В следующем месяце Наполеона отправили в Сер, в 32 километрах ниже по течению реки Сонны. Там вспыхнул бунт, и толпа убила двух торговцев зерном. «Пусть честные люди идут по домам, – кричал, как рассказывают, 19-летний Наполеон, помощник командира отряда. – Я стреляю только по толпе». Хотя он дельно выполнил задание и произвел благоприятное впечатление на генерала дю Тея, политическая обстановка была такой, что скоро бунтовщики стали нападать на административные здания и жечь конторы сборщиков налогов уже в Оксоне. Именно здесь, в провинции, Наполеон заметил приближение грандиозного события, изменившего историю Франции, Европы и перевернувшего его собственную жизнь.

Революции, начавшейся 14 июля 1789 года, когда толпы парижан взяли штурмом Бастилию, предшествовал многолетний финансовый кризис и волнения, подобные мелкому выступлению, подавленному Наполеоном. Первые признаки нестабильности появились еще в 1783 году, в последний год войны в Северной Америке, в которой Франция поддерживала восставших колонистов. В апреле 1789 года были жестоко подавлены протесты, обусловленные низкой зарплатой и нехваткой продовольствия (как в Сере); погибли 25 человек. «Наполеон часто повторял: нации, как и люди, болеют, и их историю было бы описать не менее любопытно, чем болезни человеческого тела, – впоследствии записал его министр. – Самые насущные интересы французского народа были ущемлены. Дворяне и духовенство унижали его своей спесью и привилегиями. Народ долго страдал под этим гнетом, наконец захотел сбросить ярмо, и началась революция»{94}.

5 мая, когда были созваны Генеральные штаты (впервые с 1614 года), казалось, что короля можно заставить хотя бы отчасти поделиться властью с третьим сословием. Но события развивались стремительно и непредсказуемо. 20 июня депутаты от третьего сословия, к тому времени объявившие себя Национальным собранием, поклялись не расходиться до тех пор, пока не дадут стране новую конституцию. Три дня спустя две роты королевской гвардии отказались подавлять мятеж и взбунтовались сами. Известие о том, что Людовик XVI вербует за границей наемников, чтобы подавить волнения, к тому времени переросшие в восстание, вынудило журналиста-радикала Камиля Демулена призвать к штурму Бастилии. Это привело к гибели коменданта крепости [де Лонэ], купеческого старшины (мэра) Парижа [де Флесселя] и генерального контролера финансов [Фулона де Дуэ]. 26 августа Национальное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина, а 6 октября толпа захватила Версальский дворец.

Наполеон – человек, впоследствии проявлявший поразительную политическую проницательность, – совершенно неверно оценил первые события революции. «Повторяю тебе, – писал он Жозефу 22 июля, спустя неделю после штурма Бастилии, – покой вернется. Через месяц ни о чем таком и речи не будет. И если пришлешь мне триста ливров [7500 франков], я поеду в Париж, чтобы покончить с нашим делом»{95}. В то время Наполеона сильнее занимала сага о тутовом питомнике, нежели мощнейший со времен Реформации политический взрыв в Европе. Он вернулся к своей истории Корсики и, собравшись с духом, послал Паоли в Лондон цветистое письмо. «Я родился, когда родина погибала. Тридцать тысяч французов, извергнутых на наши берега, заливавших потоками крови престол свободы, – таким было отвратительное зрелище, поразившее мой взор. Крики умирающих, стоны угнетенных, слезы отчаяния – вот что окружало мою колыбель с самого рождения»{96}. Это неожиданное признание для человека, принесшего присягу королю Франции. Вскоре после начала революции и возвращения на Корсику Паоли (июль 1790 года) Наполеону пришлось сделать выбор.

«Среди грохота барабанов, оружия и крови я пишу тебе это письмо», – извещал Наполеон Жозефа из Оксона, где через восемь дней после штурма Бастилии возобновились беспорядки{97}. Он с гордостью упоминает, что генерал дю Тей спросил его совета, как следует поступить. Наполеон арестовал 33 человека и почти час убеждал бунтовщиков остановиться.

Несмотря на свою нелюбовь к толпе и формальную принадлежность к дворянству, Наполеон приветствовал революцию: по крайней мере на ранних этапах она вполне следовала идеалам Просвещения, усвоенным Наполеоном из книг Руссо и Вольтера. Наполеон принял ее антиклерикализм и не противился ослаблению монархии, к которой не питал особенного почтения. Кроме того, революция как будто сулила Корсике большую автономию, а амбициозному молодому чужаку без состояния и связей – карьерные перспективы. Наполеон считал, что строй, который обещала революция, будет основан на логике и разуме и устранит оба вышеназванных препятствия. В логике и разуме просветители видели единственно достойные источники власти.

Принявшие революцию Бонапарты оказались среди корсиканской знати в меньшинстве, хотя и не «единственными» на острове, как позднее утверждал Наполеон{98}. При этом он сам оказался единственным артиллеристом из своего выпуска в военном училище и одним из очень немногих офицеров королевской армии, одобрившим свержение Людовика XVI: почти все они в 1789 году покинули Францию. Хотя Наполеон исправно исполнял свой долг, подавляя хлебные бунты в Валансе и Оксоне (где некоторые солдаты его полка перешли на сторону мятежников), он рано присоединился к местному отделению революционного «Общества друзей Конституции». В это время в Аяччо четырнадцатилетний Люсьен Бонапарт, брат Наполеона, увлечение которого радикальной политикой было гораздо глубже, вступил в Якобинский клуб[9]{99}.

8 августа 1789 года, когда Париж бурлил, а значительная доля офицерского корпуса находилась в замешательстве, Наполеон снова получил отпуск по болезни, чтобы вернуться на Корсику, и провел на острове следующие восемнадцать месяцев, с головой окунувшись в местную политику. (Мы опять-таки не находим доказательств того, что он действительно болел.) Босуэлл в «Описании Корсики» указывает, что в политическом отношении остров разделен на города, девять провинций и множество церковных округов-«пьеве» (pievi, состоявшие из нескольких приходов каждый, обеспечивали «как церковные, так и мирские связи»). Полномочия губернатора, резиденция которого находилась в Корте, были ограниченными. Между городами, деревнями и кланами издавна существовали распри. Сильными оставались позиции католической церкви и изгнанника Паоли. Наполеон с воодушевлением бросился в этот водоворот, и в следующие четыре года его гораздо больше занимала корсиканская политика, нежели военная карьера во Франции.

Приехав в Аяччо, Наполеон, поддержанный Жозефом и Люсьеном, призвал корсиканцев принять революцию, встать под новое – трехцветное – знамя, прикрепить к шляпе кокарду тех же цветов, организовать клуб «Патриоты» и полк корсиканских добровольцев (подразделение Национальной гвардии, рассчитывавшее когда-нибудь сравняться с силами губернатора). Когда губернатор распорядился закрыть клуб и распустил добровольцев, имя Наполеона оказалось первым в протестной петиции, посланной в Париж, в Национальное собрание{100}. В октябре Наполеон сочинил памфлет, в котором обличал французского командующего на Корсике и критиковал островное правительство за недостаточный радикализм{101}. Пока Наполеон руководил в Аяччо революционной партией, другой корсиканец, депутат Национального собрания Антуан-Кристоф Саличетти, воспламенял сердца жителей более крупного города Бастии.