Эти кольцевые горы Луны почти такие же большие, как страны на Земле, а Клавий больше напоминал швейцарский кантон, чем кратер. Здесь действовали огромные силы! Были ли это огромные землетрясения, которые уничтожили жизнь на вашем спутнике? Если бы жизнь могла существовать в этих лунных кольцах, каждое из них было бы отдельной страной, так же отделенной от других, как Франция от Испании или Италии. Такие хребты не могли бы легко преодолеть никто, кроме летающих существ, но летающие существа и плотная атмосфера, вероятно, никогда не существовали на Луне. Если на этой планете и существовала жизнь, то она должна была быть очень разнообразной в своем развитии.

Я размышлял над этими мыслями, отдыхая на самой вершине Клавиуса. Я оставался там столько, сколько длится один из ваших земных дней, и наблюдал за тем, как тени сгущаются на скалах. Затем я подумал о горькой, тоскливой и долгой ночи в этом мертвом мире, и прежде чем тени удлинились на кратерах, я полетел на север к экватору.

Я отправился вперед на своем эфиромобиле и направился к кратерам-близнецам (каждое из которых размером с английское графство), которые люди называют Стофлер и Мавролик. Таким образом, я снова вернулся в царство Тихо, ибо два его больших луча из его огромного кратера направлены прямо к Стофлеру. Эти две кольцевые системы были сами по себе очень удивительны. Мавролик с его валами, высокими, как Анды, и Стофлер, словно Альпы. Здесь, на одной из вершин между двумя огромными кольцами, я отдохнул и некоторое время смотрел на ужасное запустение вокруг. В поле зрения находилась тысяча пиков, цепь за цепью, хребет за хребтом, горы; с одной стороны – обширная, сверкающая область лунного Южного полюса, а с севера – огромная цепь кратеров, поднимающаяся чередой непрерывных линий.

"Является ли все это, – подумал я, – результатом ужасных катастроф, разрушивших жизнь на этом спутнике, или же это истинная природа этого мира – мира горных хребтов, огромных кратеров, вулканического присхождения?"

Затем я поднялся вверх, в темные безвоздушные просторы эфира, и направил свою машину к массивному кратеру Птоломей.

От кратера Птоломей я направил свой аппарат к большому кратеру Коперник, соперника могущественного Тихо. Это была обширная равнина диаметром 56 миль, обнесенная крепостными стенами, поднимающимися террасами на высоту до 12 000 футов. Сменяющие друг друга вершины сверкали в лучах солнца.

Затем я повернул на запад от Коперника к огромным цепям лунных Апеннин, которые напомнили мне, как ничто другое, что я видел с тех пор, как покинул Трехиндру, воспоминания о земных горах. Длинные линии пиков с узкими ущельями, с линиями ужасных обрывов, таких, что вы и представить себе не можете. Некоторые из пиков были такими же высокими, как Монблан. Пейзаж был великолепным и грозным.

С этих вершин (на которых я отдыхал) я смотрел на огромные равнины – эти безводные лунные моря, похожие на то, чем были бы Атлантический океан, Тихий океан или даже Северное море, если бы из них выкачали воду и оставили только морское дно.

****

Чувство одиночества усиливалось и быстро росло во мне по мере того, как темные тени этих огромных пиков в лучах заходящего солнца, резко очерченные в отсутствие атмосферы, собирались вокруг меня. Долины долгое время оставались во тьме. Теперь пик за пиком становились все чернее, наконец, ночь сомкнулась вокруг меня, и яркая дневная сфера утонула среди гор.

Черное небо теперь было усеяно мириадами сверкающих звезд, среди которых катилась огромная Земля с ее океанами и континентами, частично различимыми сквозь облака и туман, которыми она была окутана во многих местах. Я искал Англию, но видел только туман, в который она была окутана. Некоторые части Земли, однако, проступали отчетливо, особенно районы тропиков. На обоих полюсах, как на Марсе, лежала сверкающая масса снега и льда, сияющая белизной в солнечном свете.

Я смотрел и дивился, а затем обратился к пустынной сцене вокруг меня, тускло освещенной земным светом, а затем, почувствовав свое одиночество – одиночество, одиночество, одиночество в мертвом мире, – я в благоговении опустился на колени и поклонился Богу.

Я закончил молитву, которая, возможно, впервые за многие века была произнесена в том мертвом мире, а затем я направил свой эфиромобиль домой и снова погрузился в огромное и безграничное пространство, но не в направлении к Земле, а к нашему светлому миру.

В конце концов, когда прошло некоторое время, исчисляемое людьми неделями или месяцами, моему взору открылся наш славный мир с его мягкими оттенками и белыми туманными облаками, освещенными солнечным светом, – и то тут, то там виднелись длинные хребты или высокие пики гор.

По мере того как я приближался к нему, меня посещали мысли о доме. "Почему я покинул мир, такой прекрасный и счастливый, чтобы хоть на время поселиться в таком падшем и печальном мире, каким является Земля, или таком абсолютно мертвом, как ее безжизненный спутник, – близнецы греха и смерти? И все же, с другой стороны, я преуспел в своем предприятии, причем полностью. Я побывал на Земле, видел все ее красоты и горести, я смешался с людьми и остался незамеченным ими, я внес огромный вклад не только в свою собственную, но и в область знаний своих собратьев. Теперь они смогут классифицировать и изучать мою информацию, и благодаря этому продвинуться в постижении знаний о творении.

Такие мысли проносились у меня в голове, пока я направлял свой корабль через пространство к своему городу, расположенному у великого Южного океана. Затем я включил гравитационную силу и со скоростью пушечного ядра устремился к красивому и блестящему шару, лежащему передо мной. Я мчался вниз, вниз, вниз, пока море пара не оказалось у меня под ногами. Это напомнило мне сцену, на которой я не раз задерживался в Альпах. Передо мной простиралось белое море тумана, в котором то тут, то там, как острова в озере, виднелось несколько сверкающих гор нашего южного полярного континента.

"В конце концов, Солнечная система действительно похожа", – сказал я себе. "Конечно, наш мир похож на Землю, ее сестру в космосе".

Я устремился вниз. Вокруг меня были облака, сплошное море белого тумана, и вот я прорвался сквозь завесу, и моему взору открылся наш славный, наш прекрасный мир, "королева красоты" Солнечной системы. Там все было точно так же, как и тогда, когда я его покинул. Там были высокие горные утесы, огромные, как Гималаи, пробивающиеся сквозь облака в космос, там были тихие тенистые леса, и серый океан, и огромные сады всевозможных нежных и мягких оттенков. "Как я мог покинуть такой мир, чтобы остаться на Земле со всеми ее страданиями и печалью? – воскликнул я. – И все же на Земле есть своя красота, своя прелесть. Нарядно раскрашенные острова тропиков, зеленая летняя зелень Англии, девственные леса Америки – все это имеет свою красоту, ибо Бог сотворил лишь хорошее, даже на Земле". Так думал я, пока мчался в атмосфере. Вот и наш город, с его сотней башен и висячих садов, с тысячей фантастических крыш. Это был мой дом! Дом, пусть даже самый бедный, любим и на земле, но кто не гордился бы таким домом, видя его величие сейчас, когда в течение года или более я смотрел только на земные города? Некоторые из них слабо напоминали мне мой прекрасный дом, например, Прага с ее смешением восточной и западной архитектуры, Эдинбург и, в некотором смысле, Париж.

Я направился сначала к нависающей скале и там остановил машину на выступе, а затем, оставив ее в тихом месте, полетел над городом. По долгу службы я первым делом направился к храму своего прихода (ведь в нашем городе семь приходов и семь великих храмов). Его прекрасные башни выглядели огромными по сравнению со всем, что я видел на Земле, а когда я влетел в большую круглую дверь (как розовое окно в западном фронтоне), каким великолепным он показался! В последнее время я видел Кельнский собор и собор Святого Петра в Риме, Йорк и Дарем. Какими бедными они все казались по сравнению с церковью нашего прихода! Есть три вещи, в которых мы имеем неизмеримое преимущество перед людьми. У нас есть бессмертие, ибо силы смерти были побеждены в нас на века, и поэтому нам не нужно тратить свои силы на борьбу за жизнь. У нас совершенный мир, где война невозможна уже в течение тысяч лет. У нас есть верность, чтобы предложить огромные ресурсы, имеющиеся в наших силах, на службу религии. Поэтому самая бедная церковь самого маленького и незначительного города в нашем мире превосходит самый прекрасный собор или дворец на земле. Наши силы неизмеримо больше человеческих. И все же вы могли бы сделать многое, если бы у вас не было войны, и вы сосредоточили бы свои силы на искусстве мира.