— Я пришла, — начинала она с порога, — поздравить вас с запуском спутника. Вас еще никто не поздравлял? Ну я так и знала, что буду первая. Поэтому и пришла.

— Садись, Минакши, — говорила я ей, — но с запуском спутника теперь не поздравляют. Поздравлять надо с запуском космического корабля.

— Да? А я не знала, — смущалась Минакши. — Между прочим, что вы думаете насчет нашего последнего спектакля?

И начинался разговор, за которым Минакши, собственно, и пришла.

Иногда Минакши мучилась в поисках повода для очередного посещения. Серьезного повода не было, и она шла на всякие уловки.

— Иду я мимо, — сказала она однажды, — и слышу кашель. «Айе! — подумала я. — Бедная Людмила сидит одна вдали от дома и кашляет». Вот я и зашла.

— Вот беда-то! — в тон ей заметила я. — Действительно, сидит бедная вдали от дома да еще кашляет. А если бы не кашляла?

— Ну, тогда другое дело, — смутилась Минакши, — А то ведь вы кашляете… Между прочим, я хотела спросить…

Кашель у меня прошел, и Минакши снова стала му-читься. Но наконец был найден выход из положения. Однажды Минакши зашла ко мне в обеденное время. Она села в кресло и положила на колени железную коробочку.

— Что это у тебя? — поинтересовалась я.

— А! — махнула рукой она. — Мой обед.

— Ты не ходишь в столовую?

— Нет. Вы ведь знаете, брахманам нельзя есть вместе с остальными.

— Где же ты ешь?

— Нахожу где-нибудь уголок.

— Ты можешь это делать у меня, — предложила я.

— Но… — смешалась Минакши.

— Я посижу на веранде. Располагайся.

— Ой, спасибо вам большое! А вы не будете надо мной смеяться? Многие смеются.

— Конечно, нет, — успокоила я девушку. — У каждого народа свои обычаи. Зачем же смеяться?

С тех пор надобность в других предлогах отпала…

Если посмотреть на студенток колледжа, когда они покорно шествуют в часовню или, опустив глаза, приветствуют преподавателя, можно подумать, что волнения внешнего мира мало смущают их души. Но это только на первый взгляд. Напряженная духовная жизнь бьется в студенческих общежитиях и учебных аудиториях.

Пожалуй, ближе всех знает своих студенток преподавательница физкультуры Анна Умен. Ее каждый день можно видеть на спортивной площадке. Высокая, крепко скроенная, с широкими скулами и бесстрастным выражением лица, зажав в зубах судейский свисток, она небрежными жестами командует своими подопечными. Так же как и мисс Манаси, она моя соседка по коттеджу. Анну всегда волнует множество проблем, и, конечно, в первую очередь спортивные.

— Ты видела, как мои девчонки играют в волейбол? — спрашивает она меня.

— Видела.

— Ну и как?

— Плохо, конечно.

— Вот я и говорю им: «Как вы играете? На вас стыдно смотреть. Вы как следует даже прыгнуть не можете». Вот приезжала ваша волейбольная команда, тоже девушки. Но как они играли, как они играли! Почему бы и нашим так не научиться?

— Нм нужна общая тренировка, — замечаю я.

— Слушай, — говорит Анна, хитро сощурив глаза, — покажи им, как это делается.

— Но я ведь не спортсмен.

— Э! — грозит она мне пальцем. — Я однажды видела, как ты перепрыгивала через ограду. Меня не проведешь. Хоть было и темно, я тебя сразу узнала. Научи их, как прыгать.

— Через ограду? — невинно спрашиваю я.

— Смейся, смейся, я ведь дело говорю, — вдруг обижается она.

Анна Умен — неизменный руководитель всех студенческих экскурсий. Когда собираются куда-нибудь ехать, девушки задают неизменный вопрос: «А мисс Умен поедет?» —. «Поедет, поедет», — отвечают им. И тогда число желающих ехать превышает возможности колледжа. Но у Анны один критерий — хорошо ли ты занимаешься физкультурой. Прогульщицы сразу утрачивают надежду попасть в интересную экскурсию. По вечерам в просторной комнате Умен всегда гости. Девушки бегут к ней со всякими делами.

— Мисс Умен, как вы думаете…

— Мисс Умен, разве она справедливо поступила?

— Мисс Умен, а это сари к рождеству годится?

— Мисс Умен, можно ли написать в такой форме?

— Мисс Умен, а этот фильм стоит смотреть?

Мисс Умен — то, мисс Умен — другое. И она терпеливо рассказывает, объясняет, поглядывая на девушек смеющимися глазами. Ни с кем из преподавателей она особенно не дружит.

— Мне надоели их суды и пересуды. Ничего интересного от них все равно не услышишь.

Мои отношения с ней складывались трудно. Мисс Умен вначале отнеслась ко мне очень настороженно.

— Так вы нехристианка? — в один из первых дней спросила она меня.

— Нет.

— Кто же вы?

— С этой точки зрения — никто.

— Первый раз вижу такого человека, — со всей прямотой заявила она мне и, возмущенно дернув плечами, отправилась к себе в комнату.

Потом она долго не проявляла попыток завязать со мной знакомство. Но наконец не выдержала. Она остановила меня на веранде.

— Послушайте, — сказала она, — я кое-что слышала о вашей системе образования. Не расскажите ли вы мне?

Я рассказала.

— Очень разумно, — резюмировала Умен. — Нам говорили о вас совсем другое. Но Библию вы все-таки не изучаете?

— Нет.

— Значит, вы ничего о ней не слыхали?

— Почему? — ответила я. — Я, например, Библию читала.

— Ничего не пойму, — развела руками Анна, — в бога не верят, система образования первоклассная, сама коммунист, а Библию читала. Я с вами совсем запуталась.

И Умен с присущей ей добросовестностью стала распутывать «роковой» узел. Никто в колледже не мог ответить ей на вопрос: как может случиться так, что человек не верит в бога, а сам — неплохой? Нормальный человек. как все мы. Взглядов своих никому не навязывает, как некоторые христиане. С окружающими вежлив, со студентами дружит, другим помогает и с ближним делится. Проблема зрела в голове Анны, но разрешить ее было трудно. Миссионеры с детства ее пугали русскими коммунистами. И я была первой из них, с которой она столкнулась. Анна, честно следуя фактам, должна была пересмотреть свои представления о «нехристях». Раз в месяц к ней приходила бедная подметальщица, мать семерых детей. Каждый раз Умен давала ей 5 рупий. Однажды я увидела эту изможденную женщину, стоявшую у запертых дверей Анны. Анна отбыла на несколько дней к себе в Кералу. Женщина переминалась с ноги на ногу и растерянно оглядывалась вокруг. Увидев меня, она обрадовалась, решив, что я знаю, где Умен. Я объяснила где. Женщина подняла на меня полные отчаяния глаза и затем, опустив голову, шаркающей походкой стала спускаться с веранды.

— Амма! — окликнула я ее, сообразив, кто она. — Вот 5 рупий, мисс Умен оставила для тебя.

Женщина подняла голову, и в ее глазах выражение отчаяния сменилось какой-то трепетной надеждой.

Через три дня Анна появилась в колледже. Утром она возникла на пороге моей комнаты.

— Так! — сказала она голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Христиане забывают о своем долге, а коммунисты и неверующие спасают голодных индийцев. Так? И при этом еще помалкивают. У вас все коммунисты такие?

— Какие такие? — не поняла я. — Все люди разные, а коммунисты — люди.

— Да нет! — засмеялась Умен. — Я хочу знать, другие так же поступили бы в твоей стране, как ты?

— Обязательно. Может быть, даже лучше поступили.

— Тогда, — сказала Анна, — беспомощно опускаясь в кресло, — я, кажется, за коммунизм. Но не против бога — ты это учти. Тут твоя пропаганда бесполезна.

Случай с подметальщицей не решил проблему, которая мучила Анну. Наоборот, он ее усложнил. И Умен отправилась за разъяснениями к своему патеру. Патер легко разрешил сложную этическую проблему. В воскресенье торжествующая Умен ворвалась ко мне в комнату.

— Ну, теперь все в порядке, — облегченно вздохнула она. — Мне теперь все стало ясно.

— Что ясно? — не поняла я.

— Да насчет тебя. Я спросила патера: может быть так, что человек хороший, а в бога не верит?

— Что же сказал патер? — заинтересовалась я.

— Он сказал: «Может. Значит, бог помимо воли этого человека в нем».