«Товарищ» за спиной крепко прижал мою голову к креслу, а врач с опытом повторяла все те некомфортные процедуры, кои мне уже пришлось испытать от рук юного коновала. Маленькая надежда испарилась как утренний туман. Потеряв счёт пройденному времени и не в силах больше терпеть изощрённые пытки, я взмолился о прекращении «операции» без дальнейших претензий с моей стороны. Но не тут-то было!..

Мне вкололи ещё два обезболивающих, и «работа» закипела с новым энтузиазмом. В ход пошла дисковая фреза, которая своим видом и визгом полностью уничтожила остатки моего морального духа. Юный лекарь разрезал половину зуба на две части вместе с десной… Запах жжёной кости и полный рот крови стали мутить моё и так не очень бодрое сознание. Но свалить в тихий обморок мне не дали. Умелые действия врачей и истошный запах нашатырного спирта возвращали меня в жестокую реальность относительно быстро. Пока шла борьба с потерей крови, я непрестанно молился, но вид обильных кровяных подтёков на руках и халатах моих «добродетелей» периодически сбивал с мысли и здравого рассудка.

Счёт времени пропал окончательно, когда возобновилась процедура удаления остатка зуба при помощи долота (или зубила с молотком). Правильное название инструментов в тот неблагоприятный момент жизни уже мало меня интересовало. Больше вызывали тревогу озабоченные и растерянные лица врачей, что склонились над моей бедной головушкой с искривлённым и парализованным от непрестанных экзекуций открытым ртом.

Глухая и тупая боль от ударов молотка отдавалась томным грузинским горным эхом где-то в середине позвоночника одеревеневшей спины.

Я мучительно быстро и спешно стал вспоминать свои грехи за последнее время, чтобы вымолить прощение у невольно обиженных мною людей. Ведь такие муки можно заработать только в аду за смертные грехи – убийство или предательство? Но ведь я ещё не умер?.. Или уже?..

Открыв глаза и увидев готовящийся для моей грешной головы очередной обезболивающий, понял – пока живой! Это хорошо. Или всё-таки плохо?

Врачи, ошарашенные крепостью засевшего в дзоте раненного, но не сдающегося врага, периодически менялись местами. То один держит голову, второй тянет, то наоборот. Мелькнула мысль, что хорошо, что их здесь только двое, а то было бы как в сказке про репку. Тянут-потянут, тянут-потянут… пока голову не оторвут.

Наконец была вытащена ещё одна четвертинка, но это ни на капельку не прибавило мне надежды, скорее, наоборот. Если мне придётся терпеть ещё треть мучительно-пыточного времени, то я вряд ли в психологическом здравии дождусь окончания процедуры.

Мои истязатели отошли на совещание. Пока они тихонько шептались в углу кабинета, у меня появилась возможность прочесть несколько молитв. Стало относительно возможным удерживать острую грань между потерей сознания и ощущением электрического стула, который вот-вот заработает под тобой с новой силой. Слюна и кровь не давали свободно дышать, а гул в голове напоминал раскат землетрясения где-то совсем недалеко от меня.

Юный доктор, видимо, решил покончить со мной во что бы то ни стало. Дама крепко прижала мою не совсем к тому времени здоровую головушку к спинке кресла, а юный зубоудал итель, собрав все свои бесовские силы, стал тянуть этого ненавистного фрица-солитёра из моего подбитого и еле живого дзота-рта. Хорошо, что он туда не накидал гранат, окаянный, а только прошёлся молотком да пилой.

Периодически открывая глаза, чтобы не потерять тонкую нить связи с реальностью, я видел его измученное потное лицо, и всеми своими ещё не отмершими жилками ощущал, что доктор-гроб с трудом сдерживает своё желание встать мне коленкой на грудь для удобства и более мощного, согласно законам физики, рычага.

Остаток зуба вышел со свистом. Или мне так показалось. К удивлению, «юный истребитель зубов» не упал и не отлетел к окну с остатком моего зуба в медицинских клещах. Острая грань сознания и несознания поплыла в сторону, но меня опять мастерски вернули в реальность бытия.

Где-то сверху над моей головой проплыл философский вопрос: «Так что чего определяет: сознание бытие или бытие сознание?». В моём случае вернее будет сказать: «Пока живо сознание, живо и бытие. Или не живо?». Бред какой-то…

Как потом оказалось, корни моего зуба были настолько глубоки и крепки, что доходили до носовых пазух и даже вросли в них. Бывают такие челюстные особенности, о которых ни я, ни мои милые добрые доктора отчего-то не знали. Так как дело было до «революции», то снимок зуба сделать не представлялось возможным. Напомню, что стоматология была практически пустой. Получилась «дырка» в нос, и её нужно было зашивать. Под белы рученьки с белым личиком повели страдальца в другой кабинет.

Очень серьёзный седовласый хирург, осмотрев «место трагических событий», напрочь отказался исправлять чужое творение. Меня посадили в коридоре ожидать заведующую хирургическим отделением, которая должна была прибыть в 13:30, через десять минут. Немного придя в себя, я с ужасом констатировал, что пытки продолжались два часа и, по всей видимости, ещё не закончились.

Моё тело слегка покачивало на коридорном стуле. Я никак не мог понять отчего. Или от сквозняка во рту из носа в рот через новое отверстие, или от обильных потоков воды по всему телу – от страха я сильно потел. Противным пощипыванием по краям щеки стал отходить наркоз.

Философские размышления быстро закончились, без стойких утверждений и выводов.

Оказавшись в том же кресле, мой стойкий внутренний дух стал издавать писки отчаяния. Опять вкололи два укола. Бедные дёсны уже не реагировали. Лицо заведующей было злобным и жёстким. Она выговаривала свои не совсем понятные претензии и во всём обвиняла меня. Возразить с открытым ртом и онемевшей развороченной челюстью не представлялось возможным. Зашивание межзубного отверстия с разрезанными дёснами оказалось непростой процедурой. Очередная истязательница, по очереди полностью засовывая свои руки в мой разорванный рот, безуспешно пыталась что-то к чему-то пришить. Два помощника с выражением сострадания и вины на лицах стояли рядом с приготовленным нашатырём.

Бедный мой рот, никогда не певший песни широко распахнутой душой, расплачивался за пропущенные тренировки и хоровые занятия. Я готов был пожертвовать чем угодно, лишь бы прекратить эти садистские манипуляции, проводящиеся якобы для моего оздоровления. По всей видимости, у нас было разное представление о здоровье человека.

Всё на свете имеет свойство заканчиваться. Закончилась и эта сумасшедшая процедура средневековых пыток. Доктор средних лет повела меня к врачу-отоларингологу, по-дружески поддерживая за локоток, так как меня немножко покачивало после всех этих необходимых лечений. К моему немалому счастью, приём означенного врача был закончен, и с обещанием непременно посетить его завтра я был отпущен на долгожданную свободу.

Солнечный яркий свет при выходе из клиники встретил меня, как земля Итаки своего Одиссея, вернувшегося живым с Троянской войны.

Когда я прибыл на работу в 15:40, начальник долго и ошалело разглядывал надутую как воздушный шарик часть моей щеки и разорванный рот. Очевидно, он никак не мог сопоставить образ того человека, что ещё полдня назад воодушевлённо работал, с образом пришедшего к нему не первой свежести полутрупа. Мои объяснения ситуацию никак не прояснили, так как звуки, что издавал мой трагический рот, состояли в основном из шипящих. С работы отпустили незамедлительно.

Первый вечер и ночь, при содействии антибиотиков и разных процедур, прошли относительно спокойно, при малой температуре. Периодически шумела и болела голова. Слоновья доза наркоза не прошла бесследно. Боль, сон и гул менялись поочерёдно. Наутро состояние ухудшилось. Я не рискнул даже садиться за руль автомобиля и поехал в поликлинику на другой конец города на автобусе. Потратил немалое время, но всё же удалось попасть к врачу. Лор-врач отказала мне в приёме и отправила к специалисту по месту жительства, хотя все комиссии и обследования мы проходили здесь, как прикреплённые от предприятия. В голову пришла мысль, что непременно нужно показаться заведующей, что так невзлюбила меня накануне.