– Вот, Миша, смотри. Так начинается оттепель.

– Так ведь зимы не было, – возразил Власов.

Действительно. Многие представители российской интеллигенции видели в добродушной улыбке Господина Президента надежду на долгожданное освобождение от всей той дремучести, которая преследует нашу несчастную страну после тысячелетия царизма и десятилетий советской власти. После чего должен будет совершиться переход свободной России в лоно европейской цивилизации. И, естественно – наступление светлого будущего.

Власов отдыхал в грузинском ресторане вместе с Князевым. Он ел стейк с салатом цезарь и запивал его белым вином. Князев ел шашлык из баранины.

– Вот сейчас проведем модернизацию, Господин Президент закрепиться в Кремле. И всё чекистское влияние на политику станет постепенно уменьшаться.

– А потом Национальный Лидер вернётся во власть после курсов повышения квалификации в правительстве.

– Национального Лидера можно скинуть, – тихо произнес Князев.

– Скинуть? – Власов рассмеялся. – Как можно кинуть человека, который выше тебя в иерархии? Это не по понятиям.

– Какие могут быть понятия, когда речь идет о будущем страны?

– Толик, как ты думаешь, зачем тебе позволили возглавлять институт?

– Позволили? Неудачная формулировка.

– Извини. Ну, вот как ты думаешь, что от тебя хочет начальство?

– Глупый вопрос, – Князев подумал пару секунд. – Наверное, от меня хотят, чтобы мы задавали власти правильный вектор европеизации.

Власов издал резкий истеричный смешок.

– Толик, ты работаешь свежей головой. Понимаешь, мозги нашей власти отравлены циничной российской политической реальностью настолько, что уже не могут мыслить нормально. И я тоже так начинал.

– Давай заспоримся на ящик коньяка.

– В каком смысле? – поинтересовался Власов.

– Если твоя чернота сбудется, тогда я покупаю тебе ящик дорогущего французского коньяка. Если нет – ты мне покупаешь.

– Ладно, – они пожали руки.

Почему-то после вечера в ресторане Михаилу захотелось зайти в квартиру Владислава. Он рассматривал гранитное колесо.

– Прошли ли мы пик тирании? Или мы только движемся к нему? – думал Михаил.

– Почему за все это время ты так и не задал мне никаких вопросов? – спросила Анастасия.

Холодок пробежал по коже Власова. Он оглянулся. На Насте было серое пальто.

– Я не хочу, – страх охватил Власова.

– Ты должен сходить со мной кое-куда. Прямо сейчас.

Возражать не было смысла. Шофер отвез их в неизвестный Власову ночной клуб, где устраивали дебаты на всевозможные общественно-политические темы. Власову было непонятно, зачем Анастасия позвала его сюда. Они сидели за столиком на двоих. Власов заказал себе какой-то салат, а Анастасия взяла себе только чашечку кофе. Чтобы избавиться от страха Михаил заказал себе много выпивки. К тому же Настя обладала манерой пристально смотреть в глаза собеседнику, что причиняло Власову сильный дискомфорт. Вглядываясь в её холодные глаза, Власов ощущал бездну внутри неё. И только клинч некого Обвального с мелким депутатишкой из Партии скрашивал жизнь Власову.

– Так и будешь молчать? – спросила Настя.

– Так ведь это ты меня сюда позвала.

– Да. Я хотела узнать у тебя, почему вам так на всё наплевать?

– В каком смысле? – Власов был уже настолько пьян, что мог свободно разговаривать с ней.

– Всем моим знакомым ни до чего нет дела кроме попоек и обсуждений того кто с кем спит. В России столько всего интересного. Сколько я не пыталась вытащить их в культурные места, они всегда отпирались.

– Мало кого из твоих сверстников держали в трудовом лагере Павлика Морозова в виде манекена. Один мой друг, которого ты тоже знаешь, говорил, что Россия деградирует с момента установления советской власти. Ты ещё порадуйся за своих друзей, что они могут свободно пить и совокупляться, а то ведь разучатся и будут только мычать, – пошутил Власов.

Анастасия пристально посмотрела на Власова.

– Это же наша Родина. Как можно радоваться всему этому?

После этой фразы Власов осознал, что под инфернальным образом Анастасии скрывалась идеалистичная девочка с очень развитым внутренним миром.

– Вот что. Я родилась через год после смерти Сталина, – продолжила она. – Я выросла в детдоме. Мои родители были репрессированы. После школы я училась на химика, потом работала на заводе. К тому моменту я уже понимала, что я дочь Наташи Ростовой. Тогда я вспомнила, что отправилась в Россию, чтобы помочь людям. Но я так и не смогла никому помочь. Даже себе.

Тем временем дебаты Обвального и депутата перешли в острую форму. За всё время суверенной демократии Власов никогда не видел, чтобы кто-то так умело критиковал власть и не боялся переходить на личности. Власов чувствовал прилив свежего воздуха, и на долю секунды в его пьяном сознании снова появилась надежда. Которая тут же рассеялась при первом проблеске интеллекта сквозь алкогольные облака.

– Я тоже в молодости страдал подобными вещами. Ну и нахера ты захотела в совок? Ты думала, что могла что-то изменить в этой жопе? Сидела бы себе в раю или где? Радовалась бы жизни, – Власов рассмеялся.

– Знаешь вот вы же живёте в одно из самых светлых времён в истории страны и что? Вам же всё доступно и еда не по карточкам. И как вы проживаете свою жизнь? Лучше оставить этот вопрос без ответа.

– Хотелось бы мне посмотреть на то, как она стоит в очереди с талонами на мясо. С таким лицом, – подумал Власов и рассмеялся.

– Что смешного?

– Ничего. Нынешний взгляд на мир берёт своё начало из советского культа вещей. Так что это прямая вина предыдущих нищих и дефицитных советских поколений.

– Мы жили гораздо лучше. У нас был порыв.

– Ну да. И куда завёл тебя этот порыв?

– Да. Завёл. Но это всё равно ничего не меняет. Наша страна находиться под управлением бандитской группировки, которая разлагает нашу Россию, чтобы ей было легче управлять и грабить.

– Так значит ты из этих?

– Из каких этих?

– С активной гражданской позицией. Вообще это слишком примитивный взгляд. Управляет не человек, а тот социальный класс, который поставил его во главе. А если смотреть ещё глубже, то те тенденции, которые исторически сложились в обществе.

– То, что ты говоришь это стандартная тупая отговорка проворовавшийся власти. Нет никакой тысячелетней России, от имени которой правит группировка с так называемым “Национальным Лидером” во главе. Есть только сборище КГБшной, ментовской, бандитской и чиновной своры, которая объединившись в грабительском экстазе, уничтожает нашу страну.

– Ну и что? Я не думаю, что народ когда-нибудь обратит в гневе пролетарский булыжник против власти. Если Сталин вместе с его упырями дотерпел до сорок пятого, то наши нынешние будут спокойно терпеть в своих дворцах до глубокой старости. К тому же мы живем в вегетарианские времена, если сравнивать их с нашим прошлым днём и позапрошлым. В конце концов, из России можно просто уехать. Чего не могли сделать многие поколения наших предков.

– Не думала что ты такой. Вот что. Россия достойна лучшего будущего.

Устроившись в Америке, Владислав как-то позвонил Михаилу. Сначала они разговаривали на общие темы, пока Владислав не обмолвился о таинственной серии работ под названием “Три слова”. По его описанию они представляли собой что-то вроде публицистических текстов. Михаила это заинтриговало. Они находились в специальной комнате, доступ к ней открывал рычаг за картиной с лабрадором Кони. Власов попал в комнатушку с занавешенными картинами. Он снял завесу с одного из полотен.

“Ненависть либерала. Любовь государственника.

Как получилось, что такая богатая страна как Россия докатилось до такого унизительного существования? По всем прогнозам начала двадцатого века Россия должна была стать второй Америкой. К тому же ещё во времена Российской Империи вычислили, что население её к началу двадцать первого века должно было составлять порядка четырехсот миллионов человек. Так как же мы к началу двадцать первого века докатились до первого места по абсолютной убыли населения?