— Но ты продолжала делать шляпки.

— Да. А что еще мне оставалось делать?

— Ну, это не так плохо. Я думаю, такой модистки, как ты, нет и в Париже.

— В этом все дело! — сказала Роз жестко, и по ее щечкам покатились крупные слезы.

— Роз! Мне необходимо найти разгадку. Я должна знать, кто этот Шмерль.

— Спроси у Паньоля. Ты же говоришь, что он твой дед.

— Паньоль говорит, что это его картины. И не хочет ничего больше рассказать.

— Он — такой, — кивнула Роз. — Он не может жить без своих хитростей. Он здоров?

— Не жалуется.

— Женат?

— Нет.

— А, ну я все равно не хотела бы с ним встретиться. Я была красоткой, знаешь? Я устала, — сказала Роз неожиданно жалобно, и по ее лицу было видно, что на сей раз речь не идет об уловке. — Я очень устала. Забирай свою шляпку и уходи. Приходи через неделю. Или две. Когда-то я вела дневник. Я его найду. Может быть, я не все помню. Может быть, я смогу тебе помочь.

— Ухожу. Только скажи мне, кто знал Паньоля в этом городе. Или вокруг. С кем имеет смысл поговорить?

— Его знали все, кто жил тут тогда. Но его никто не знал. И не знает. У Паньоля тысяча лиц. А как зовут твою мать?

— Мирьям. Муся.

— A-а! Это от жены, которую он бросил в Варшаве? Ну да… Он ее любил.

— Кого?

— Твою бабушку. И знаешь, по-моему, это она его выгнала. Да! — оживилась старушка, — Да, да! Я всегда так думала. Когда он говорил о жене и дочке, создавалось впечатление, что его туда не пускают! Как смешно! Приходи через неделю, — велела она ворчливым, но уже совсем домашним тоном.

— Постой! — крикнула я неизвестно кому уже в такси и зажала себе рот.

Мне вдруг стало страшно. Я представила себе, как приду к магазину Роз, а на окне будет висеть фотография в траурной рамке. Ой! Я же нашла конец нити, куда я еду?! Надо размотать клубок, пока не поздно. Я готова была вернуться в Ришон, но время подбегало к пяти. Песя ждала меня на автобусной остановке кибуца с четырех. А Роз уже, скорее всего, закрыла свой магазин.

Господи, как прожить эту никому не нужную неделю? Все так просто: пойти к Роз домой, поглядеть, что она там прячет. Тоже та еще врунья! Небось не порезала картины Паньоля, они наверняка висят в ее гостиной. Но у старушек есть принципы! Сказала — через неделю, значит, через неделю. Только бы не потащилась чинить машинку «Зингер» и не полезла под автобус! Храни ее, мой добрый ангел, от удара, сердечного приступа, расслоения аорты. От гриппа и ангины тоже храни. От злых людей хранить не надо, эта старушка умеет за себя постоять.

— О! Смотрите! — завопила Песя. — Смотрите! У нее много денег, она приехала на такси! И что это у тебя на голове? Хорошо, что я не держу коз! Сними эту шляпу, не смеши людей! Что ты тащишь в этом мешке? Постель? Мы не спим на досках! Что же ты тогда притащила? Весь свой шкаф? Ты думаешь, у нас ходят на променад показывать наряды? Что? Мясорубка и кофе из цикория? Ой, моя светлая головка, живи до ста двадцати лет и все безбедно! Она запомнила, что я хочу кофе из цикория! Она притащила мне мясорубку! Она таки достала мясорубку! Дай мне этот мешок! Нет, дай! Он тяжелый! Малка! Это моя гостья, внучка Паньоля! Ты не помнишь Паньоля?! Так может, ты помнишь Пиню Брылю? Тоже нет?! Что ты тогда помнишь? Представляешь, она приехала ко мне на такси! И привезла мясорубку. Настоящую мясорубку с винтом и ручкой, а не этот электрический дрэк! Ай! Сегодня вечером ты уже можешь прийти на блинчики с мясом. Маня, Соня, знакомьтесь, это внучка Паньоля, Пини Брыли. Вы должны помнить Пиню. Это художник, тот, который нарисовал задницу Тю-тю! Какой Тю-тю? Ну, знаешь, если ты не помнишь Тю-тю, ты уже сама «тю-тю»! Ну да, ее задница висела в моей гостиной! Что стало с Тю-тю? Откуда я знаю, что стало с Тю-тю?! Ты видела Тю-тю в Ришоне? Манька, она видела Тю-тю! Так почему ты молчишь? А почему это не должно меня интересовать? Какая история с задницей? При чем тут задница? Соня, не суй мне палец в рот, я могу откусить! И что она сейчас делает? Ну хорошо, ее звали Эстерка, а не Тю-тю, но что она делает?

Покупала сливы и бананы? Хорошо! Я рада, что ей живется хорошо. Откуда я знаю, что ей живется хорошо? Потому что она покупала сливы и бананы, а не веревку, чтобы повеситься! Очень хорошо, что она так выглядит! Нет, она не моложе нас! Она не может быть моложе нас, мы были тогда совсем девчонки, а она уже носила бюстгальтер пятого размера! Сколько же лет прошло? Ой, сколько лет прошло! Но я помню эту Тю-тю так, как будто это было вчера. Сонька, ты опять про задницу? Ты хочешь поссориться? На! Я с тобой не разговариваю! Хорошо, так мой Гершон любовался на две задницы — на мою и на задницу Тю-тю, а твой Моня всю жизнь сидел на диете и, кроме твоей задницы, ничего не видел! Твоя задница самая красивая? Так это по-твоему, а я спрошу у Мони. У него может быть другая точка зрения. Маня, ты можешь прийти вечером на блинчики с мясом. А Сонька пусть не приходит! Я не хочу ее видеть! Маня, девочка привезла мне настоящую мясорубку. Русские привозят их из России. Там есть все, там есть даже кофе из цикория. Ты помнишь вкус кофе из цикория? А я не могу забыть! Голодное время, но какое веселое! Так приходи вечером, она привезла мне этот кофе тоже. Нет, — сказала она Соне, но не глядя в ее сторону, — я же сказала, что не хочу тебя видеть! Зачем ты суешь мне под нос эту задницу? Нет, меня это не раздражает. Но от лучшей подруги я не должна это слышать! Хорошо, приходи, но держи язык на привязи!

Итак, пройдя всего пятьсот метров от автобусной остановки, мы уже опросили примерно тридцать процентов кибуцниц, знавших Паньоля, и выяснили, что Тю-тю по имени Эстер живет в Ришоне или хотя бы покупает там сливы и бананы. Из старой гвардии в кибуце осталось всего двенадцать семей, но одна семья сейчас находится в сионистской командировке в Перу, а с двумя Песя не разговаривает и не общается. Придется искать покровительство у Мани и Сони. Соня интереснее. Сплетницы живут дольше и знают больше.

Ах, кибуц, кибуц! Волшебное место, где все знают все друг о друге и хранят старые сплетни сорок лет, не позволяя им ни забыться, ни даже выдохнуться! Ах, благословенная провинция, если б не ты, мир потерял бы память!

Помнит ли Паньоль о Песе, Мане и Соне? В его жизни столько произошло, мимо глаз промелькнуло такое количество лиц! Как можно всех запомнить?

А эти тетки в неспешном и подробном своем существовании поставили Паньоля вехой, от которой они что-то отсчитывают, с которой сверяются, вокруг которой все еще бродят на привязи, пощипывая выгоревшую траву воспоминаний. Да нет, не выгоревшую! Свежую, будто она выросла вчера. Песя не хочет помнить о том, что двое ее сыновей погибли. Но она помнит Тю-тю и обиду, нанесенную ее самолюбию сорок лет назад! Непостижимо! И как хорошо, что я захватила фотоальбом Каца. Вот и разберемся за блинчиками и ностальгическим кофе из цикория, кто там есть кто и что есть что.

А я хотела выкинуть этот кофе перед вылетом из Ленинграда! Его сунула мне в сумку подруга Маша. Сунула и извинилась за то, что другого кофе в гастрономе не нашлось. На первых порах и такой сгодится, сказала она тогда и вздохнула. Вздохнула от того, что мне больше не придется пить настой из этой сорной травы, тогда как она все так же будет охотиться за баночками с растворимым кофе фирмы «Нестле» и стоять за ними в очередях. Если я скажу ей, что хорошего растворимого кофе вообще не бывает, Маша, пожалуй, обидится. Сейчас, после всего, что со мной приключилось, нам было бы непросто понять друг дружку. А Песя и ее подружки могут не разговаривать друг с дружкой год, два и три. Но они живут рядом, переживают события совместно и, если решат помириться, никакого зияния между ними не будет.

Хорошо, что две пачки эрзаца под домашним названием «бурда», поскольку Сима не разрешала называть этот напиток благородным словом «кофе», завалились за подкладку сумки, иначе я бы выкинула их еще в Вене. А в кибуце устраивают праздник, потому что появился эрзац-кафе! Но и мама с Симой устраивали партизанские посиделки при одной свече со стаканом кипятка без заварки. Назывался этот напиток «чай белая роза». К нему подавали по половине сухаря на брата, а сухари сушили специально для этой цели из ржаного хлеба. Такими сухарями теперь не торгуют, даже там, где все еще продают кофе из цикория.