Я чувствовал себя намного спокойнее, чем можно было ожидать. Ни для сомнений, ни для нервного срыва уже не оставалось времени. Я передал все необходимое управление шаттлу, лишив себя возможности что-либо отменить. Я мог сражаться с приборами, умолять о пощаде, но все было бы тщетно.
Мне предстояло умереть.
Вместе с собой я обрекал на смерть неведомое число невинных душ, летящих на том корабле. Но при этом я спасал пять тысяч жителей Солнечного Дола, включая женщину, которую любил, и ее дочь, которую она допустила в мой мир. Я представил, как Николя и Викторина сидят за нашим столом. Николя сообщает печальную новость, а Викторина слушает, отважно храня самообладание в течение нескольких секунд, прежде чем до нее доходит вся правда. Я не был ее отцом и никогда не знал дочерней любви, но верил, что она будет мной гордиться.
Я собрался с духом и стал смотреть, как таймер отсчитывает секунды до нуля. Последовала яркая вспышка, и на какое-то дурацкое мгновение я решил, будто это и есть удар. Но белое свечение никуда не делось, оно просачивалось сквозь стены кабины и заслонки на иллюминаторах, пока наконец не исчезло.
Шаттл сильно тряхнуло.
Таймер миновал нулевую отметку и продолжил считать.
И все-таки я не умер. Но что-то все же случилось. Словно в тумане я увидел, что все системы корабля выключились. Новых толчков не последовало, но я чувствовал, что корабль рыскает, потеряв управление.
Я глубоко вздохнул, ошеломленный тем, что все еще существую. Я всерьез жалел, что искупление грехов, на которое я надеялся в миг смерти, более мне недоступно.
Постепенно мое зрение восстановилось; столь же постепенно восстанавливались функции шаттла. На консоли снова вспыхнули индикаторы. Имелись некоторые повреждения, но не столь серьезные, чтобы их можно было связать с какого-либо рода столкновением. Внешняя обшивка слегка пострадала, но явно не от удара.
Внезапно будто градом осыпало шаттл. Или будто кто-то колотил по нему кулаками. Мгновение спустя все прекратилось.
Я начал понимать.
Мне вовсе не обязательно было таранить пришельца. В последние несколько секунд перед столкновением его двигатели наконец не выдержали и разрушились, вызвав белую вспышку и лишив чувств мой шаттл, но не уничтожив его. Я проплыл сквозь расширяющееся облако обломков.
Шаттл явно пребывал в замешательстве. Ему поручили задачу, но этой задачи больше не существовало.
Отсутствует решение для протокола два.
Отсутствует решение для протокола два.
Отсутствует решение для протокола два.
Отменить запрет отбоя?
– Да, – выдавил я, с трудом переводя дыхание после того, как меня коснулась холодной лапой смерть. – Да, отменить запрет отбоя. Подтвердить отмену.
Запрет отбоя отменен. Жду приказаний.
«Приказаний». Сама мысль об этом казалась нелепой. Что я, собственно, мог приказать? Несколько минут назад я очистил разум от всего, кроме полного смирения с неминуемым концом. Теперь же мне предстояло нашарить оборванную нить моей собственной жизни, найти какую-то цель и двигаться дальше.
– Не знаю, – проговорил я. – Просто… стабилизируй положение. Следуй прежним курсом и… выясни, что, черт побери, произошло. И… отзови ракету, если ей еще хватит топлива.
Полчаса я продолжал дрейфовать мимо точки взрыва. Затем с консоли раздался мелодичный звон – негромкий и вежливый, будто кашель в театре.
Шаттл что-то обнаружил. Это были не данные от ракеты, не сообщение из Солнечного Дола или с одного из наблюдательных спутников-апостолов, а электромагнитный сигнал – повторяющиеся радиоимпульсы с интервалом, близким к одной секунде. Я поручил шаттлу собрать достаточное количество этих импульсов и подвергнуть тщательному анализу заключенное в них содержание. Содержания, впрочем, было крайне мало – всего лишь плавные взлеты и падения, за которыми следовала тишина, потом снова взлеты и падения.
Пока мы дрейфовали, шаттл сумел запеленговать источник импульсов. Он удалялся от точки, где взорвался пришелец, но в том же направлении, что и я, и почти с той же скоростью – разница составляла лишь несколько сотен километров в секунду. Если бы он двигался вместе с облаком обломков, его сейчас отделяли бы от меня десятки миллионов километров, но он находился меньше чем в двух миллионах километров у меня за кормой.
Нечто сумело пережить взрыв или было выброшено незадолго до него. И это нечто распространяло в точности тот самый сигнал, который Солнечный Дол уже тридцать лет изо всех сил старался не распространять: четкий, повторяющийся и недвусмысленный индикатор функционирующей человеческой технологии. Неизвестно, мог ли взрыв привлечь волков, но вряд ли они проигнорируют методичный сигнал бедствия.
Если только этот сигнал не смолкнет. И очень скоро.
Ракета вернулась, скользнув из темноты внутрь шаттла и вновь зафиксировавшись на салазках.
Поместив ее обратно в оружейный отсек, я начал перекачивать в ее бак топливо из запасов шаттла. На это требовалось время, но иных вариантов у меня не было. Пока шла заправка, я с помощью непростой, но тщательно отработанной процедуры извлек из передней части ракеты боеголовку с антиматерией. Ее магнитная оболочка вместе со встроенной в нее системой детонации представляла собой кусок стерильного металла величиной с кулак, чистый и блестящий, будто искусственное сердце. Боеголовка была слишком ценна, чтобы тратить ее на цель, для которой, как я рассчитывал, хватит обычного кинетического удара.
Покончив с этим и загрузив в ракету пересмотренные координаты цели, я отправил ее обратно.
И стал ждать.
Мой план был достаточно ясен – я уже начал коррекцию курса, которая в конечном счете привела бы меня назад, на Солнечный Дол.
На таком отдалении от плоскости эллиптической орбиты космическая пыль уже не защищала меня в той же степени, что и вначале. Маневровыми двигателями приходилось пользоваться осторожно, с псевдослучайными интервалами, стараясь по возможности затеряться в переменном свечении самого Михаила.
После того как ракета сделает свое дело, проложенный курс приведет меня в окрестности точки удара, которые я обследую на предмет природы источника передачи. О том, на что могут указывать те обломки, не хотелось думать.
Ракету отделяло от цели тридцать минут, когда послышался голос.
Он принадлежал женщине, говорившей на каназиане – языке, которым пользовалось большинство из нас в Солнечном Доле.
– Помогите мне… Кто-то наверняка меня слышит. Пожалуйста, помогите…
Консоль подтвердила, что голос исходит из той же точки, что и сигнал бедствия. Он был едва слышен, но проблем от этого не становилось меньше.
– Замолчи, – умоляюще проговорил я, как будто она могла услышать. – Ты все равно умрешь, к чему усложнять?
– Я не знаю, где я и сколько прошло времени, – продолжал голос. – Но что-то случилось, и никого больше нет. Думаю, с кораблем что-то произошло, что-то плохое. Если вы меня слышите и находитесь где-то рядом, помогите мне. Мне холодно… все холоднее. Пожалуйста, помогите.
Голос казался призрачным, потусторонним, будто исходил не из человеческой гортани.
– Ты волк? – прошептал я в пустоту кабины. – Хочешь заманить меня в ловушку?
– Мне очень холодно. Вряд ли так должно быть. Я не могу пошевелиться… не чувствую ничего ниже шеи. Даже не уверена, говорю ли я в самом деле. Я слышу свой голос… но он как-то не так звучит. Будто это не я, а мой призрак.
– Потому что ты умерла, – сказал я.
Я велел консоли открыть обратный канал связи на той же частоте.
– Замолчи, – повторил я, но на этот раз уже для нее. – Замолчи и попробуй сообразить, как отключить этот твой аварийный маячок.
Последовало двадцать секунд тишины, затем ответ:
– Кто ты? Можешь мне помочь?
– Не важно, кто я. Ты слишком шумишь, и это нужно прекратить.
Теперь я тоже шумел, но, по крайней мере, шаттл посылал мой ответ по узкому лучу строго в ее сторону, сводя к минимуму вероятность, что он рассеется или будет перехвачен.