– Мы все ждём-не дождёмся вашего племянника, ваше величество! – Трещала она, ловко укладывая роскошные вороные волосы королевы в две тугие улитки. – Говорят, что он просто неслыханный красавец, что и не мудрено, он ведь сын эльфийки! А правда, что сами эльфы сыновей эльфиек признают равными себе?..

– Нет. – Ответила Изабелла резко. – Эльфы никого не признают равными себе. Но таких детей они в самом деле презирают немножко меньше, чем других.

Шелли украсила волосы Изабеллы сапфировыми шпильками и жемчужными нитками, надела лёгкую корону, по сути, просто алмазно-сапфировую диадему, удобную и красивую в отличие от парадно-официальной, от которой у Изабеллы всегда болела голова: Венец Снежного Принца создавался, всё-таки, на мужскую голову. Диадема смотрелась просто роскошно на вороных, без единой седой нити, волосах королевы, которая выглядела едва за сорок, царственно и роскошно. Королева любила белое и чёрное; её утреннее платье, белоснежное, вышитое золотом и украшенное сапфирами, бирюзой и жемчугом, невероятно шло к её изысканной красоте. Перед кардиналом и его спутником, шестнадцатилетним юношей, предстала свежая и величественная красавица, с загадочной и немного утомлённой полуулыбкой на розовых, прекрасно очерченных губах с капризной морщинкой в одном из уголков. Мальчик так был потрясён красотой королевы, что забыл поклониться, как того требовал этикет, уставился на неё в восторженном ужасе. Кардиналу пришлось больно ущипнуть его, возвращая на землю. Юноша ойкнул, покраснел, как маков цвет, попытался извиниться, поперхнулся, и наконец поклонился, неловко, но очень почтительно.

– Позвольте представить Вашему величеству своего восьмого племянника, Вэлери Эльдебринка, младшего сына герцога Анвалонского. – Голос у Стотенберга разительно контрастировал с его суровым длинным скандинавским лицом: был мягким, приятным. Казалось, что голос этот принадлежит очень доброму и хорошему человеку.

– Надеюсь, это последний? – Поинтересовалась королева. – Мне казалось, что они никогда не кончатся! – Взглянула на мальчика, и пожалела о сказанном.

Вэлери Эльдебринк был свежий, красивый, румяный, что называется: кровь с молоком. Круглые серые глаза были чистыми, весёлыми и наивными, полные румяные губы с вечно приподнятыми уголками приоткрывали краешки крепких белых зубов. Светлые, почти белые волосы крупными кудрями вились вокруг простодушного лица. Глядя на него, Изабелла сморщилась, потом не выдержала, и весело и ласково улыбнулась: всей её предвзятости оказалось недостаточно против его обаяния. Он смотрел на неё с таким восторгом! «Дурачок!» – Подумала королева, но в этом слове было больше симпатии, чем насмешки. Толку-то с его восторга было… Но приятно, чёрт возьми.

– Вэл мечтает стать армигером графа Кенки. – Поведал кардинал. – Для того и приехал так далеко. – И на лицо королевы легла лёгкая тень, тут же и исчезнувшая, словно от дуновения ветра. Она высоко приподняла тёмные брови, зная, что это ей очень идёт:

– Кенки?.. Что ты знаешь о графе, дитя?

– Ну как же! – Оживился тот, проглотив «дитя». – Ваше величество! О нём знает весь Остров! Все знают, что он последний рыцарь без страха и упрёка, что он не гонится ни за богатством, ни за модой, одевается строго и просто и ненавидит грех! И не делает различий между бароном и смердом, искореняя зло и ересь! Да такой справедливости в мире больше почти что и нет! Он даже для своей дочери поблажек не делает! А как он верен своей Прекрасной Даме, своей покойной жене! – Глаза мальчика, став ещё больше и круглее, горели чистым восторгом и гордостью. – Двенадцать лет прошло после её смерти, а он по-прежнему носит траур и никому не позволил занять её место в своём сердце, а в её кресле подле его собственного всегда лежит свежий букет её любимых цветов!

«А о том, что он лично забил свою Прекрасную Даму насмерть прялкой, когда увидел, что она не прядёт, а тайком от него лакомится свежими сливами, ты знаешь?» – Подумала королева, но вслух не сказала ничего. Графа Кенки, младшего брата герцога Далвеганского, побаивалась даже она. Особенно – она. Мальчик начал и дальше восторженно перечислять достоинства и подвиги своего кумира, но кардинал остановил его:

– Все это и так знают, Вэл. И её величество – тоже.

Мальчик так откровенно покраснел и обиделся, что королеве стало его жаль. Она протянула ему свой молитвенник и сумочку:

– Будь сегодня моим пажом, Вэл. Доставь мне такое удовольствие! – И мальчик вновь вспыхнул, на этот раз – от гордости и благодарности, вновь – таких откровенных! Даже любимицы королевы, левретки Мими и Момо, дочери легендарной Жози, левретки графини Маскарельской, своим визгливым лаем не смутили его и не убавили в нём восторга и рвения. Две дамы, на приличном расстоянии сопровождавшие королеву, улыбались и переговаривались друг с другом шёпотом, то и дело хихикая и тоже слегка краснея, и отчаянно строя глазки смущённому этим вниманием мальчику.

Королева и кардинал, прохаживаясь по галерее, говорили о текущих делах: о налогах, о приближающихся праздниках, о слухах из Междуречья. Между делом кардинал поинтересовался здоровьем его высочества, и нет ли из Хефлинуэлла каких-нибудь новых вестей.

– Мой племянник возвращается из Дании. – Ответила королева. – Со дня на день будет здесь. «Единорог» отправился за ним ещё в октябре; они переждали равноденственные шторма, и сразу же пустились в путь.

– Море зимой опасно… Но его можно понять. Событие ожидаемое, только вот своевременное ли?.. Что его матримониальные планы?

– Это моя самая большая забота. – Призналась королева. – Мальчику двадцать три года; он красив, очень богат и знатен; сражаясь за датского короля, он приобрёл славу и известность в Европе. Практически все королевские дома Европы прислали уже мне портреты своих невест. Даже его святейшество прислал мне портрет юной Лауры Сфорца…

– Ей всего одиннадцать лет, я не ошибаюсь? – Чуть помрачнел кардинал.

– Да… – Королева засмеялась. – Тем не менее, придворный художник расстарался и пририсовал ей грудь пятнадцатилетней девы.

– Трудный выбор…

– И делать его именно мне. – Почти не скрывая ожесточения, произнесла королева. – Мой брат… Вы знаете. Читает книги, наблюдает звёзды и скорбит о Ларе, земля ей пухом, или что там желают эльфам после смерти.

– Её светлость приняла крещение, стало быть, ей открылось царствие небесное.

– Дай Бог. – Королева небрежно перекрестилась. – Девочка Сфорца мила, и очень выгодная партия, но пройдёт ещё три-четыре года, пока она сможет родить наследника, а нам он нужен уже теперь. Не полукровка, а полноценное дитя человеческое, самых безупречных кровей.

– Она принесёт не наследника, но нечто не менее выгодное и важное. – Заметил кардинал. – Покровительство Святого Престола.

– Угу. – Скривилась королева. – Разумеется. – Подумав при этом: «В этом случае до брачной постели может и не дойти. Гарет Хлоринг неожиданно скончается, а его вдова при поддержке Рима и крестоносцев сделается герцогиней Элодисской и станет вратами, через которые Ватикан придёт на остров. И если уж Ватикан придёт, то уже навсегда».

Вслух она этого не сказала, но кардинал в этот момент думал о том же самом, и мысли эти ему очень не нравились. Он был священником, занимал высокое место в церковной иерархии, но при том он был нордландцем, анвалонцем, крепко повязанным с этим Островом узами крови, и не хуже королевы понимал, что древние королевские семьи будут для Рима опасны, а потому – обречены.

– Мальчика нужно женить немедленно. – Возобновила свою речь королева после того, как отвлеклась на громкий смех одной из своих дам, которые всё-таки вступили в разговор с её временным пажом, и теперь напропалую кокетничали с ним. Их с кардиналом разговор протекал на фоне непрерывного хихиканья, щебета и прысканья. – Нет слов, Габриэлла – это тоже вариант, но она Ульвен, а Гарет – Хлоринг.

– И полукровка.

– И полукровка. Флора! – Окликнула королева одну из дам, и та тут же, оборвав хихиканье, присела в поклоне: