Сейчас Валуа наблюдал за мной, стоя у самых кулис. Судя по его мрачному взгляду, он считал, что от моего выступления пользы будет немного. Не следует, полагал он, публично объявлять о нашей гостье, пока мы не разберемся, что она из себя представляет и как с ней связаны сейсмические пертурбации. Но уже пошли слухи, и я слишком хорошо знал, сколько может быть вреда, если дать им волю.

– Друзья, – начал я, с улыбкой глядя на собравшихся и пытаясь придать голосу уверенности, – у меня есть новости, преимущественно хорошие. Как вам всем известно, некоторое время назад я отправился на перехват корабля, который угрожал выдать Солнечный Дол волкам. Пусть этот корабль и не пытался вступить в контакт с нашей общиной, его поведение вызывало тревогу. Его было необходимо уничтожить, даже если это подразумевало гибель многих невинных душ. – Я придал тону надлежащую серьезность. – Однако это вовсе не означает, что исполнение долга доставило бы мне радость. К тому же наше вмешательство было закономерно сопряжено с огромным риском. Но этот риск мы осознавали всегда. Мы решили, что готовы пойти на него ради Солнечного Дола, ради пяти тысяч его обитателей, к кому я сейчас обращаюсь. Итак, пришелец был успешно перехвачен и уничтожен.

Я вглядывался в лица, пытаясь понять, как люди отнеслись к тому, о чем я умолчал: что пришелец был уничтожен скорее вопреки моему вмешательству, а не благодаря ему. Если у кого-то и имелись сомнения, их тщательно скрывали.

– Это не столь приятная новость, – продолжал я. – Погибли люди, и мы скорбим по ним. Но эта трагедия подарила нам еще одну жизнь.

Послышался ропот, в котором смешались в равной мере удивление, любопытство, скептицизм и негодование.

– В живых остался один из пассажиров, – сказал я. – Мы полагаем, что это женщина, вероятно, с Приюта. Возможно, мы знаем ее имя, но лучше подождем, когда она сама сможет нам представиться. Похоже, она хорошо себя чувствует, судя по обследованию, которое нам удалось провести. Наша гостья еще в анабиозе, но вряд ли пройдет очень много часов, прежде чем она сможет общаться. – Я натянуто улыбнулся. – Потом придется выполнить самую трудную задачу – объяснить ей, что случилось. Полагаю, для нее это станет шоком и ей потребуется помощь, чтобы все осознать. Возможно, сперва мы ей не понравимся. Но, думаю, со временем, благодаря нашему терпению и участию, она свыкнется с произошедшим и будет рада, что выжила. А мы, в свою очередь, будем рады принять ее в наше общество.

– Еще один рот, который придется кормить, – выкрикнул Сайлус Маурус, один из моих самых смелых и шумных критиков.

Он сидел в первом ряду, по-жабьи расплывшись в кресле и воинственно скрестив на груди руки.

– Да, – с энтузиазмом ответил я. – Еще один рот, который придется кормить. Еще пара легких, которая добавит нагрузки нашей системе жизнеобеспечения. Еще живая душа, нуждающаяся в крове и тепле. Мне нужно объяснять, что она принесла с собой? Возможности. Разум, полный новых идей. Новые истории, новые уроки. Новые песни, новые шутки. Ей достаточно привнести сюда хоть что-нибудь новое, сущую мелочь, чтобы жизнь в Солнечном Доле изменилась радикально. Это может быть неизвестный нам способ выращивания шпината, или приготовления баранины, или удаления гнилого зуба, или сшивания овечьих шкур.

– А может и вообще ничего не быть, – криво усмехнулся Маурус.

– Может, – согласился я, – хотя это и маловероятно. Но вот что я вам скажу. Нельзя определить ценность человека, задав ему несколько вопросов. Чтобы понять, чего стоит жизнь, никакой жизни не хватит. И именно это мы дадим нашей гостье, без всяких ограничений и условий, – новую жизнь среди нас, в Солнечном Доле. – Не дожидаясь, когда кто-нибудь из критиков вставит хоть слово, я добавил: – Она найдет себе работу по способностям. Каждый вносит свой вклад, и она тоже этим займется. Но с того момента, когда она откроет глаза, мы будем относиться к ней как к одной из нас. Если она может предложить нам нечто новое, то сделает это со временем. Но мы не станем ничего от нее требовать. Мы дадим ей нашу дружбу и доброту.

– А что скажешь насчет странных звуков, о которых ходят слухи? – Нейт Маснек, слегка приподнявшись в кресле, потирал здоровую руку забинтованной культей.

Я постарался сдержать недовольство. Маснек всегда был честен со мной, и сейчас он задал не праздный вопрос. Не его вина, что слухи о сейсмических пертурбациях уже просочились за пределы Святилища.

– В последнее время наблюдается достаточно высокая метеоритная активность, – ответил я достаточно близко к истине, чтобы не бередить собственную совесть. – Как обычно, мы отслеживаем всю сейсмическую активность и соответственно реагируем. В данный момент никаких оснований для беспокойства.

Только теперь я заметил подошедшего сбоку Моргана Валуа.

– Спасибо за исключительно полезную информацию, администратор, – проговорил он так напряженно, будто считал, что еще немного – и я потерплю позорное публичное фиаско. – Поскольку у тебя еще достаточно дел, а здесь так много граждан, я воспользуюсь возможностью и сделаю несколько объявлений. – Он подчеркнуто не стал ждать моего согласия. – Прежде всего рад сообщить, что ответвление в четвертую камеру расчищено после случившегося в прошлом месяце обвала…

Собравшиеся все еще выкрикивали вопросы, хотя Валуа пытался перевести разговор на такие темы, как сезонный урожай шпината, обязательное нормирование воды и обновленное расписание учебных занятий.

Я несказанно обрадовался, что могу повернуться к людям спиной и покинуть сцену.

День уже подходил к концу, когда наша гостья оказалась готова к выходу из криосна. Законные дела в Святилище (насчет которых Валуа был прав) отняли у меня последние часы перед возвращением домой. Я слегка беспокоился, какой прием мне окажет Викторина. Однако Николя, похоже, с ней поговорила, или девочка успела оттаять, а может, возымели некоторое действие мои слова на собрании, – от антипатии, которую я ощущал накануне, почти ничего не осталось. Я пожалел, что взрослые не способны с той же легкостью, что и дети, выходить из тупиковой ситуации и забывать о том, что казалось непростительным считаные часы назад, – и позавидовал способности юных избавляться от своего прошлого «я», как от старой бесполезной шкуры.

– Она уже выбралась из своего гроба? – спросила Викторина, пока мы расставляли на доске фишки для игры, которой часто предавались после ужина.

– Нет. Может, завтра, если все пойдет хорошо. Спешить незачем. Ей потребовались десятилетия, чтобы до нас добраться, так что несколько часов ничего не изменят.

– Как думаешь, она когда-нибудь видела волков?

– Сомневаюсь. Мы полагаем, что она покинула свою планету за годы до появления волков. Многое из того, что мы воспринимаем как само собой разумеющееся, станет для нее новостью, которую не так-то просто будет переварить.

– Ты ведь говорил с ней там, в космосе? А на собрании ничего об этом не рассказал.

– Да, я с ней говорил, но не возьмусь судить, много ли она поняла. Потому и решил не упоминать. Если мы с мамой посреди ночи прервем твой крепкий сон и станем нашептывать всякие секреты, вспомнишь ли ты их утром?

– Зависит от того, какие секреты.

– В логике ей не откажешь, – улыбнулась Николя, доставая из мешочка самодельные игральные кости. – И все же поможем пассажирке приспособиться, сделаем все, что от нас зависит? Будет только лучше, если в Солнечном Доле появится новое лицо.

– Как думаешь, она станет злиться из-за того, что все остальные на ее корабле погибли? – со всей непринужденностью спросила Викторина.

– Думаю, расстроится, когда услышит правду, – ответил я, выставляя фишки на исходные позиции. – Но, возможно, она не знала всех этих людей так же хорошо, как мы знаем друг друга в Солнечном Доле.

– И все равно она не сможет ни с кем поговорить о родных местах.

– Да, – кивнул я, встретившись с Николя взглядом. – Наверное, ей будет тяжко, пока она не приспособится к новой жизни.