— Вы сами там у орудий не плошайте! — ответил Никита Сергеевич.
Огонь усиливался. Глухие взрывы сотрясали воздух. Опять залаяли пулеметы.
Один за другим танки выходили из цепи, сползали с шоссе и медленно, тяжело тащились по голым полям. Но вот, словно разъярившись, они стали набирать скорость. И понеслись вперед, все быстрей, быстрей… Гусеничные ленты стрелявших на ходу танков перепахивали землю. Орудия грохотали. Длинные орудийные дула поднимались и опускались, и с каждым выстрелом из них вырывался сноп огня.
Виктор заметил, что из амбара, стоявшего посреди поля, стреляли по шоссе. Он отчетливо видел вспышки огня. Несомненно, в самом амбаре или за ним было установлено орудие.
Он сам навел орудие своего танка.
— Огонь!
Недолет. Перед амбаром взлетел фонтан земли.
— Огонь!
Второй снаряд попал в амбар. Танк рывком остановился. Виктора отшвырнуло к стенке. Он уже думал, что прикончил засевших в амбаре немцев. Но Никита Сергеевич весело скалил зубы и кричал:
— Хорош! Давай еще!
После четвертого попадания из крыши амбара повалил дым и вслед за тем взметнулся столб огня.
Танк Виктора пошел через поле к головному танку; тот стоял на шоссе и через правильные промежутки времени посылал залп за залпом.
— Лес слева очистить от противника! — гласил приказ.
Шесть танков помчались напрямик через поля к лесу. Танк Виктора прошел вплотную мимо горящего амбара. Из бушующего пламени торчало дуло орудия. Неподалеку Виктор увидел двух немецких солдат, укрывшихся в яме. Подняв руки, они что-то кричали, но ничего нельзя было расслышать.
Никита Сергеевич, видя, что эти двое никакого вреда причинить не могут, даже не замедлил хода танка. Сейчас самое важное было подавить сопротивление засевшего в лесу противника, чтобы получить возможность беспрепятственно двигаться дальше.
V
Рохвиц растерянно метался по горящему Берлину. Он не находил никого из знакомых и подозревал, что многие бежали; носились слухи, будто бы советские войска обходят Берлин, чтобы отрезать город и с запада.
С радостью покинул бы Рохвиц столицу, которой угрожала опасность. Попасть в руки к русским он ни в коем случае не хотел. Уж лучше к англичанам. А всего охотнее сдался бы он американцам — верить англичанам было рискованно. Джентльменами они в лучшем случае бывают только между собой. Но Рохвиц опасался, что, если он решит пробиваться в Гамбург, его как дезертира могут задержать свои же. Без документов ехать нельзя было.
И он еще лихорадочней принялся искать какой-нибудь командный пункт или какое-нибудь влиятельное лицо, которое могло бы снабдить его необходимыми документами. Но, несмотря на самые энергичные поиски, не находил ни того, ни другого.
На вокзале Александерплац он вошел в канцелярию привокзальной охраны городской железной дороги. Пусто. Ни души. На столах — бумаги, документы, письма. Рохвиц выдвигал ящик за ящиком. В одном из них он нашел пачку бланков. В другом — несколько печатей. Не долго думая, он выхватил из ящика бланк и поставил на незаполненном формуляре две печати — одна из них была печатью привокзальной охраны. Сунув бумажку в карман, он быстро вышел.
На перроне ему попались навстречу фельдфебель и двое солдат; они вели какого-то человека в изодранной военной одежде.
Увидев форму штурмбанфюрера СС, фельдфебель вытянулся во фронт.
Рохвиц подошел к нему.
— Что сделал этот человек? — спросил он, с ног до головы оглядывая арестованного; тот стоял спокойно и скучающими глазами смотрел на Рохвица.
— Подозрение в дезертирстве! — отрапортовал фельдфебель.
— Гм! Гм! — промычал Рохвиц и строго взглянул на арестованного.
Напротив вокзала среди развалин оказалась каким-то чудом уцелевшая маленькая пивная. Там сидели несколько солдат и женщина. При появлении Рохвица солдаты встали, но, против его ожидания, чести не отдали и вышли из пивной вместе с женщиной, не обращая на него никакого внимания.
Рохвицу это было кстати. Он осмотрелся. На полу валялись опрокинутые стулья. На буфетной стойке стояли порожние бутылки и битые стаканы. Нигде ни души.
Он присел к столу, обтер обшлагом кителя один угол и достал из кармана бланк.
Заполнив соответствующие графы данными одного хорошо известного ему подразделения войск СС, он написал на бланке приказ:
«Штурмбанфюрер войск СС Гуго Рохвиц направляется с секретным заданием в Гамбург. Всем командным инстанциям вооруженных сил предлагается оказывать ему содействие».
На печатях Рохвиц измененным почерком нацарапал подписи. Одну из них он вывел так, чтобы в случае необходимости можно было прочесть — «Гиммлер».
VI
Танковая колонна остановилась на Унтер-ден-Линден. Сержант Виктор Брентен откинул крышку башенного люка и выглянул наружу. За разрушенными фасадами высоких зданий пылали пожары. Из проемов окон вырывались языки пламени. Но шум боя на городских улицах несколько приутих. Может, остатки гитлеровских войск капитулировали?.. Виктор услышал где-то вдалеке, очевидно за Бранденбургскими воротами, разрывы снарядов, лай пулеметов. Почему его колонна остановилась? Почему они не продвигаются дальше, в западные районы города? Среди руин, карабкаясь вверх и вниз по горам обломков и камней и все время держа автоматы на изготовку, перебегали красноармейцы. Виктор поглядел вокруг. Повсюду, от окраин и до самого центра, — одна и та же картина разрушения: разбитые, расстрелянные, сгоревшие грузовики и танки, зенитные орудия и гаубицы. Но нигде ни одного живого немецкого солдата и ни одного жителя Берлина. Словно все они погребены под обломками рухнувших зданий.
— Внимание! Вперед!
Головной танк с красным флагом на башне двинулся к Бранденбургским воротам, колонна последовала за ним. Виктор, весь напрягшись, прильнул к смотровой щели. Головной танк переменил направление и свернул на боковую улицу. Тяжелые боевые машины шли по камням, ящикам от боеприпасов, стальным шлемам, противогазам и, вероятно, по трупам, лежавшим под грудами этого мусора.
Опять стали.
Танк Виктора оказался возле немецкого зенитного орудия, ствол которого был направлен вверх, хотя само орудие было разбито. Открыв люк, он увидел два маленьких искромсанных тела. Это были дети, мертвые дети. Возможно, члены союза гитлеровской молодежи. Последнее из пополнений, брошенное в этот последний бой. Дети обслуживали зенитное орудие. Виктор не мог отвести взгляда от маленького мальчишеского лица, смотревшего на него открытыми глазами.
На противоположном тротуаре, на огромной груде развалин рухнувшего дома, торчал танк, словно вставший на дыбы в борьбе. Из открытого люка свешивался торс немецкого солдата. «Могло быть и моей участью, но мне повезло», — подумал Виктор. Он подумал об этом в последний час войны.
Торжествующе реяло красное знамя на здании рейхстага, купол которого возвышался над горами развалин у Бранденбургских ворот.
VII
Медленно затихал шум боя. Берлин капитулировал. Из бомбоубежищ, подвалов и окон уцелевших домов вывешивали белые флаги. Мужчины, женщины и дети выползали из-под развалин и смотрели в весеннее небо. Светлый голубой свод его, в котором сияло теплое майское солнце, высился над мертвым городом.
Победа!.. Лица красноармейцев лучились радостью, лучились гордостью!
Победа!.. Сто тысяч гитлеровских солдат и их генералов в Берлине сложили оружие.
Победа!.. Советская Армия разгромила фашистские вооруженные силы.
Виктор был совершенно оглушен этим чувством победы. Он прошел на своем танке от Воронежа до Берлина — путь, стоивший огромных жертв и тяжелых невзгод, усеянный руинами, пожарищами и трупами. Но вот победа завоевана, фашизм разбит. Советская Армия — армия победителей — в Берлине, и он, сержант Виктор Брентен, завоевал эту победу вместе со всей армией.
И все же в каком-то уголке его души гнездилась печаль. Он иначе представлял себе встречу с родиной. До последней минуты он надеялся, что, по крайней мере, к концу войны немцы поднимутся на открытую борьбу против своих фашистских супостатов. Ему хотелось бы, чтобы красный флаг на рейхстаге водрузили немецкие рабочие сами, а потом уж протянули бы руки пришедшим советским солдатам, своим освободителям и друзьям. Но Виктор не знал, что творилось в Германии в эти последние месяцы и недели. Танковый полк имени Эрнста Тельмана освободил заключенных одного концлагеря. Это были полумертвые люди, человеческие обломки. Сотни заключенных так и не встали со своих нар; они умерли от голода и истощения. В этом лагере томились и дети. Живые лежали вместе со своими умершими товарищами, ибо мертвых никто не убирал. В последние недели эсэсовские разбойники свирепствовали, как обреченные на смерть, взбесившиеся псы. Того, кто хотя бы за час до прихода освободителей выражал радость, что войне конец, расстреливали на месте или вешали на ближайшем суку. Идя ко дну, фашисты в самый последний момент увлекли за собой сотни и тысячи людей. Они поджигали дома, уцелевшие от бомбардировок, взрывали мосты, в том числе и небольшие, стратегически не имевшие никакого значения. Они затопили водой туннели берлинского метро, в которых укрывались от бомб десятки тысяч женщин и детей, и все, кто искал там спасения, погибли. Уже хорошо зная, что им не удержать столицы, фашисты бросали свои последние ручные гранаты в жилые дома. Им важно было лишь, чтобы Советская Армия, войдя в город, застала там одни развалины и как можно больше трупов.
