— Правда, правда, — медленно отвечала сестра милосердия и гладила Пишту по щеке. — Но что поделаешь, такова жизнь…

Прибравшись в приемной, Пишта усаживался, как всегда, перед столиком и начинал рассказывать о том, что видел, что слышал дома или в трамвае, или о том, что ему пришло на память. Он любил все приукрасить, однако ж рассказы его были скорее печальные, чем веселые. Барбала внимательно слушала подростка и отвечала медленно и монотонно:

— Да, да… Но что поделаешь, такова жизнь…

Стемнело. В распахнутую дверь приемной влетал ветерок хоть и с угольной пылью, но все же благоуханный и убаюкивающий. Доносился шум станков, свист маневрового паровозика…

Вдруг позвонили: Барбалу Катона срочно вызывали в заводскую канцелярию.

Вернулась она взволнованная — судя по тому, что говорила еще медленнее, чем обычно.

— Пишта, сынок… В канцелярии сыщики сидят. Ищут какого-то дезертира… Йошку Франка… Говорят, будто он под фамилией Ковача работает здесь, на заводе. А по расчетным ведомостям такого не обнаружили. Теперь сыщики ничего понять не могут. Спросили меня, не слыхала ли я про него. Я сказала, что не слышала. Они теперь пойдут по всем цехам. Как вы думаете, Пишта, кто это может быть?

Лицо мальчика посерело. Пиште стало дурно. Он сел, ловя ртом воздух.

— Что такое? — спросила сестра милосердия. — Вы знакомы с ним? Он здесь работает? Кто это? Хорошо еще, что сыщики не вас позвали.

Пишта мучился, не зная, что делать. До сих пор он даже имени Йошки Франка не произносил — это было строго запрещено. А теперь? Теперь придется сказать, иначе Йошку заберут. Если ничего не скажешь, то и помощи не жди…

— Тетя Барбала… Он… он уже целую неделю работает в большом цеху у автомата… в группе Каруласа… Теперь… теперь… под именем Ласло Надя… Что нам делать?

— Это Ласло Надь? — глухо и с ужасом произнесла сестра. — Неужто Лаци Надь?

— Да. А этого имени не называли?

— Нет.

— У них и фотография есть?

— Нет. Мне они, во всяком случае, не показывали.

— Тетя Барбала, Йошку надо спасти! Сейчас же!..

— Да… да… Но что поделаешь… — Она замолчала.

Молчание длилось не больше десяти секунд, но для Пишты они проходили томительно долго.

— Тетя Барбала, тетя Барбала! — дважды поторопил он ее.

— Послушайте, — медленно заговорила сестра милосердия. — Снимите халат… Зайдите в большой цех… Только осторожно. Чтоб никому не бросилось в глаза.

— Хорошо! — промолвил Пишта и так торопливо скинул халат, будто он вдруг загорелся на нем.

— Пишта, сынок… Осторожно!..

— Тетя Барбала, будьте спокойны… Я к нему не подойду… Там работает еще и другой товарищ. Янош Коронги. А его сыщики не вспоминали?

— Нет.

— Тогда и вы забудьте о нем… Я думаю… Я думаю, пусть Йошка Франк придет сюда… И… и… и… мы с вами, тетя Барбала, вынесем его на носилках.

— А как? Они же предупредили вахтера.

— Но называли-то Эндре Ковача, не Ласло Надя. А заболел Ласло Надь. Он может выйти. Дизентерия. Пищевое отравление. Аппендицит. Пожалуйста, срочно подберите ему болезнь и напишите направление.

— Хорошо… Но теперь бегите!

Пишта помчался по темному двору, освещенному лишь окнами цехов и июньской полной луной. Теперь все ему казалось грозным, даже маленький паровозик, который, словно ворча на кого-то, маневрировал, посвистывал и так скрежетал буферами, будто чьи-то кости ломал.

Пишта вернулся через несколько минут. Вскоре появился и Йошка Франк. Он мгновенно сообразил, о чем идет речь, и согласился с планом Пишты. Послушно лег на носилки. Его укрыли одеялом. Барбала Катона взялась за передние ручки, Пишта — он был снова в халате — подхватил носилки сзади, и они пошли к проходной. Пиште вспомнилась железная койка. В тот вечер так же светила луна, и он чувствовал такую же тревогу.

— Карета уже подъехала? — тихо и монотонно спросила сестра милосердия у вахтера.

— Какая карета?

— Из «Святого Иштвана». Тяжелый случай пищевого отравления.

— Кто это? — сонным голосом спросил вахтер, ткнув пальцем в сторону носилок.

— Ласло Надь… Вот направление.

— Тащите…

— А карета уже прибыла? — еще раз спросила предусмотрительная сестра.

— Что я вам, мальчик на побегушках! Сами смотрите. — И отворил дверь на улицу. Выпустив их, вернулся в свою каморку и задремал опять.

Пишта с Барбалой тащили носилки шагов пятьдесят. Потом Йошка спрыгнул с них, и Пишта сказал:

— Ты передай через Мартона, где мне найти тебя.

— Ладно. Но с вами-то что будет?

— Ерунда, не важно! — лязгнул зубами Пишта. — А ну, смывайся!

Йошка Франк быстро чмокнул Пишту, потом Барбалу Катона, которая только тогда ответила на неожиданный поцелуй, когда Йошка Франк был уже совсем далеко.

— Да, да… Ничего не поделаешь, такова жизнь…

4

Обыскав большой цех, сыщики выяснили, что не хватает одного рабочего. Имя его удалось установить лишь после долгих проволочек. Рабочие придурялись, как только могли, говорили наперебой, перебирали самые различные имена и только, когда уже не было иного выхода, кто-то назвал Ласло Надя. Но сыщики не поверили, продолжали расспрашивать, а спасительные минуты летели одна за другой.

— Куда он делся? Когда ушел?

— Откуда нам знать? Может, в нужнике сидит?

— Так долго?..

— Что ж, всяко бывает…

Сыщики прошли сперва в заводскую уборную, потом к вахтеру.

— Ласло Надь вышел сейчас с завода?

— Ласло Надь? — тупо переспросил разбуженный вахтер и разыскал бумажку. — Да…

— Когда?

— Да уж с полчаса… Тяжелое пищевое отравление, — прочел он по бумажке.

— Чтоб вас тяжелая кондрашка хватила!.. Говорили же вам: глядите в оба!

— Уж извиняйте, но только его на носилках притащили из приемной. Вы-то ведь искали Эндре Ковача.

Через минуту сыщики были уже в приемной. Сестра милосердия и Пишта как раз с невероятным усердием перевязывали пострадавшего рабочего.

— Куда вы Ласло Надя девали? — набросились на них сыщики.

— Подождите! — медленно и с таким укором ответила сестра, будто во время сложной операции ей задали неуместный и глупый вопрос — вроде того что: «Когда будет масленица?»

— Отвечайте немедленно!

— А вы не видите, что я рану перевязываю?

— Не вижу! — злобно рявкнул сыщик.

— Жаль, — ответила сестра. — Это надо видеть.

— Куда вы отправили Ласло Надя? — заорал сыщик уже во всю мочь.

— В больницу святого Иштвана! — ответил вместо Барбалы Пишта, громко потянув носом.

— Телефон больницы!

— Пишта, посмотрите…

Пишта, хотя и помнил номер наизусть, долго возился с телефонной книжкой.

Несколько минут спустя приемная огласилась еще более страшным криком:

— В больницу святого Иштвана повезли?.. А там ничего не знают?!

— Как это может быть? — кротко спросил Пишта. — Ведь мы же сами посадили беднягу в карету.

— Он был без сознания, — добавила Барбала.

— Его тошнило все время, — промолвил Пишта.

И Пишту и Барбалу сыщики захватили с собой, но оба они так упорно твердили одно и то же, что к утру их выпустили.

5

Из тюрьмы на проспекте Маргит Пишту Хорвата повели в военную тюрьму на улицу Конти, оттуда — в будапештскую военную комендатуру, потом в отдел контрразведки военного министерства и, наконец, опять обратно. Пишта нарассказал столько былей и небылиц, что довольные следователи военной прокуратуры (по счастью, они хотели всю славу присвоить себе и потому не устанавливали связи с политическим отделом полиции) выписали ему новые башмаки взамен его рваных и пообещали достать еще и одежду. Протоколы допросов составляли уже семь папок. Два следователя, сменяя друг друга, работали по четырнадцать — пятнадцать часов в сутки. И хотя было несомненно, что часть рассказов Пишты — плод фантазии, однако жадные следователи записывали и протоколировали все в полном убеждении, что так, глядишь, и правда выплывет на свет божий, а главное — этот огромный материал «будет импонировать наверху». И следователи радовались, надеялись на повышение…