Естественно, что такой человек, как он, долго оставаться не удел не мог. В 1959 году у него возникли кое-какие планы в отношении сплочения сил, враждебных социальному прогрессу. От слов он перешел к делам. Весной появилась его статья с обоснованием необходимости для Индии консервативной партии. По его мнению, такая партия должна стать в стране главной оппозиционной силой. Теперь не проходило и недели, чтобы будущий лидер консерваторов не выступил на митинге. Он обрушивался с присущей ему язвительностью на политику конгрессистского правительства. Он выражал недовольство кооперативными хозяйствами и предсказывал, что они приведут к снижению сельскохозяйственной продукции. Он негодовал по поводу желания Конгресса ограничить земельные владения помещиков и жалел индийских дельцов, которым не дают развернуться. Крупные помещики Тамилнада и бизнесмены зашевелились. Издательство «Калки» перестало походить на обычное учреждение. Все время подъезжали машины, хлопали двери, в комнатах спорили и громко разговаривали. Раджагопалачария царил над всем этим.

В апреле в Мадрасе он собрал симпозиум своих единомышленников.

— Я за то, — сказал он, — чтобы партия была умеренной.

В ответ в зале раздался громкий смех. Собравшиеся знали, сколь «умерен» был он в своей критике правительства. Но смех не обидел Раджагопалачарию, он принял его как знак одобрения. Поощренный, он сел на своего любимого конька — стал критиковать Конгресс. Он обвинял его в союзе с левыми силами. Говорил, что Конгресс делает это из страха перед коммунистами, являющимися главной оппозицией.

Премьер-министр все время спешит. Он никому не дает подумать. Поэтому нужна «партия тормоза», которая заставит правительство более основательно рассматривать важные вопросы.

— Такая партия нам необходима, — заявили все. Разногласия были только по ряду организационных вопросов.

На следующий день Джавахарлал Перу прилетел в Мадрас. Ему было кое-что известно о намерениях Раджагопалачарии. На мадрасском аэродроме Неру увидел его высокую фигуру, опиравшуюся на палку. Они обнялись в знак старой дружбы. Премьер пытливо посмотрел в глаза Раджагопалачарии. Тот не отвел глаза, но ничем не выдал себя. Премьер был проницателен и знал, что здесь, на благодатном Юге, предстоит серьезная борьба. Поэтому на первом же митинге в честь открытия памятника Ганди он говорил о Раджагопалачарии, о его статьях и речах. Неру был предельно тактичен. Он учитывал то влияние, которым пользовался его политический противник в городе. Многие до сих пор, говорил премьер, прислушиваются, что скажет Раджаджи. Тем большая ответственность ложится на его плечи.

Но для Раджагопалачарии не существовало ответственности перед прогрессом, перед народом своей страны. Он признавал лишь ответственность перед своим классом. Раджагопалачария немедленно собрал митинг, где вновь напал на Неру и Конгресс. В течение целой недели Мадрас был свидетелем острой борьбы между двумя крупными деятелями — Неру и Раджагопалачарией. Газеты того периода были заполнены их статьями. Неру защищал Национальный конгресс, его политическую линию, прогрессивные мероприятия правительства. Раджагопалачария все отвергал и упрямо проводил мысль о необходимости новой партии. Они расстались, ни в чем не убедив друг друга. Они стояли на разных позициях, и каждый умело защищал свое дело.

После отъезда Неру Раджагопалачария понял, что нужно спешить.

В тот день здание издательства «Калки» напоминало штаб, ведущий военные действия. Оно было окружено кольцом автомобилей, беспрерывно звонили телефоны, выпуск газеты «Свараджа» задерживался, а в комнате Раджагопалачарии шло совещание, о сути которого не догадывался даже сын Раджагопалачарии — Нарасимха. Он был конгрессистом. А в комнате Раджагопалачарии шли последние приготовления, утрясались последние вопросы. И прежде всего самый главный — кто будет руководителем новой партии. В последний момент Раджагопалачария перестал говорить о «воле провидения», якобы препятствующей его «активной политической деятельности». Он дал согласие.

Вечером того же дня в актовом зале колледжа Вивекананды собрался митинг. Аудитория не была многочисленной. Бережно поддерживаемый под руку правым социалистом Масани, Раджагопалачария поднялся на кафедру.

— Сегодня утром, — раздался его скрипучий голос, — была создана новая партия — «Сватантра».

Все идеи и мысли Раджагопалачарии нашли свое отражение в ее программе. Партия выступила против: аграрных реформ, государственного сектора, ограничений иностранного капитала, пятилетних планов, экономических и дружественных связей с Советским Союзом и другими социалистическими странами. Она поддержала: неограниченное помещичье землевладение, свободное предпринимательство частного капитала, широкие возможности для иностранного капитала, расширение и укрепление связей с империалистическими странами Запада. Новая партия выступила против социализма, коммунистов и демократического движения.

Итак, рождение «Сватантры» состоялось, и колыбелью ее оказался Мадрас. Новая партия была столь откровенно реакционной, что рассчитывать на массовую поддержку не могла. 12 тысяч членов партии… А кто эти 12 тысяч? Крупные помещики, предприниматели, монополисты, интеллигенция, связанная с ними, бывшие князья. Партия превратилась во всеиндийскую, но это не прибавило ей сочувствующих. Однако финансовая ее база оказалась довольно солидной. Сотни тысяч рупий потекли в ее казну от князей, богатых дельцов, помещиков. Эти деньги помогли «Сватантре» сплотить вокруг себя такие реакционные силы, как «Джан Сангх», правые социалисты, индусские фанатики, организации князей. Деньги помогли ей привлечь и ряд случайных попутчиков, таких, как партия ДМК и Мусульманская лига. Эти же деньги способствовали тому, что число мест «Сватантры» в парламенте увеличивалось от выборов к выборам.

В декабре 1964 года Мадрас отмечал 87 лет Рацжагопалачарии. Индусские жрецы в храмах читали в его честь молитвы, густая толпа его почитателей собралась около издательства «Калки». Газеты пестрели его портретами: Раджаджи улыбается, Раджаджи серьезен, Раджаджи с детьми, Раджаджи со студентами, Раджаджи в храме и т. д. Его трепетно и проникновенно поздравляли махарани и махараджи, крупные банкиры и монополисты, владельцы фабрик и поместий. Цветочные гирлянды, букеты цветов. И это все для юбиляра. И как завершающий штрих торжества — над городом реяли 87 флагов. Голубые полотнища с белой звездой в центре. Белая звезда Раджаджи — основателя партии «Сватантра»…

Против хинди

Черное душное небо нависло над городом. Лишь на западе, там, где недавно село солнце, еще пылал красный цвет. На границе красного и черного, где смешались цвета, тянулась темно-бордовая полоса. Полыхающий закат отразился в воде Коума. В этом черном небосводе и кровавых волнах таилось что-то зловещее. Редкие прохожие спешили добраться домой, на улицах не было слышно привычного громыханья городских автобусов. Только из конца в конец неслись выкрики мальчишек-газетчиков.

— Газета «Мейл»! Покупайте «Мейл»! Студенческие пикеты арестованы! Забастовка разрастается!

И снова:

— Студенческие пикеты арестованы! Читайте «Мейл»! Вечерние новости! Забастовка… — замерло где-то вдали.

Лица полицейских неестественно стыли в мертвенном свете люминесцентных фонарей. Так выглядел Мадрас в один из февральских вечеров 1965 года, когда на Юге началось движение против хинди. Политическая обстановка на Юге к январю 1965 года оказалась чрезвычайно сложной и напряженной. Согласно конституции в январе должны были ввести язык хинди в качестве государственного вместо английского. Однако противоречия между крупной североиндийской буржуазией, говорящей на хинди, и буржуазией других национальных районов к этому моменту настолько обострились, что проблема государственного языка превратилась в важнейший политический вопрос. Хинди не имеет ничего общего с дравидийскими языками, и овладеть им южанину нелегко. Более того, поступить на государственную службу можно было только в том случае, если выдерживался экзамен по государственному языку. Когда это был английский, Север и Юг оказывались в одинаковом положении. Но хинди в качестве государственного языка предоставлял неоспоримые преимущества Северу и северной буржуазии. Кроме того, часть южноиндийской интеллигенции, и в первую очередь студенчество, опасалась, что язык хинди в какой-то мере ограничит развитие родных, дравидийских языков. Все это вызвало волну недовольства на Юге. Этим недовольством сумели воспользоваться такие партии, как «Дравида муннетра кажагам», «Сватантра», и силы, связанные с ними. Они считали, что настал наконец удобный момент выступить против Национального конгресса и его правительства на дравидийском юге. Но лучше рассказать обо всем по порядку.