевизор. И хотя из него доносились речи на непонятном мне языке, я, по привычке, могла уснуть только при шуме и звуках, низвергающихся с «голубого» экрана. В спальне Люды и тети Гали имелся балкон и отдельный выход в сад, что служило предметом «черной» зависти со стороны основной части нашего общества. Санузел и ванная располагались рядом, и ими мог воспользоваться любой, кто в это время находился на первом этаже. Все комнаты были увешаны картинами, и повсюду расставлено множество разнообразных светильников и торшеров. Шкафы же в спальнях своей масштабностью вселяли веру в то, что в момент нападения бандитов и грабителей, в них (в шкафах), вне всякого сомнения, можно было бы укрыться и затеряться в пожитках, не опасаясь, что тебя обнаружат.

В гостиной наличествовал камин, что меня особенно обрадовало (всю жизнь я мечтаю иметь дома камин, но, увы, так и не соорудила). Кладка камина была из светлого кирпича, а сам он размещался в противоположном входу углу комнаты, поэтому сразу бросался в глаза, стоило только войти в гостиную. В холодную погоду наблюдать, как всполохи пламени «пожирают» поленья дров, и наслаждаться этим зрелищем, завернувшись в уютный, шерстяной плед, можно было и с дивана, который удачно и удобно водворили в центр зала. Диван, кстати, тоже отличался от всех, ранее мною встречаемых. Будучи солидным по размеру, он легко мог вместить, если его разложить, человек шесть. Но такая честь была оказана лишь мне, и я собиралась четырнадцать спокойных, наполненных радужными сновидениями, ночей провести в его «объятьях» в одиночестве.

– Вы же взрослые, должны понимать, что нельзя так со старшими, – никак не могла успокоиться тетя Галя.

Люда и Марина, которая вслед за Людой прошла на кухню, набив рты, молчали, погруженные в процесс поедания колбасы и хлеба.

– Ну, и как теперь ей в глаза-то смотреть? – после этих слов тетя Галя вздохнула, а я не удержалась и поднялась с дивана, чтобы присоединиться к подругам.

От запаха колбасы, который уже проник и в зал, закружилась голова, и заурчал желудок. Я прошла к девчонкам и села на один из стульев рядом с Людой.

– Будешь? – протянула она мне уже готовый бутерброд. – Такая колбаса вкусная. Чувствуется, что домашняя, настоящая.

– Вина налить? – спросила Марина, держа в руках откупоренную бутылку с красным вином. – Тоже вкусное. Местного производства, наверное.

– Ты что? Забыла? – перебила ее Люда. – Стефан Иванович сказал, что это вино их национальная гордость. «Вранац». Его изготовляют из местных сортов очень сладкого винограда.

– Ну, тогда тем более наливай, – протянула я Марине бокал для вина. – Иначе Бог черногорского виноделия обидится, что я его не попробовала. Не дай бог, конечно. Извините за тавтологию. Но нам сейчас не до конфликтов. Тем более, с небожителями.

И я, соблюдая правила суеверий, три раза поплевала через левое плечо, надеясь, что этот мой жест там, наверху, оценит тот, кто отвечает за суеверия тут, на Земле.

На лестнице послышались многочисленные шаги, по приближающемуся звуку которых можно было определить, что к нам кто-то спускается.

– Ого, – громко воскликнул Вячеслав, заглянув на кухню одной головой, – Гляньте-ка на них. Чем они тут занимаются? – теперь он вошел весь. – Едим, значит. Что едим? Я тоже хочу.

– Они еще и пьют без нас, – возмутился Алексей, тоже решивший посетить кухню. – А чего нас не позвали? Мы тоже голодные.

Мужики плюхнулись на соседние стулья. А Наталья, открыв холодильник, достала еще мясную нарезку и сыр.

– А это, – обратила наше внимание на мясо Марина. – Пршут. Вяленая свинина. Стефан Иванович рассказал, что для того, чтобы его приготовить, требуется целый ритуал. А рецепт приготовления передается из поколения в поколение. Вот! А еще, мясо вялится высоко в горах, на солнце и чистом воздухе.

– Тоже гордость нации? – ухмыльнулась я, одновременно, поражаясь способности Марины запоминать информацию и незнакомые названия с первого раза.

– Судя по тому, как он это преподнес, еще какая гордость! – ответила она, не обратив внимания на мой сарказм. – Он еще колбаски какие-то принес. Сейчас достану.

И Марина, спрыгнув с высокого стула, вновь широко распахнула холодильник, выставив на обозрение все продукты. В гостиной, не замечая, что рядом никого нет, продолжала отчитывать нас тетя Галя.

– Да. Большую работу этот Стефан Иванович среди вас провел, – отметила я вслух нескрываемое преклонение Марины перед черногорцем. – Прямо, вербовка какая-то. Вы теперь за колбасу и сыр Родину продадите?

– Не неси чушь, – отмахнулась Марина, зарывшись в свертки и упаковки.

– Мне он тоже понравился, – услышала меня сноха. – Правда, таракана мне напомнил.

Я засмеялась, припомнив свое первое впечатление от встречи с усатым черногорцем.

– О-о-о, пиво! – воскликнул обрадованный брат, заметив жестяные банки с напитком. – Марин, подай, пожалуйста.

Марина, прихватив пиво, добралась, наконец, и до таинственных колбасок:

– Вот они. Только Стефан Иванович сказал, чтобы мы их с луком пожарили.

– А давайте, – предложила я, разглядывая продукт, взяв одну колбаску в руки. – Народу много. Кушать хотят все.

– Странный сыр какой-то, – сосредоточила свое внимание на бутерброде Наталья. – С виду на брынзу похож.

– А ты его зубками, зубками, а не глазками, глазками, – ввернул довольный собой или хорошим настроением Вячеслав, хлебнув из кружки пива. – А пиво ничего. Да, Лех?

– «Ни-кши-чко», – прочитал по слогам Алексей этикетку на банке. – Приличное. Пить можно.

Я и Мариной приступили к приготовлению ужина. Нужно сказать, что заботу о наших желудках Стефан Иванович проявил диковинную. «Диковинную» в том плане, что учел почти все наши вкусовые предпочтения. В нашем распоряжении, кроме мяса и сыра, очутились еще овощи, зелень и молоко с каким-то кисломолочным продуктом, по многим признакам, напоминающим сметану.

Когда колбаски, скворчащие на раскаленной сковороде в обрамлении золотистого лука, были готовы к употреблению, к нам присоединились Света с Иваном (вероятно, спустились «на запах»).

– Ух, ты! А чего нас не зовете? – немного с обидой в голосе проговорила Света, пытаясь влезть на пустой стул.

– А чего вас звать? Есть, пить захотите, сами придете, – бросила я на нее взгляд. – Мы, если откровенно, вообще никого не звали, все сами приперлись.

– Пивцо! И м-я-я-со, – намного быстрее и ловчее оседлал сидячее место Иван, поэтому уже потирал ладони в предвкушении гастрономического удовольствия.