Тем временем к ним приближалась жена Крылова.
Она шла неуверенной, вихляющей походкой, нога за ногу, как бы стесняясь к нему подойти, а когда Крылов представил ей Репнина, выставила одну ногу и, протянув руку, вся подалась вперед, напоминая своей позой скульптуру бога любви на площади Пикадилли, внушающего опасение, что вот сейчас он непременно упадет и разобьет себе нос, хотя он никуда не падает и продолжает стрелять из лука.
— Петриша, это князь Репнин, которого мы ждали! — услышал Репнин слова Крылова. — Моя жена англичанка, — прибавил Крылов, — но немного знает русский.
— Здравствуйте, — сказала она по-русски Репнину, покраснев до ушей.
Репнин поневоле стал к ней присматриваться. Жгучая брюнетка, какими крайне редко, почти никогда не бывают англичанки, к тому же некрасивая. Она продолжала стоять на одной ноге, точно статуя амазонки. Волосы у нее были распущены, хотя она и собиралась плавать. У нее был вид задумчивой коровы, если только корова может задумываться. Мутные большие карие глаза. Она так странно смотрела на него, поминутно заливаясь краской. Широкие ноздри ее раздувались, точно она задохнулась от быстрого бега.
Неприятную свою манеру иронично улыбаться при знакомстве Репнин не мог побороть и теперь. Она, должно быть, заметила это и потупилась. Хмурая тень набежала на ее лицо. Репнин, с таким отрадным чувством вспоминавший в Лондоне своих крестьян, при первом же знакомстве с русскими эмигрантами, с которыми им приходилось встречаться за границей, чаще всего ронял презрительно: «Средний класс». Это было необъяснимо для Нади. Ведь по его отзывам, он прекрасно чувствовал себя среди сапожников и продавщиц из обувного подвала.
Крылов с самого начала невесть отчего был расположен к Репнину. Уже после первых минут разговора Репнин знал о нем буквально все. Родился Крылов в Твери, отец его был гарнизонным врачом, каковым впоследствии стал и он в той же Твери, пока не уехал из России. Жена его — приятельница госпожи Фои. Они поженились во время войны. Он был в Италии, где ему пришлось много всего повидать: убийства, грабежи, насилие. Безобразнее всех были марокканцы, англичане — надо отдать им должное — вели себя по-человечески. Он работал в Ливерпуле, был там врачом, а теперь в Лондоне, на том берегу Темзы. Их страшно обрадовала весть о приезде князя Репнина. Все его ждали. В отеле много русских и вообще здесь очень хорошо. Признаться, он просто мечтал отдохнуть от больницы, операций и скальпеля, но человек невероятное создание. Теперь ему этого как раз недостает. Когда у него нет по крайней мере двух операций ежедневно, он чувствует себя не в своей тарелке. Прямо-таки заболевает. Человеку невозможно угодить. Все это Крылов говорил по-английски, видимо, из-за своей жены.
Госпожа Крылова слушала своего разговорчивого мужа молча. И лишь то и дело заливалась краской. Лицо у нее было некрасивым, хотя и необычным, но у нее была прекрасная фигура амазонки. Пока ее муж и Репнин продолжали стоять, она опустилась на песок, а потом и легла. Без всяких слов. Закинув руки за голову.
Со своей обычной иронической усмешкой Репнин тоже опустился на песок, его примеру последовал и Крылов. Доктор продолжал рассказывать о жизни в отеле. Вытянувшись на горячем песке, госпожа Крылова, конечно, не подозревала, насколько рискованна эта ее поза. На ней не было ничего, кроме черной повязки на груди и такой же повязки на поясе. Ее груди стремились поминутно выскользнуть из-под этой черной повязки, тогда как набедренная часть ее бикини при малейшем движении открывала завитушки черных волос. Госпожа Крылова по-прежнему молча лежала на песке и загадочно улыбалась. Вдруг Репнина посетила странная мысль: может, она нарочно хочет показаться ему в таком виде?
Прошло еще с добрых четверть часа, когда Крылов позвал Репнина купаться. Он вскочил, сказав, что ему жарко, и помчался в воду. За ним поднялась с песка и госпожа Крылова и пригласила Репнина пойти поплавать. Она побежала к морю. Побежала легко и плавно в отличие от многих женщин. Да, бежала она очень красиво.
В ее голосе, когда она пригласила его, Репнин уловил какой-то вызов, словно у нее с самого начала были на него свои виды. Репнин усмехнулся про себя.
Но «величавая» природа, видимо, решила разрушить идиллию совместного купания и показать, что океан может быть еще опаснее, чем Черное море за хребтами Кавказа. Внезапно солнце скрылось, будто кто-то резко задернул занавес, и все вокруг заволокло непроницаемой мглой. Люди кинулись из воды на берег, не в состоянии разглядеть что-нибудь дальше своего носа. Точно подстегиваемые ураганом, на бегу подхватывали купальщики свою одежду, обувь, искали детей и всем скопом устремились к ресторану на развилке дороги, едва различаемому вдали. Там для ориентира зажгли в окнах свет. Репнин тоже побежал, отыскивая велосипед госпожи Фои, а затем направился к ресторану, откуда доходил запах яичницы с жареным беконом. Тут начал сыпать мелкий и холодный дождь. Купальщики сгрудились у входа в ресторан. За одним из столиков он заметил своих новых знакомых. Хотел было скрыться, но госпожа Крылова махала ему рукой — мол, у них за столиком есть свободное место. Репнин поневоле должен был присоединиться к ним.
Она была в узких голубых штанах и обтягивающей майке, точно цирковая наездница. Ее большие темные глаза смотрели ему прямо в зрачки. Во всем белом, Репнин был похож на моряка. Она заговорила о погоде — летом здесь туман налетает мгновенно, но также быстро рассеивается, а вот зимой в их краях климат просто ужасный, иной раз неделями пасмурно. Люди сидят, сбившись у камина, и молчат, и только крик чаек доносится до них снаружи из темноты. Не выйди она замуж за иностранца и останься жить здесь навсегда, она бы сошла, наверное, с ума. Она обожает солнце. Они хотели провести отпуск во Франции. Говорят, там намного веселее. Но Крылов не может надолго оставить больницу, а она — детей.
Тут Крылов с каким-то стеснительным и милым сожалением признался: у них всего двое детей. Мальчик и девочка — с трогательной нежностью добавил он. Репнин передернулся от ее холодного замечания: хватит и двоих. Two is enough.
После этого Крылов замолчал. Потом встал: у него тут машина за рестораном, он захватит в отель Репнина вместе с его велосипедом.
Когда муж удалился, госпожа Крылова спросила Репнина, почему он не привез с собой на отдых жену. Но вообще-то она считает правильным, когда супруги отдыхают отдельно. Они очень обрадовались, узнав о его приезде в отель госпожи Фои. Если он пожелает, она покажет ему ущелья в округе. Там так чудесно. Она отлично знает побережье. Это берег ее детства. Вообще тут изумительные окрестности. Они хранят память о Тристане и Изольде. При упоминании этой пары госпожа Крылова снова покраснела до ушей. Печальным было выражение ее лица, похожего на маленький надувной шар. На ее теле амазонки оно казалось сентиментальной глиняной маской. Она смотрела на него с вожделением, нисколько этого не скрывая. Когда к ним подошла ее знакомая в красном халате поверх купального костюма, госпожа Крылова представила ей Репнина с явным удовольствием: Марджори, это князь Николай! Marjory, this is prince Nicholas!
ОТЕЛЬ «КРЫМ»
Госпожа Фои, когда он вернулся с моря со своими новыми знакомыми, встретила Репнина очень любезно — ведь он не опоздал к обеду. В своей маленькой канцелярии она вручила ему гостевую карточку, где гости были расписаны за столиками, подобно тому, как, бывало, раньше на балах расписывались золотой вязью партнеры по танцам, попутно заметив — за него заплачено авансом по двадцать третье августа включительно. Ему остается оплачивать только напитки. Бар внизу. Она надеется, Репнин не откажется участвовать в танцах, которые устраиваются тут по вечерам? Все гости принимают в них участие. В Англии не принято отказывать в этом хозяйке.
Репнин побледнел. Он твердил, что ничего не платил за свой отдых в Лондоне, думая заплатить по всем счетам в отеле. Должно быть, здесь какое-то недоразумение, он ничего не знает об этом. Госпожа Фои показала ему письмо от графини Пановой вместе с оплаченным чеком. Если он имеет что-то против, он сможет обо всем узнать в Лондоне. Отель ее частный, и здесь могут отдыхать только гости, рекомендованные Лигой. Относительно оплаты, надо думать, позаботилась его жена? Хозяйка сверлила его своими желтыми кошачьими глазками и посмеивалась. Репнин покраснел. На чеке была подпись Нади.
