Игра продолжалась. Моя противница сделала несколько предсказуемо неудачных ходов в дебюте, но теперь наверстывала упущенное, начиная меня теснить. Быстро учится, подумал я. А может, ей просто не требовалось учиться этой игре.
– Есть еще одна странность, Брианна. Каким-то образом ты сумела послать моему кораблю сигнал бедствия. Но больше ни один из наших приемников его не получил.
– Возможно, они работают не столь хорошо, как вам бы хотелось.
– Или тебе удалось обнаружить мой корабль и нацелить на него очень узкий луч связи.
Она оторвалась от раздумий – должно быть, любой вариант очередного хода давал ей преимущество, – и на лице отразилось недоумение.
– Похоже, ты не вполне мне доверяешь.
– Я хочу тебе доверять, – сказал я. – Это нормально, когда рискуешь жизнью ради чьего-то спасения – а я рискнул жизнью всех нас, когда не расстрелял тебя на месте. Но с тобой все не так просто. – Я помедлил. – Говоришь, заметила, как мигнул свет? Это две наши пушки выстрелили за горизонт кинетическими снарядами.
– Зачем?
– Чтобы кое-что сообщить паре скафандров, которые шагают в нашу сторону по поверхности Михайлова Дня. – Я внимательно наблюдал за реакцией Брианны, надеясь, что в ее безупречной броне появится хоть малейшая трещина. – Насколько мы поняли, внутри этих скафандров пусто. Вряд ли может быть совпадением, что вы все одновременно прибыли на Михайлов День. Те скафандры наверняка с «Тишины в раю», как и ты, и они, как и ты, наверняка знают о нас больше, чем нам хотелось бы. Ты знала о моем корабле. А эти скафандры знают местоположение Солнечного Дола.
– И что вы собирались им сообщить?
– «Стоять. Не приближаться, пока не объявите о своих намерениях».
– Думаешь, это их убедит?
Я ответил не сразу:
– Меня больше беспокоит, что окажется внутри этих скафандров в будущем.
Мы сделали еще по несколько ходов. Мои шансы на ничью, не говоря уже о победе, уменьшились до чисто теоретических.
– Собственно, как ты себе это представляешь? Думаешь, кто-то залезет в эти скафандры и куда-то пойдет?
– Не знаю. Сейчас я изо всех сил стараюсь не исключать любой возможности.
– Ответ верен.
– То есть?
– То есть в данный момент тебя настолько занимают мысли о том, имею ли я какое-то отношение к этим скафандрам, что ты весьма разумно оставляешь вопрос открытым.
– Мне ничего не остается, как сделать определенный вывод, – сказал я, глядя на нее с легкой тревогой. – У тебя есть друзья, которые послали тебя к нам и которые должны забрать тебя обратно?
– Думаю, если бы у меня были друзья, я бы их помнила.
Игра подходила к концу. Хотя я мог потянуть еще несколько ходов, это лишь отсрочило бы неизбежное.
Я сделал последний ход.
– Ты дал мне выиграть, – возразила она.
– Нет, я лишь избавил нас обоих от мучений. Из той позиции, в которую ты меня загнала, мне бы ни за что не победить.
– Ты слишком легко сдаешься. Возможно, это всегда было твоей главной слабостью. – Она произнесла эти слова так, будто просто продолжала разговор, а не пыталась резко сменить тему. – У каждого из вас есть свои недостатки, но твой именно таков.
– У каждого из нас?
Она схватила меня за пальцы, прежде чем я успел убрать руку с доски. Хотя на мне были хирургические перчатки, ее ногти вонзились сквозь ткань мне в кожу. Я ощутил резкое давление, и хватка тут же ослабла.
Я отдернул руку, ошеломленный ее поступком не меньше, чем до этого – словами.
– Кто ты, черт побери?
– Мне было интересно, когда ты наконец это спросишь. – Она улыбнулась, глядя, как я потираю руку в том месте, где ее ногти проткнули кожу. – Тебе не о чем беспокоиться, это лишь формальность. Ничего с тобой не случится.
– Кто ты? – снова спросил я. – Кто тебя послал?
Она коротко рассмеялась:
– Я сама себя послала.
Я увидел, как на растопыренных пальцах ее руки, только что продырявивших мою перчатку, один за другим чернеют ногти – не постепенно, сверху вниз, но так, будто каждый из них был экраном, заполнившимся межзвездной тьмой.
Я вышел из палаты, все еще потирая руку. Киргиу стояла рядом с помощницей, листая какие-то заметки. Похоже, о том, что произошло с пассажиркой, она ничего не знала.
– Все в порядке, администратор?
Я запер за собой дверь:
– Вызови охрану и никого сюда не пускай. Если она попытается встать с койки и вообще хоть что-то сделать, пусть всадят ей в шею заряд из бозера.
– Что-то твой тон изменился, как я погляжу.
Сорвав перчатку, я показал Киргиу ладонь:
– Она только что проделала со мной нечто странное. Вонзила ногти мне в кожу, а потом ее ногти почернели. Вряд ли впрыснула мне яд. Разве что медленный, но я наверняка бы уже что-то почувствовал. Да и зачем ей применять медленный яд? – Мой голос дрожал, сердце отчаянно билось, но я списывал это скорее на нервное возбуждение, чем на некое вещество у меня в крови. – Мы что-то упустили. Ногти у нее наверняка искусственные.
– Что с тобой случилось?
– Не знаю. Возможно, меня следует отправить на карантин. Если она занесла в Солнечный Дол какую-то заразу…
– Мы ничего не упустили, администратор.
Киргиу, впрочем, уже нажала кнопку экстренного вызова. Первой явилась Альма Чунг с маленьким пистолетом-бозером, а за ней трое облаченных в броню охранников Святилища с эксимерными ружьями, дубинками-парализаторами и топорами. Следом, тяжело дыша, спешил побагровевший Морган Валуа.
– Что за чертовщина, старик?
Пассажирка продолжала лежать на койке, лениво передвигая фишки по доске и шепча что-то под нос.
– Доложи обстановку, – потребовала Альма Чунг.
– Нас… можно сказать, подставили, – сбивчиво начал я, все еще пытаясь собрать факты в нечто осмысленное. – Она не та, кем кажется. – Я показал ладонь. – Похоже, у меня взяли образец. Ее ногти – нечто вроде анализатора. Микролаборатория. Нанотехнология.
– Что за чертовщина? – будто зациклившись, повторил Валуа. – Мы же ее просканировали. Ведь так, доктор Киргиу?
– Ничего не обнаружилось. Никаких имплантатов, никаких протезов, ничего механического или биологического.
– Я что-то видел, – настойчиво заявил я. – Внутри ее.
– Опять тебе мерещится, – сказала Киргиу.
Я помахал ладонью:
– Если она способна на такое, то на что еще? Раз она скрыла одно, то могла скрыть и другое. Наверное, я просто успел что-то заметить, прежде чем она полностью пришла в себя.
– Мы заново воспроизводили запись, – напомнила Киргиу.
– Значит, она сумела внести изменения. – При этой мысли я вздрогнул. – На мгновение потеряла бдительность, совершила ошибку и тут же ее исправила.
Охранники Чунг стояли вплотную к стеклу, проверяя готовность оружия.
– Каков будет приказ? – спросила Чунг.
– Войти внутрь. Окружить ее, но не прикасаться. Дать ей понять: одно неверное движение – и ее пристрелят. И осторожнее с ногтями.
Убедившись, что пассажирка находится под вооруженной охраной и вряд ли способна причинить еще какой-либо вред, Чунг пришла следом за мной и Валуа в Красный зал. Мы собрались вокруг светящейся карты с радиальной разметкой тоннелей, линиями рельефа и подсвеченными призмами. Кантор и другие аналитики упорно трудились над обновлением данных, негромко переговариваясь, как ассистенты хирурга в ходе сложной операции.
– Тебе стоило бы обратиться к врачу, – услышал я голос Валуа.
– Потом, – ответил я, разминая руку, на которой все еще ощущались ранки. – Что бы она со мной ни проделала, этого уже не изменишь. Выстрелы подействовали?
– Попали в цель, – осторожно ответил Валуа. – Два предупредительных, два поближе и два, которые должны были их прикончить. Сейсмометрам потребовалось время, чтобы восстановиться, но скафандры продолжают приближаться.
– Точно?
– Оба скафандра, той же походкой. Никаких видимых повреждений. Как будто снаряды прошли сквозь них, как сквозь воздух.