– На сообщение ответил, – я показываю ей смартфон. – Ты уже дорешала? Быстро.
– Нет, я опять запуталась, – признается сокрушенно. – Кажется, мы нащупали тему, которую я никогда не сдам…
Все же иду в ванную комнату, включаю воду и соображаю, глядя на свое отражение. На хрена мне было знать, скучает она по матери или нет? Ей же не пять лет! Взрослая девочка, ей уже своих детей заводить можно. Я тоже всю родню потерял – и ничего, не ною об этом при посторонних. И страшно бешусь, если кто-нибудь начинает заглядывать мокрыми глазами мне в лицо и про это спрашивать. Зато Куприянова я понимаю теперь еще меньше. Жена работала актрисой, и он полюбил ее как раз такой, но дочери то же самое – ни-ни? Пусть будет пустым местом в престижном универе, чем публику тешит?
До конца урока доживаю без труда. Я уже почти привык доживать необходимое время.
В ближайшие выходные я едва не проваливаю все дело. Ирка позвала меня на выставку какого-то талантливого постмодерниста. От искусства я далек, от настоящих свиданий с любовницей – еще дальше, но отказаться не могу. Раз уж ей очень захотелось сходить туда в моей компании, то я же не хрустальный – не сломаюсь.
Такие картины мне нравятся и не нравятся одновременно. Их не поймешь, пока не узнаешь предысторию. Но стоит только прочитать на табличке, что имел в виду художник, то буквально сразу все изображение переворачивается – делается не просто осмысленным, а почти мудрым. Ирка в этих художествах понимает чуть больше моего, но и она – новичок. Точно так же, как я, поднялась с самых низов, в ее генетике высокое искусство не прописано отдельной веткой ДНК. Но надо отдать ей должное – сейчас в этой тридцатипятилетней женщине никто не распознает девчонку из глубинки, приехавшую когда-то покорять Москву. Она действительно обрастает лоском, как толстым лаковым покрытием. В обществе, где мы с ней вращаемся, дополнительная броня просто необходима.
– Володя, а может, мне начать собирать коллекцию? Через пять лет эти картины могут в десять раз вырасти в цене.
Я сомневаюсь в разумности ее рассуждений:
– Они и сейчас стоят немалых денег, Ир. Кажется, ты с этим уже опоздала. По-моему, надежнее вкладываться в акции, чем в предметы искусства. Но отговаривать не буду – я верю в твою чуйку на шедевры. Меня ж ты разглядела.
Она смеется тихо и льнет к моему плечу.
Я не сразу замечаю взгляд с другого конца галереи, но все-таки поворачиваюсь и застываю. А вот Ася к искусству близка, она здесь выглядит уместнее нашей парочки. И все равно совпадение кажется странным: эта выставка работает две недели, почему мы явились сюда одновременно? Девушка смотрит на меня, как будто не может поверить в то же самое совпадение. Она здесь не одна – пришла с подругой. Женщина с короткой стрижкой выглядит намного старше Аси, но такая же худенькая и изящная. Я почти наверняка угадываю, что они вместе занимаются в «Меркурии», но ее спутница здесь оказалась совсем из другой среды. На Асе короткое коктейльное платье, открывающее стройные ноги, которые кажутся еще длиннее из-за туфель на высоком каблуке. А ее подруга – в дурацкой блузке в крупный горох. Этот горох выглядит чужеродным объектом, он заставляет всех остальных посетителей оборачиваться на него и прислушиваться к ощущениям. Горох звенит в этой вычурной обстановке как чудо естественности – и потому ему здесь не место, мы давно отвыкли от естественных чудес. И мне совершенно неожиданно нравится эта молодая женщина, хотя она некрасива в сравнении с Асей. В сравнении с Асей все девушки недостаточно красивы.
Ирка не замечает моей заторможенности. Она подхватывает два бокала с шампанским у официанта, один протягивает мне. Я залпом осушаю половину. Сейчас надо быстро продумать легенду, ведь Ася говорит что-то подруге, оставляет ее одну и идет по направлению к нам.
– Алексей Владимирович? Здравствуйте! Не ожидала вас здесь увидеть!
Ирка хмыкает, услышав неправильное имя, но ей хватает ума не поправлять. Я не протянул бы столько времени с одной любовницей, будь она тупой. Но заодно рисуется и легенда – я притягиваю Иру за талию к себе, пожимаю плечами:
– Добрый день, Ася. Я сам себя здесь увидеть не ожидал, но моя девушка настояла.
– Понятно. – Она косится на Ирку и закусывает нижнюю губу.
Ждет, наверное, что я их друг другу представлю, но я не собираюсь. Смотрю уверенно и прямо, стараясь не зацикливаться на том, что сейчас без очков – может, я в линзах? Что одет совсем иначе – может, у меня как раз один приличный свитер завалялся, который я надеваю по особым случаям? Что билет сюда стоит, как месячный заработок репетитора – может, мне Ирка его купила? Вообще-то, она и купила. По моей спутнице сразу видно, что она вполне может водить своего любовника куда ей заблагорассудится. Мне ведь радоваться надо, что Ася здесь появилась не в обществе отца – тот сразу расставил бы точки над всеми «ёбвашуматерями». А всему остальному можно придумать объяснения.
Ася проявляет тактичность, не дождавшись продолжения диалога:
– Не буду вам мешать, Алексей Владимирович. Хорошего дня!
Она отходит, останавливается возле картины в шести шагах от нас. Я не могу оторвать взгляда от изгиба талии, тоненькой, выраженной. В этом платье Ася смотрится невозможной, мне дышать трудно. Ирка специально говорит громко – это ее вызов, она тоже хорошо понимает, что здесь прекрасная акустика и в такой близи ее запросто можно расслышать:
– На малолеток потянуло? Не рановато для кризиса среднего возраста? Она хоть совершеннолетняя, или готовить передачки тебе в тюрьму?
Да, Ирка умеет это делать – показывать свое превосходство, заявлять права даже там, где это не требуется. Шутить там, где юмора не предполагается. Ведь она просто шутит – не может всерьез закатывать сцены ревности, у нас с ней не такие отношения.
– Не придумывай, Ир, – бурчу я. – Мне надоело. Поехали домой.
Понимая, что перегнула и испортила мне своей неуместной претензией настроение, тигрица мягко улыбается и снова прижимается к моему плечу:
– Да ладно тебе, мы даже не все залы прошли.
– Оставайся, если хочешь. А мне надоело.
Я иду на выход из галереи, больше не смотря на Асю и ее гороховую подругу. Ирка догоняет меня уже возле машины. Она выглядит виноватой, хотя виновна только в своей стервозности, но именно эта черта меня в ней когда-то и привлекла:
– Володя, что с тобой? И какой еще «Алексей Владимирович»? Ничего не хочешь объяснить?
В принципе, объяснить можно – Ирка совсем в другой сфере обращается, она вряд ли вообще про Куприянова когда-то слышала. Но я не успеваю, потому что слышу следующий ее вопрос:
– Спишь с ней, да? Поэтому она такая розовенькая подбежала в полуобморочном состоянии, когда тебя со мной увидела? Не надо юлить, Володя, я знаю, что ты трахаешь других. Это не новость, но врать в глаза мне не нужно.
– Как будто ты других не трахаешь, – смеюсь я над каким-то непонятным выяснением несуществующих отношений.
– То есть да? – Ей почему-то очень важно получить прямой ответ.
– То есть нет, – ставлю точку.
– Ладно, – Ирка наконец-то расслабляется. – К тебе или ко мне?
– Настроения что-то нет, – говорю я и сам удивляюсь – у меня в самом деле сейчас нет никакого настроя на общение в любой плоскости.
Она смотрит на меня пристально несколько секунд, затем вздергивает бровь, поводит плечами и разворачивается на высоких шпильках. Машет проезжающему такси. Мы сюда приехали на моей, а Ирка показывает, что бегать за мной не собирается. Такие женщины никого не уговаривают – она просто напоминает мне об этом очевидном факте. Возможно, обиделась, но я отчего-то ей очень благодарен за этот высокомерный пассаж.
Сажусь в машину и некоторое время борюсь с желанием вернуться в галерею. Ася точно знает об искусстве много, если она начнет рассуждать о картинах, то они мгновенно наполнятся для несведущего меня еще большим смыслом. И тогда я сам начну собирать коллекцию, хватая все шедевры, на каких задержится ее взгляд. Мне будет плевать, вырастет ли стоимость в десять раз в будущем. Спущу за один день все сбережения, к концу недели помру от голода под забором. Потому что я спятил на ней. На этой дурацкой девочке с острыми ключицами, которая сегодня вырядилась в узкое платье – и этот образ в ближайшие три дня не позволит мне уснуть. Смеюсь нервно. Выезжаю с парковки, пока не передумал.
