Регулярно отслеживая деятельность монархистов, «Дни» в №85 сообщали, про состоявшийся 6 февраля в Берлине доклад Головачева «Студенчество и монархия». При чтении присутствовали Н.Е. Марков и А.М. Масленников. Объясняя прежнюю революционность студенчества его отрывом от народа, докладчик говорил об отрезвлении молодёжи и отходе к контрреволюции. При этом, путаясь в терминологии, Головачев постоянно говорил о потребности в демократической монархии, тем самым отрицая самостоятельную ценность монархического принципа. С.С. Ольденбург справедливо указал на эту ошибку отождествления демократии с высшими степенями культуры, сравнительно с Самодержавием: «если бы это было верно, мы должны были бы желать России возможно скорого торжества демократии».
В следующий журнальный политический обзор от 8 марта Ольденбург включил выступление Луначарского на съезде советов о 10-кратном уменьшении трат на образование сравнительно с бюджетом министерства народного просвещения 1914 г. Частные общеобразовательные школы при этом полностью уничтожены. Рождество в СССР сопровождалось комсомольскими антихристианскими кощунствами. Вредной советизации Русское Зарубежье противопоставляло свою положительную культурную работу. Примером её стало основание Русского Научного Института в Берлине.
Политическую физиономию т. Сталина Ольденбург выявил и для себя однозначно закрепил, обнаружив в его официальном докладе, что слияние республик в СССР «послужит решительным шагом к объединению трудящихся всего мира в единую мировую социалистическую республику» [«Русская Мысль» (Берлин), 1923, Кн.I-II, с.321].
Все дальнейшие противоречивые псевдопатриотические метания сталинизма Ольденбург с полным основанием будет считать пропагандистским обманом, призванным скрыть эту, наиболее неприглядную и преступную цель.
В Италии отмечено образование правительства Муссолини и объединение его с националистами в борьбе с масонством и левыми партиями после капитуляции итальянского короля в попытке защиты Рима от похода фашистов.
Помимо подробного разбора европейских событий, Ольденбург также выпустил рецензию на «Сумерки Европы» Г. Ландау, где отметил одностороннюю защиту «исторической правоты Германии» против Антанты. Относительно цивилизационной теории Ольденбург приводит формулировки К.Н. Леонтьева о пределах возрастного развития, которые он считает точнее написанного Ландау. Другая рецензия касается сочинения В.В. Шульгина «Нечто фантастическое» (95 стр.) о будущем государственном устройстве (его вариант ставшего популярным весной 1922 г. романа «За чертополохом»). Ольденбург считает, что можно учиться у «курсантов и юнкеров при Временном Правительстве», считая их поведение полезным опытом, который встречается в эпоху революции. Но совершенно нечего взять у красных «в той области, где они оказались наиболее несостоятельными – в области экономики». «Спорна и мысль о милитаризации просвещения»: интеллигентам так просто не привить патриотическую стойкость офицеров.
Много недовольства левых газет вызвало выступление С.С. Ольденбурга в союзе русских студентов, где он приветствовал монархические настроения эмигрантской молодёжи, в положительном смысле противопоставляя её советскому комсомолу и всему что происходит в СССР.
В №1-2 «Русской Мысли» за 1923 г. есть также статья С. «Отношение к русской интеллигенции в Советской России и за рубежом». Есть все основания раскрыть авторство С.С. Ольденбурга. Его обычный псевдоним приблизительно соответствует и заявленным данным: «решаюсь заговорить на эту тему потому, что моё положение недавно покинувшего Совдепию является до некоторой степени срединным: с одной стороны я уже “эмигрант”, с другой – я пробыл четыре года в Совдепии и в прошлом органически связан с интеллигенцией». 4 года это 1917-1920, с некоторыми перерывами. Органическая связь – про отца и всё его окружение. Ценным поэтому будут его отсылки на опыт частных разговоров. Свои суждения автор подкрепляет ссылками на А.В. Амфитеатрова, который печатал в «НРЖ» «Горестные заметы», упоминая там и С.Ф. Ольденбурга. Автор статьи доказывает, что даже оставшаяся при большевиках интеллигенция, склонная к обвинениям в адрес Императорского правительства, понимает что причины революция лежат не в отсутствии ответственного перед Г. Думой правительства, а в «культурных ненормальностях русской жизни», т.е. в разрыве между левой интеллигенцией и народом.
Далее С.С. Ольденбург утверждает: распространённое мнение, «что большевизм осуществляет только то, о чём десятилетиями мечтала русская интеллигенция, притом не только левая, но и правая, не слишком уже далёким от истины». Эта мысль получает обоснование далее на массе примеров революционного догматизма интеллигенции. Предъявляя монархической власти бесконечные утопические претензии за отсутствие рая на земле, интеллигенты не понимали, «сколько в действительности они сами проявляли ранее и праздности, и высокомерия, и избалованности, а зачастую и насилия». Это своё революционное помрачение интеллигенция осознала только «за скудной трапезой», «в холодной и еле освещённой комнате», где многие оказались в результате желанного ими свержения Царя. Рабочему и крестьянину «при Николае жилось куда лучше», чем после революции, но интеллигенции стало ещё намного более хуже. «Эту же фатальную психологическую черту обнаружили и многочисленные эпизоды первого периода революции, когда бунтари стремились своими захватами не столько улучшить своё положение, пограбив в свою пользу, сколько бессмысленно нанести вред другому». С.С. Ольденбург тем самым даёт прекрасное разоблачение лживой мифологии о том, будто революция произошла из-за бедности и нужды народа. Эти превосходные точные его наблюдения говорят об умении историка подмечать самое важное.
То что революция ничего не дала народу в области культуры видно по таким примерам, как попытки “демократизировать” оперу, которую раньше посещали только представители дворянской элиты. Узнав, что революционеры хотят их облагодетельствовать, обрадованные рабочие пошли на оперу со знамёнами и под оркестр. Но ознакомившись с оперой, рабочие потеряли всякое желание дальше пользоваться такими завоеваниями революции [«Историография культуры и интеллигенции советской Сибири» Новосибирск: Наука, 1978, с.182].
Большевики не видели самостоятельной, внутренней ценности в культуре и занимались популяризацией множества произведений только потому что видели в них средство поддержания партийно-агитационной работы.
Учитывая откровенно антисемитские высказывания С.С. Ольденбурга в крайне правых изданиях, интересно сопоставить их с тем в какой форме он высказывался в журнале Струве, ссылаясь на общественное мнение: «не остаётся незамеченной и та сторона большевизма, которая не может не дать повода к пробуждению почти повсюду и росту юдофобских настроений и даже направлений». Это существенный довод Ольденбурга против приписывания зла большевизма и революции русской национальной культуре.
Широкие народные массы, пишет далее Ольденбург, понимают, что умирающий «с голоду» обыватель в результате революции находится в куда худшем состоянии, сравнительно с «нищим прежнего времени, получавшим в любой лавке на подаяние по краюхе хлеба». Можно, следовательно, уловить и связь между благами прошлого и наличием дворцов с усадьбами, уничтожаемых поборниками всеобщего равенства. Т.е. крестьянин начинает сознавать, что ему полезны «даже помещики!». Так рассыпается ещё один революционный жупел. Однако борьба с большевизмом «будет ещё очень длительной», т.к. крестьяне не могут самостоятельно осуществить нужные им политические перемены.
В критике недостатков Белого Движения Ольденбург пишет что на стороне противников красных «были свои Протопоповы, Гоцлиберданы, Сухомлиновы, Керенские», которые упоминаются не как реальные лица а как символы государственной дезорганизации (что, естественно, крайне несправедливо относительно царских министров В.А. Сухомлинова и А.Д. Протопопова).
