Литмир - Электронная Библиотека

В опубликованных в СССР путевых очерках Ольденбург-старший назовёт демократический Берлин заметно более грязным сравнительно с чопорно-чистым довоенным. Разорение и обеднение Германии наблюдалось всюду, даже по немыслимому ранее использованию битых чашек и тарелок, порванных скатертей в ресторанах ввиду сложностей замены предметов [С.Ф. Ольденбург «Европа в сумерках на пожарище войны» Пг.: Время, 1924, с.9-10].

Отправившись в командировку в Европу, на пути в Лондон, С.Ф. Ольденбург встретился с сыном 2 июля 1923 г. в Берлине. Ученик и коллега советского академика В.М. Алексеев переслал жене ценнейшее свидетельство о неодолимой силе православно-монархических убеждений, продемонстрированных С.С. Ольденбургом:

«С.Ф. виделся со своим сыном – ярым монархистом. Присутствовал при разговоре отца и сына – политических врагов. Они вчера целый день у Вертгейма спорили, а я сидел, преодолевая боль, и слушал. Сергей Сергеевич – монархист-мистик, совершенно нового, не виденного мною доселе типа. Своей верой обезоруживает, и мы с С.Ф., отнюдь, конечно, не разделяя ни в чём его посылок, ничего не можем возразить» [«Начало пути». Восточный альманах. М.: Художественная литература, 1981, Вып.9, с.490-491].

Оставшийся в СССР В.М. Алексеев ещё почувствует на себе все прелести большевизма. 31 мая 1938 г. в «Правде» он будет назван: «лжеучёный в звании советского академика», а его книгу о Китае на заседаниях академического “актива” назовут «расистской галиматьёй, смыкающейся с фашистскими тенденциями» [«Неизвестные страницы отечественного востоковедения» М.: Восточная литература, 2008, Вып.III, с.386, 456].

Известен ещё отрывок из письма С.Ф. Ольденбурга его новой жене: «Тяжелы мне и очень глубокие, непримиримые разногласия с Серёжей: столкнулись два мировоззрения и у двух людей, упорно держащихся каждый своего, верящих в него... Чувствую, что Серёжа меня любит; но ему глубоко чуждо то, чем я живу, а мне то, во что он верит, кажется таким ветхим и ненужным» [Б.С. Каганович «Начало трагедии (Академия наук в 1920-е годы по материалам архива С.Ф. Ольденбурга)» // «Звезда», 1994, №12, с.127].

С.Ф. Ольденбург писал 12 июля 1923 г.: «с Серёжей вчера большой разговор о религии». Ольденбург-ст. был полностью лишён веры и её понимания.

3 июля 1923 г. обратил внимание на русского монархиста, ставшего приметной фигурой, М. Горький в письме Нине Берберовой: «В благодарность за милое письмо Ваше искренно желаю Вам сплясать гопака с Ольденбургом С.С. и какой-нибудь отчаянный фокстрот с Зиновием Гржебиным» [М. Горький «Письма» М.: Наука, 2009, Т.14, с.204].

Продолжали упоминать Сергея Сергеевича и другие враги монархистов. Так, они преждевременно поторопились распространить дезинформацию, будто Великий Князь Николай Николаевич отказал Высшему Монархическому Совету в возглавлении. Как обычно, восхваляя любых реальных или воображаемых оппонентов ВМС, статья «На монархической Шипке» даже расщедрилась на одобрение благоприятного облика бывшего Верховного Главнокомандующего, приписав ему «ореол первых лет военного одушевления. И дальнейшее его отношение к авантюрам “дорогих союзников” и непреклонная стойкость курса – всё это настолько разительно противоположно христианнейшему и смиреннейшему воинству Маркова II, что только удивляться можно, как Ольденбург решился вкупе с остальными православными на крестовый поход в надежде на возглавление. Нужно полагать, что просто ничего другого делать не оставалось» [«Время» (Берлин), 1923, 9 июля, с.2].

Если бы еврейская газета знала, что в дальнейшем Великий Князь Николай Николаевич на такое возглавление согласится, примет под своё начало П.Н. Краснова, ВМС и РОВС, она бы поостереглась от таких иронических выпадов. Уже в ноябре 1923 г. газета Брейтмана вынуждена была начать противопоставлять Кириллу Владимировичу “Николая III”. Важно что С.С. Ольденбург снова выведен вместе с ВМС на первый план как идеолог эмигрантского монархического движения.

Журнал «Русская Мысль» за 1923 г. №3-5 вышел позднее 5 июля. В отделе критики, длинной в один абзац, есть отзыв С. на книгу Джиорджио Вазари «Жизнеописания наиболее выдающихся живописцев, ваятелей и зодчих эпохи Возрождения», с похвалой берлинскому издательству «Нева» за переиздание, в сокращении, этой книги.

В соседнем отзыве на «Почему я не эмигрировал» Пешехонова обозначилось несогласие А.С. Изгоева с взглядами Сергея Сергеевича: «Недавно на страницах Русской Мысли С.С. Ольденбург дал характеристику настроения “недобровольных эмигрантов”, живших в России годы при советской власти и лишь в конце 1922 г. насильственно выкинутых ею заграницу, Не мне, как одному из заинтересованных, спорить с этой характеристикой». Ссылаясь на Пешехонова, Изгоев утверждал, что большевикам не удалось довести Россию «до такой прострации, как думают некоторые из эмигрантов» (т.е. С.С. Ольденбург). Изгоев подтверждает наблюдения Пешехоновым радости от изгнания поляков из Киева. Но этого удовлетворения не отрицал в своих воспоминаниях и Ольденбург-мл., только не ослабляя антисоветское настроение, а усиливая, не примиряясь с красными, а подчёркивая все их характеристики. Так и с состоянием прострации: Сергей Ольденбург писал не о всей России поголовно, а о том состоянии обмана, подчинения и запуганности, которое в действительности существовало и через которое коммунисты удерживали своё господство. Это не означает отсутствия примеров иных настроений.

В «Политическом обзоре» С.С. Ольденбург, замечая что Ленина не оказалось на 12-м съезде партии, выносит приговор его деградации и выпадению из политической жизни после написания «сбивчивых, полубольных статей о реорганизации советского аппарата». Съезд не оправдал надежд на раскол (но он ещё предстоит), утвердив диктатуру партии. В выступлении Фрунзе Ольденбург отметил его выражение о переходе политически допустимой грани обложения деревни. Ольденбург справедливо утверждает, что основным способом «для власти просуществовать» остаётся налогообложение крестьянства, ввиду убыточности советских промышленных предприятий, даже при завышенных ценах.

В выступлении Сталина по национальному вопросу Ольденбург отметил его слова: «НЭП взращивает великорусский шовинизм». Антирусская репутация Сталина в его глазах постоянно укреплялась. Сталин ставил целью партии, чтобы советская власть не отождествлялась с русской, а считалась интернациональной. Русский национализм Сталин называл наиболее опасным сравнительно с любым другим. Успехи борьбы с Белым Движением Сталин приписывал борьбе с Колчаком, Деникиным и Юденичем «так назыв. инородцев». Х.Г. Раковский также призывал выжигать русский национализм калёным железом. Бухарин прямо требовал дискриминации русских. Партийный съезд сходился в необходимости устроить «разрусение» окраин и преследовать использование русского языка.

Далее Ольденбург отметил выступление живоцерковников против РПЦЗ и то что расстрел католического прелата «вызвал бурю негодования за границей; точно впервые Западная Европа, на примере человека ей более близкого, чем русские священники, погибшие тысячами, почувствовала, что такое большевистская власть!». К новости о том, будто Патриарх Тихон покаялся и признал советскую власть Ольденбург отнёсся с заслуженным недоверием. На этом фоне предельно логичным являлось решение Зарубежного Церковного Собора «признать себя самоуправляющейся церковной единицей» (вопреки чему евлогианцы продолжат некоторое время заявлять о приверженности Москве).

Левые эмигрантские газеты, одобряющие переход большевиков на новую орфографию, как иронизировал С.С. Ольденбург, сами почему-то продолжают придерживаться старой. Вопрос же о преобладании орфографии после свержения большевиков он справедливо назвал спорным, не настаивая на том, что эмигранты смогут или обязаны вернуть прежний порядок письма. Не менее язвительно Ольденбург оттоптался на незавидной судьбе либерально-центристского РНК, указывая что ограничения на сотрудничество с правыми монархистами обрекли РНК на «медленное усыхание».

51
{"b":"826124","o":1}