– Вообще-то, – грустно говорит он, – у меня давным-давно нет глаз. И у тебя их тоже нет, и тебе прекрасно это известно. Глаза, голоса, сердце, мурашки по коже – это все иллюзии, и с ними так сложно расставаться, правда? Ощущения тела… как мы не хотим их отпускать… Но этим двоим совсем не обязательно сидеть на печке. Они могут любить точно так же, как и другие люди, независимо от возраста и от того, есть ли у них глаза или сердце. Как ты или я.

Он поворачивает меня к себе, и тонкая, как леска, струна срывается и несется вперед, пронзая его точно там, где когда-то было сердце.

– Еще один идеальный выстрел, – говорит он. И хотя у него давно нет тела, он крепко прижимает меня к себе. – Странные ощущения, правда?

И хотя у меня тоже давно нет сердца, я чувствую, как оно сначала сжимается, а потом становится большим и легким, как детский воздушный шар.

– Ничего странного, – говорю я. – Давай подстрелим старушку вместе.

Не знаю, где были мои глаза, когда я купила эту бутылку. Если присмотреться как следует, сразу понятно: с ней все не так – слишком легкая, слишком прозрачная, а внутри что-то подозрительно перекатывается. Но о том, как они умеют пускать пыль в глаза, не зря предупреждают в новостях. Я заметила неладное, только когда открыла бутылку. Она хлопнула втрое громче обычного, потом стала огненно-горячей, а в следующую секунду – снова ледяной. После этого из нее повалил густой белый дым, который замысловатым образом сложился в фигуру человека. Неплохую фигуру, надо признаться.

И вот пожалуйста – он уже сидел у меня на кухне. В костюме, небрежно застегнутой белой рубашке, сверкающих ботинках и невообразимых розовых носках. Я даже не успела вдохнуть и выдохнуть.

– Ну а ты что думала? – спросил он, как будто прочитал мои мысли, и разгладил невидимую складку на узком пиджаке. – Что в итальянской бутылке будет сидеть мужик в шароварах и шапке с кисточкой?

– Вообще-то я просто хотела немного вина перед Новым годом, – неуверенно ответила я.

– А вот это, дорогая моя, вообще не проблема.

Он щелкнул пальцами и протянул мне запотевший бокал с золотистым вином, по которому бежали вверх крошечные пузырьки. Я сделала глоток. Он щелкнул еще раз, поставил передо мной тарелку с толстыми зелеными оливками и лучезарно улыбнулся. Я улыбнулась ему в ответ и тихонько потянулась рукой к телефону. Набрать номер я, конечно, не успею, но нажать тревожную кнопку, скорее всего, смогу. Как раз об этом и твердят во всех новостях: скачайте приложение с тревожной кнопкой, и если это случится с вами, подайте сигнал за одну секунду.

Вот это и случилось с нами, да. Только он не дал мне ни секунды. Плавно, но очень быстро он накрыл мою руку своей.

– Подожди, пожалуйста, – сказал он. – Я слишком долго выбирал среди вас умную бабу, чтобы все вот так глупо закончилось.

– Я умная? – От неожиданности я сделала еще один большой глоток, закашлялась и попыталась поставить бокал мимо стола.

Он щелкнул пальцами, и точно под бокалом оказался серебряный подносик.

– Вот подумай сама. Сейчас ты нажмешь кнопку, и что будет дальше?

– Что будет? Они приедут и меня спасут.

– Конечно, они приедут, загонят меня обратно в эту бутылку и увезут с собой, но тебя они увезут тоже – чтобы поизучать на досуге, как джинны влияют на людей, и убедиться, что я не успел запудрить тебе мозг. А может быть, пока они едут, я успею запудрить тебе мозг и сбежать, и тогда в бутылке окажешься ты сама. Выпей еще вина, дорогая.

Я выпила.

– Теперь подумай, зачем они загоняют нас в бутылки и увозят?

– Чтобы вы не нападали на людей.

– Столько лет выбирать среди вас умную бабу, и вот пожалуйста! – Он закатил глаза. – Мы не нападаем на людей! Обманываем – да, охмуряем – сколько угодно, но нападаем – нет!

– Зачем тогда весь этот шум и тревожные кнопки?

– Ты дура?! – Он возмущенно цыкнул и расстегнул еще одну пуговицу на рубашке, как будто ему было трудно дышать. – Мы исполняем желания, в этом все дело. Они нас увозят, чтобы мы исполняли их желания. Я, конечно, могу сейчас загнать тебя в бутылку и сбежать, но они найдут меня достаточно быстро, это понятно. И тогда в дураках окажемся мы оба. Но вот что я придумал, пока сидел внутри. – Тут он постучал по стеклу пальцем. – Что, если я останусь, а ты никуда не будешь звонить?

– Как это?

– Очень просто, дорогая. Я хочу настоящее тело и настоящую жизнь, но я привязан к этой бутылке. И я умею исполнять желания. У тебя есть настоящее тело и настоящая жизнь, но исполнять желания ты не можешь, увы. Так я подумал: что, если мы с тобой будем меняться? Скажем, по три дня: я джинн в бутылке, исполняю желания, у тебя тело, потом ты джинн в бутылке, исполняешь желания, у меня тело. Как тебе? Конечно, все, что мы умеем, – это иллюзии, так что на замки, которые простоят веками, можешь не надеяться. Но жизнь становится приятнее, это точно. И кстати, джинны не стареют, так что, сидя в бутылке, ты ничего не теряешь.

– Ты можешь меня обмануть.

– Да, могу. Но они тебя обманут наверняка. Чтобы тебе было спокойнее, первые три дня в бутылке буду я. Хочешь рискнуть?

Я рискнула.

Для начала он уставил мой стол едой, а в углу комнаты изобразил лохматую ароматную ель, усыпанную снежными птицами и настоящими сосульками, которые не таяли в комнате. Он разрисовал мои окна узорами («Кажется, ты принимаешь меня за Деда Мороза, дорогая?») и усадил за стол виновника моего разбитого сердца («Ты уверена, что именно этого идиота тебе не хватает?»). А сам убрался в бутылку и провел в ней ровно три дня, не подавая признаков жизни – пока я сама его не позвала. Съел пирожное, потребовал теплые ботинки, пальто, шарф в сине-серую клетку и полные карманы удачи. И красотку, которая встретится ему прямо за углом дома, непременно блондинку.

Надо ли говорить, что я очнулась на дне бутылки? Сквозь стекло я смотрела, как вокруг темнеет, становится светлее и снова темнеет. Впрочем, он вернулся даже раньше, чем обещал.

– Блондинка оказалась так себе, дорогая. Тебе еще учиться и учиться, – объявил он, выпуская меня из бутылки, и гнусно заржал. – На самом деле для первого раза пойдет. Я решил тебя выпустить побыстрее, чтобы ты не волновалась. Трогательно, правда?

Он соткал для меня из воздуха невесомое вечернее платье, два билета на самолет и виновника моего разбитого сердца – слегка ошалевшего, но в целом довольного («Серьезно? Опять?! Не обижайся, дорогая, но с фантазией у тебя не очень»). Мы вернулись через три дня, а он отправился на рыбалку.

В новостях говорили о доверчивых гражданах, которые становились жертвами коварных джиннов в разных городах мира. Я врала соседям, что он мой женатый любовник, и ловила сочувственные взгляды в лифте.

Он был помешан на цветных рубашках, ботинках и шарфах и очень быстро разжился собственным гардеробом, поэтому к квартире пришлось добавить пару комнат и несколько просторных шкафов. Над этой иллюзией он бился несколько дней, чтобы снаружи было незаметно.

Он любил быстрые машины и горные лыжи, а я – морские прогулки; он вечно мерз, а я раскрывала настежь окна. Он не выносил запаха рыбы и приводил домой блондинок, иногда по несколько штук сразу. В такие ночи я поворачивалась к ним спиной и постукивала ногой по бутылочному стеклу. Блондинки испуганно озирались, он злился, но не подавал виду. В крайнем случае – убирал бутылку в шкаф.

Для моих подруг он рисовал в воздухе выигрышные лотерейные билеты, для меня устраивал море прямо на балконе, а я усыпала для него небо звездами такой неимоверной величины, что удивлялись даже блондинки. Он добывал мне пыльные книги, а я ему – старые вина. Если честно, я сама не заметила, когда все изменилось. Через два года? Через три? Его веселые бестолковые подруги стали появляться все реже, а ошалевший виновник моего разбитого сердца и вовсе исчез. Помню, как однажды вечером, когда я выпустила его из бутылки, он в первый раз отказался от приключений.