Вот вопрос, который всегда интересует, влечет и даже тревожит и мучит всякого доброго христианина. Ответ на него прост и ясен. Люди, в большинстве случаев, потому только не удовлетворяются даваемыми ответами — пусть они исходят и со стороны простого батюшки, — что не хотят положить труд на спасение. Ищут чего — нибудь полегче. Чтобы можно было одновременно и с излюбленными привычками и убеждениями не расставаться, и находиться в числе спасающихся… Но так не получится.

Задавали этот же вопрос и преп. Синклитикии. Вероятно, спрашивала и ее же собственная сестра. Подвижница отвечала: «Мы все знаем, как спастись. Но не спасаемся по нерадению». Впрочем, видя искренность некоторых, действительно не знавших, с чего начать спасительный путь, а может быть, желая оставить спрашивающих безответными на Страшном Суде, чтобы они не смели тогда оправдываться, что их никто — де не научил, преподобная прибавила:

«Прежде всего нужно сохранить заповедь: «возлюби Господа Бога твоего… всею душею твоею… и возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22:37 — 35)»15.

Любовь — это соединяющее, созидающее, умиротворяющее, возвышающее, очищающее, освящающее начало — вот что потребно в каждом обществе, в частности в иноческой обители. Не будет любви — нельзя будет сотворить никому ни одной добродетели: они все рассыплются, а если какие и сохранятся — В очах Божиих будут ничтожны (Кол. 3:14; 1Кор. 13:1 — 8) 16.

Богоносная мать и мудрая наставница17, Синклитикия учила сестер своего монастыря прежде всего соблюдать три основных добродетели, на которых зиждется жизнь инокинь, и от исполнения которых зависит внутреннее благоустроение обители: хранить целомудрие, нестяжание и послушание. А поскольку внешнее всегда связано с внутренним, безусловно, эти три добродетели влияют и на материальное обеспечение, ибо не ложен Сказавший: «Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его — αύτοϋ18, то есть не царства (по — гречески “царство” женского рода), а правды Самого Бога, — и это все — пища, питие, одежда, жилище — приложится вам» (Мф. 6:33). Само собой, без хлопот, все придет. Итак, прежде всего, будьте хорошими христианами, а монахи — настоящими монахами.

Начнем с целомудрия. По учению преп. Синклитикии, существует два вида целомудрия: монашеское и мирское. Равно как и два вида любодеяния: грубое и тонкое. Первое — исполняемое на деле, второе — в помыслах. Но и последнее — грех (ср.: Мф. 5:28). Оно искушает уже не послушниц, а монахинь, вообще всех, живущих воздержно и уединенно.

«Если ты победила любодеяние грубое, — наставляет преподобная, — старайся, чтобы враг не вложил любодеяния в ощущения твои. Он часто воздвигает внутреннюю брань, припоминает отшельницам красивые лица, нескромные разговоры. Не должно содружаться с такими представлениями: они пролагают путь ко греху. Если явится в твоей мысли образ красивого лица, гони его вон. Представь все тело любимого предмета в смердящих ранах и гное… Представь мертвым трупом… И порочное желание оставит душу»19.

Таким образом, от монахинь (монахов) требуется не только телесное воздержание, но и воздержание в помыслах. «Мы, принявшие на себя… обет [чистоты], должны сохранять целомудрие совершеннейшее, — говорит святая старица и продолжает: — И у мирян, по — видимому, есть целомудрие, но у них много неразумия, потому что они грешат всеми… чувствами; они и смотрят нескромно, и смеются бесчинно»20.

«Спросили однажды блаженную Синклитикию:

— Произвольная нищета есть ли совершенное благо?

Она отвечала:

— Да! Она совершенное благо для имеющих силу пребывать в ней; ибо живущие в нищете, хотя и имеют скорбь по плоти, но спокойны душою. Чтобы выстирать твердое платье, надобно мять его и сильно выжимать: так и крепкая душа чрез произвольную нищету еще более укрепляется»21.

…Невольно рисуется картина: сидит старица, окруженная, как матка пчелами, своими сестрами. Бледные, худые лица. Нищенские платья. Из грубой, самой дешевой материи22. Но сколько духовного огня в опущенных долу очах! Сколько ревности ко спасению и к Самому Христу! Как они умеют задавать вопросы! Как глубоко разбираются в душевных переживаниях и добродетелях!..

Если эти сестры похожи скорее на нищенок, ничего лишнего на себе и в своих кельях не имеющих, то это не потому, что они не могли бы иметь богатства. Сама настоятельница тому пример. Она оставила свое земное богатство в миру, в руках настоящих нищих, за порогом обители. Нищета монахинь добровольная. Этот их выбор — не естественное обеднение, а сверхъестественная добродетель. Все сестры понимают это. И вот некоторые из них хотят только услышать еще раз подтверждение правильности своего выбора непосредственно из уст духоносной наставницы. А может быть, задавали вопрос о нестяжании, желая получить от нее утешение — обещание будущих благ, чтобы она напомнила им обетования Божии.

Как и апостолы Христу говорили:

Се, мы оставихом вся и вслед Тебе идохом: что убо будет нам? (Мф. 19:27)

В подобном вопрошании нет ничего дурного и соблазнительного. Прекрасна добродетель добровольной нищеты и всяческих лишений, но ее исполнение — тяжкий крест. Несущие его, как выражается Синклитикия словами апостола, «имеют скорбь по плоти» (ср.: 1Кор. 7:28); у них должна быть «крепкая душа». Идущим крестным путем нужны и утешения, и подкрепление, и напоминания о скором конце здесь и вечном воздаянии и блаженстве там. Однако таковые получают выгоду, приобретение от нищеты еще и на грешной земле: «живущие в нищете… спокойны душою», «крепкая душа чрез произвольную нищету еще более укрепляется».

Свое положение о том, что нестяжатели наслаждаются полным душевным миром и спокойствием, преподобная развивала в другой раз еще таким образом.

«Собирающие земное богатство, — говорила она, — подвергаясь трудам и опасностям на море, хотя бы и много приобрели, желают еще большего (таково свойство страсти любостяжания и сребролюбия! — Еп. Варнава); за ничто почитают то, что имеют, и стремятся к тому, чего не имеют. А мы, руководясь страхом Божиим, ничего такого приобретать не желаем, хотя бы не имели и необходимого»23.

Итак, страх Божий в силах даровать человеку спокойствие даже в том случае, если он нуждается в какой — либо вещи и не получает ее. А сколько в каждой общине (и в любом обществе) неудовольствий следующего рода: «У меня нет такой — то вещи, а тому или той дали ее» или «У меня нет того — то, а я без него жить не могу», и так далее вплоть до ропота на Бога, а не только уже на старших и ближних.

Страха Божьего в нас нет, вот отчего все это…

Особенно необходима в монастыре — да и не только в монастыре — добродетель послушания.

Когда монашество только начинало свое существование, оно было на такой высоте, о которой мы теперь не можем составить и понятия. Ухо нынешних людей, считающихся даже благочестивыми и числящихся у иных учителями, не может вынести тех вещей, которые тогда не возбуждали ни в ком соблазна, а разве лишь изумление перед рачительностью послушников. Юноши и старцы, девы и старицы отсекали друг перед другом свою волю, и молодые преклоняли свою выю под иго Христово, не страшась даже смерти. Не бывало такого, чтобы послушник или послушница переспрашивали о приказании с тайной мыслью в сердце: не переменит ли приказывающий послушание сообразно с их собственным желанием? Не говорили бесстыдно в глаза старшим: «А не лучше ли сделать вот так — то?», потому что им и на ум не могло прийти, чтобы они могли понимать дело лучше своих начальников. В то время, исполняя послушание, не переиначивали его по — своему, хотя бы тому, кто делал его, и казалось, что лучше сделать по — иному. И если, для испытания того, насколько полно ты отсек свою волю, велели поливать сухой сук или сажать растение корнем вверх, делали то, не противясь и не переспрашивая. И, конечно, в ответ на приказание сделать что — либо, нельзя было услышать: «Мне некогда» или хотя бы «Сейчас, только вот доделаю». И тем более нельзя было увидеть, чтобы игумен поручал братии одно, а они склоняли его на другое, заставляя слова свои брать обратно. Если и были исключения, то о них записывалось, в назидание потомству, в монастырских летописях как о чем — то выдающемся, наподобие тех поразительных сверхъестественных чудес и деяний, которые совершались великими отцами. В общей массе тогда были все послушны. Патерики, отечники, сборники изречений старцев (γεροντικόν), сказания о подвижничестве древних отцов, жития святых переполнены примерами того, как в древности исполняли эту божественную добродетель (Ин. 6:38; Флп. 2:8).