И в первые полчаса после знакомства меня такое подозрение рассмешило бы. Но по мере привыкания я расслаблялась и приглядывалась к нему пристальнее, отмечая неожиданные несостыковки. Пахло от него дорогим парфюмом, это точно. Если бы я приблизилась еще ближе к его шее, если прямо носом коснулась бы щеки, то наверняка вспомнила бы и бренд. Кто-то из благодарных учеников подарил? Вполне может быть. А вот другая деталь почти насторожила. Из-под белоснежного воротничка сбоку на шее выглядывала темная полоска – конец татуировки: то ли заостренный язык пламени, то ли завершение какого-то орнамента. Забавно. Все преподы математики должны быть такими же продвинутыми! Тогда, возможно, ученики больше ценили бы их усилия.

Нет, желания раздеть его и посмотреть рисунок целиком у меня не возникло. И никогда не появится – такой мужчина не имеет шансов мне понравиться. Он старше, и даже на это можно было бы закрыть глаза, важнее другое: с таким, как он, я никогда не буду знать наверняка – ему нравлюсь я сама или деньги моего отца. Считать-то он точно умеет. А мы плавали – знаем. Еще в старших классах обожглась, когда мой тогдашний молодой человек начал почти агрессивно настаивать на свадьбе после того, как оказался у меня в гостях. Вся романтика куда-то испарилась от вида его горящих глаз на обстановку и модель моего компьютера. Затем папа пристроил меня на престижный финансовый факультет, где полно богатых отпрысков. От них уже можно было ждать честного отношения, но как раз парни из состоятельных семей относились ко мне ровно, не шептали с придыханием в ухо о вечной любви и не уточняли осторожно, сможет ли мой отец помочь им устроиться в жизни. Скорее как-то наоборот: они тянули меня в клубы и на вечеринки, подчеркивая, что серьезные отношения им не нужны. Так, легкий дружеский перепихон без взаимных претензий, если захочу. А не захочу – не беда, согласных девочек они всегда найдут. Такие намеки слушать не было противно, ведь они были кристально честны и понятны. Наследникам бизнес-империй и сыновьям крупных политиков просто нет нужды притворяться и кого-то из себя строить, чтобы охмурить очередную красотку. И хоть я ни с кем в универе близко не сдружилась, но общаться на посторонние темы с ними мне было легко, потому что я не чувствовала камней за пазухой.

Вопреки однозначной установке, в четверг, за час до появления репетитора, на меня накатывает какое-то волнение. Я переодеваюсь в узкие джинсы и легкую нарядную тунику, долго верчусь перед зеркалом. Наверное, пристальный взгляд Алексея Владимировича на мои ключицы произвел такой эффект. Я ему, кажется, понравилась, не просто же так он пожирал меня глазами – и это ощущение заставляет хотеть понравиться ему еще сильнее. Без продолжения, без будущего, без планов, а просто так. Потому что я – юная девушка, которой хочется чувствовать чье-то внимание, ощущать себя особенной. У него, скорее всего, жена есть или подружка, уж слишком хорош, невзирая на идиотские очки. Но я ведь и не собираюсь его уводить – просто в груди жужжит какой-то вредностью.

За пять минут до его появления бегу переодеваться снова – в широкую бесформенную футболку и домашние штаны. Сама не понимаю, что на меня нашло. Весна просто, кровь гудит, всякая чушь в голову лезет. Косметику смыть не успеваю, потому ругаю себя за минуту слабости.

– Сегодня не опоздал? – Улыбается уверенно, почти хищно. Точно замечает мои накрашенные ресницы – поэтому и улыбается именно так. Не представляю, зачем репетитору по математике нужна такая улыбка – она лишняя, она вредит всей его репутации. – Как результаты, Ася? Сдала контрольную?

– Сдала. Проходите, – бурчу я, как будто он сделал что-то плохое.

Сегодня мы одни – и это почему-то немного смущает. Повар по четвергам уходит раньше обычного, а клининг является чуть позже. Небольшой промежуток времени, каких-то полчаса без персонала за стенкой, а все равно не по себе.

– Продолжаем тему? – Он больше не таращит на меня зеленые глаза, а полностью сосредоточен.

Через час провожаю его и понимаю, что все себе придумала. Это не я ему понравилась в первую встречу – это он понравился мне. Зацепил чем-то, уголком этой своей татуировки дернул за какой-то рецептор, вот фантазия и разыгралась. Алексей Владимирович в меру равнодушен, он как-то даже не особенно вовлечен в наши занятия. Просто объясняет и проверяет задание в ожидании, когда я отдам ему его деньги и отпущу на волю. Нет, это не обидно. Так даже лучше. А весна когда-нибудь закончится, мне перестанут мерещиться чужие симпатии.

Владимир

Через пару недель сидим с Жориком в кафешке. Стол высокий, приходится упирать ноги в ступеньку, чтобы не болтались в воздухе. Окно рядом с нами от пола до потолка затемнено – с улицы нас практически не видно, если только прохожий не подойдет к стеклу вплотную.

– Ты уже четыре раза был в квартире, неужели никаких подвижек? – интересуется друг.

– Не гони лошадей, – прошу я. – Кабинет сразу через гостиную. Скорее всего заперт, замочная скважина точно есть. Плюс поиск документов. Мне потребуется минут десять, чтобы с запасом. Работников нет только полчаса в четверг. Не напомнишь, зачем мы на уроки по вторникам согласились?

Жорик поджимает нижнюю губу, обозначая безразличие:

– Чтобы Ася к тебе привыкла, расслабилась. Начала считать тебя предметом мебели. И не напряглась, когда ты уйдешь в туалет на целых десять минут. Напоминаю, у нее в июне сессия. Сдаст экзамен – и больше ты ей не понадобишься.

– Да знаю я, знаю, – болезненно морщусь. – Но не торопи. У меня одна попытка.

В кабинет Куприянова я в любом случае попаду, но лучше попасть успешно, чем просто попасть. Время еще есть, а спешить нельзя. Жорик не зря обрабатывал секретаршу – однажды она обмолвилась, что шеф по понедельникам работает дома. И последняя прокурорская проверка ни к чему не привела. А это означает, что самые важные документы он хранит где-то в квартире – не рискует, гад хитровыверенный. И нам очень, очень нужны эти документы, чтобы наконец его прижать. Гнида отозвал наше разрешение на застройку, получив крупную взятку от другой компании. И все наши проекты, все наши, сука, инвестиции просто полетели в трубу. Всего две правильные бумажки – и там можно решать, куда с ними идти: в прокуратуру или прямо к Куприянову. Увидев их, он выпишет любое разрешение, хоть центр Москвы позволит перестраивать вместе с Красной Площадью. Я был виноват – и чувствовал эту вину каждым нервом. Виноват в том, что недооценил крысиную натуру чиновника, который за десятки лет привык жировать, а не просто подписывать. Виноват, что не перекупил Куприянова вовремя. Виноват, что долго не мог поверить, что меня вместе со всей моей компанией вот так запросто отымели, выдав разрешение задним числом другому застройщику. Поначалу тешил себя иллюзией праведного гнева: мол, я только справедливости хочу – засадить прогнившего чинушу. Но потом поостыл и понял – на его место придут два точно таких же, и вся разница будет лишь в том, что взятки придется платить обоим. А на самом деле я хочу простого человеческого счастья – получить бабло, которое уже успел посчитать своим. Прибыль за целый жилой комплекс – далеко не три копейки. И я свои деньги получу, даже если придется брать Асю в заложницы и угрозой ее жизни получить нужную бумажку от ее отца.

– Вон она идет! – Жорик оживляется. – Насмотреться не могу, ноги от ушей. Как Куприянов мог породить такое чудо? Почему я взял на себя старуху, а тебе досталась такая красотка?

Я тоже смотрю на противоположную сторону улицы. Ася идет в заведение с позорно малюсенькой вывеской «Творческий коллектив «Меркурий»», какой-то любительский кружок, она туда трижды в неделю является. Взгляд приклеивается к короткой весенней курточке, скользит вниз на обтянутую джинсами попку. Вспоминаю, что Жорик ждет ответа, но я даже вопрос не понял, потому отвечаю на тот, который его обычно интересует:

– На рожу ничего такая, глаза у нее красивые, но все-таки не в моем вкусе, – мечтательно вздыхаю. – Я сиськи люблю. И круглые задницы. Как у Ирки.