К концу 1795 года бесспорно привлекательная, уже за тридцать femme fatale с неповторимой (без демонстрации зубов) улыбкой нуждалась в покровителе и защитнике. После тюрьмы у Жозефины начался роман с генералом Гошем. Тот отказался расстаться ради нее с женой, но Жозефина не оставляла надежды до того дня, когда она скрепя сердце вышла за Наполеона{234}. Другим ее любовником был Поль Баррас, но связь с ним оборвалась после лета 1795 года. «Она уже давно мне наскучила», – объяснял Баррас в мемуарах, в которых неучтиво называет Жозефину «льстивой куртизанкой»{235}. (Хорошо известное в истории явление – период свободы нравов после долгого кровопролития. «Ревущие двадцатые» после Первой мировой войны и распущенность древнеримского общества после гражданских войн – вот лишь два примера.) После террора решение Жозефины выбирать в любовники людей могущественных соответствовало, как и многое другое в ее жизни, моде. При этом она не была распутницей, в отличие от ее подруги Терезы Тальен, прозванной «собственностью правительства» из-за того, что в ее постели побывало много министров. Жозефина исполняла «зигзаги» и для других – кроме Богарне, Гоша и Барраса – мужчин и получила гораздо более солидное любовное образование (éducation amoureuse), нежели ее почти невинный второй муж.
Жозефина, воспользовавшись возможностью (власти после вандемьера объявили о конфискации оружия), отправила в штаб Наполеона своего четырнадцатилетнего сына Евгения де Богарне с просьбой оставить в семье на память отцовскую шпагу. Наполеон верно воспринял это как приглашение и уже через несколько недель был страстно влюблен в Жозефину. Его страсть росла, и пять месяцев спустя они поженились. У них было довольно много общего: и Наполеон, и Жозефина были чужаками, иммигрантами, уроженцами островов и бывшими политзаключенными. Первое время Жозефине не нравилось его желтоватое лицо, прямые волосы и неухоженный вид и, можно предположить, его чесотка, и она определенно не была в него влюблена. Однако и у Жозефины начали появляться морщины, красота увядала, к тому же у нее были долги. (Их размер она осмотрительно не раскрывала до тех пор, пока Наполеон не надел ей на палец кольцо.)
Жозефина всегда очень заботилась о нарядах и макияже. В спальнях ее домов и дворцов висели зеркала. Она была обаятельной и обходительной (но недостаточно образованной для того, чтобы быть остроумной) и прекрасно понимала, как понравиться преуспевающим мужчинам.
Как утверждают, Талейран на вопрос, умна ли была Жозефина, ответил: «Никто и никогда с таким блеском не обходился без этого». Наполеон, в свою очередь, ценил ее политические связи, статус виконтессы, которую принимали и революционеры, а также то, как она компенсировала отсутствие у него такта (savoir-faire) и дурные манеры. В гостиных он не блистал остроумием. «Никогда из его уст в разговоре с женщинами не выходило не только изысканной, но даже просто уместной фразы, – вспоминал признанный льстец Меттерних, – хотя усилия найти ее часто выражались на его лице и в тоне голоса»{236}. Наполеон говорил с дамами об их туалетах или же о количестве их детей, и одним из его обычных вопросов было, кормят ли они сами (причем этот вопрос, по словам Меттерниха, Наполеон «предлагал обыкновенно в выражениях, совершенно не принятых в хорошем обществе»). В отличие от Наполеона, неловкого с женщинами, Жозефина занимала очень видное положение в парижском обществе и была вхожа во влиятельные политические салоны Тальен, Рекамье, де Сталь и так далее.
После революции духовенство лишилось полномочий регистрировать рождение, смерть и брак, поэтому Наполеона и Жозефину в 22 часа 9 марта 1796 года, в среду, поженил сонный мэр 2-го округа, на улице д’Антен. Невеста надела трехцветную перевязь поверх свадебного платья из белого муслина{237}, а жених опоздал на два часа. Свидетелями были, кроме прочих, Баррас, адъютант Наполеона Жан Лемаруа (с точки зрения закона – несовершеннолетний), супруги Тальен, сын Жозефины Евгений и его одиннадцатилетняя сестра Гортензия.
Чтобы сгладить шестилетнюю разницу в возрасте, Наполеон указал в документах, что он родился в 1768 году, а она сбросила себе четыре года, так что обоим стало по 28 лет{238}. (Позднее в Almanach Impérial указали, что Жозефина родилась 24 июня 1768 года{239}. Наполеона всегда забавляло упорство, с которым жена лгала о своем возрасте. Он шутил: «По ее подсчетам, Евгений должен был родиться двенадцатилетним!»{240}) В виде свадебного подарка Наполеон преподнес Жозефине золотой медальон с эмалью и гравировкой: «Судьбе»{241}.
Причина, по которой Наполеон опоздал на собственную свадьбу, а его медовый месяц длился менее сорока восьми часов, заключалась в том, что 2 марта Баррас и четыре остальных члена Директории, нового правительства Франции, преподнесли ему свадебный подарок, о котором он мог лишь мечтать: пост командующего Итальянской армией. Впоследствии Баррас утверждал: чтобы убедить коллег (бывших якобинцев Жана-Франсуа Ребелля и Луи де Ларевельера-Лепо, а также умеренных Лазара Карно и Этьена-Франсуа Летурнера) выбрать для похода в Лигурийские Альпы Наполеона, он заявил, что тот – «горец» с Корсики – «с рождения привык лазать по горам»{242}. Это едва ли веский довод: Аяччо расположен на уровне моря. Но еще Баррас настаивал, что Наполеон способен вывести Итальянскую армию из сонного оцепенения, и это гораздо ближе к правде.
За девять дней между своим назначением и отъездом 11 марта в Ниццу, в штаб армии, Наполеон затребовал в военном министерстве все книги, карты и атласы Италии, которые только можно было достать. Он читал биографии полководцев, которые сражались там, и, если чего-либо не знал, имел мужество это признать. «Я оказался в помещении Генерального штаба на Новой улице Капуцинов, когда вошел генерал Бонапарт», – много позднее вспоминал другой офицер.
Я и теперь помню маленькую шляпу, увенчанную растрепанным плюмажем, его кое-как скроенный мундир и шпагу, которая, говоря по правде, не казалась орудием достаточно надежным для того, чтобы проложить дорогу в жизни. Швырнув шляпу на большой стол посередине комнаты, он направился к пожилому генералу по имени Криг, знающему все в подробностях, автору очень хорошего наставления для солдат. Он усадил его рядом за стол и с пером в руке принялся расспрашивать о многочисленных обстоятельствах, имеющих отношение к службе и дисциплине. Некоторые его вопросы выдали такое его незнание простейших вещей, что кое-кто из моих товарищей улыбнулся. Меня самого поразило количество заданных вопросов, их очередность и быстрота, а также то, как он постигал сообщенное и часто извлекал из него новые вопросы. Но еще сильнее меня поразило зрелище – главнокомандующий, совершенно спокойно демонстрирующий подчиненным, сколь глубоко несведущ он в различных аспектах дела, которые и самые юные из них обязаны были превосходно знать, и это подняло его в моих глазах на тысячу локтей{243}.
11 марта 1796 года Наполеон уехал из Парижа в почтовой карете вместе со своим другом Шове, новым квартирмейстером Итальянской армии, и Жюно. В письме Жозефине, отправленном 14 марта из Шансо, Наполеон выбросил u из своей фамилии. Впервые в газете (официальной Le Moniteur Universel) его упомянули в 1794 году, причем фамилию записали через дефис (Buono-Parte)[24].
