Я долго не могла понять увлеченность деда Николаем. Обычный юноша, не красавец, но и не урод, среднего телосложения, среднего ума, обычный человек без магии. Улыбчив, позитивен и лёгок на подъем – этого у него не отнять. Но в остальном – ничем не примечательный человек. Он часто говорил, что главное его желание – помогать людям. И он обязательно станет врачом. Может быть даже простым терапевтом, а может и специалистом. Иными словами, он хотел стать целителем. Только позже я поняла, что Николай стал неким воплощением того сына, которого дед всегда хотел. Судьба подарила ему дочерей. Их мужья не стали для него родными. А вот этот молодой человек стал.

Мой отец, человек творческий и увлекающийся. С ним сложно разговаривать, сложно дружить, если не понимать того, как он смотрит на мир. И почти никто его не понимал, ни в нашем мире, ни в человеческом. А мама понимала. Она могла часами расспрашивать его и слушать. После ее смерти папа ни с кем не мог говорить о своих образах. Даже со мной. Но здесь, в этом захолустном санатории он встретил художника Аркадия. Чудаковатый, болтливый, рассеянный, пьющий, но всегда опрятный и вежливый. Папа с ним сдружился.

Однажды вечером Аркаша предложил отцу показать свои работы и пригласил нас к себе в гости. Жил он поблизости от дома отдыха, в получасе ходьбы прогулочным шагом. Они договорились встретиться следующим утром.

***

Папа на эту встречу с Аркашей решил взять меня с собой, чтобы я не сидела и не скучала в четырех стенах пансионного номера. Следующим тихим безветренным утром он шёл уверенной размашистой походкой, как всегда, когда предвкушал оживленный разговор о прекрасном. Я же нехотя плелась позади, не особо разделяя воодушевление отца. Проходя мимо одного забора, я задержалась возле занимательной резной калитки. Завитки на узоре очень сильно напоминали мне гравюру, которую я видела в школьном учебнике. Но я не успела подумать, что это была за гравюра, так как вдруг услышала женский крик. Побежав на звук, я оказалась у задней двери двухэтажного аккуратного домика. Дверь была нараспашку, в проёме стояла бледная, как мел, женщина средних лет.

– Что случилось? С вами всё в порядке?

Женщина подняла на меня остекленевшие от ужаса глаза и только вяло махнула рукой через плечо, не желая поворачиваться туда лицом. Только тогда я увидела на полу кухни тело молодого мужчины. Лицо и пиджак его были в крови, лужа растеклась по кафелю и застыла ровным зловещим пятном. Прибежал мой отец, тоже испуганный криком.

– Доченька, это ты кричала? Что случилось? Ты в порядке?

– Папа, там труп, – сказала я, поддерживая пожилую даму. Тут появился и хозяин дома. Еще до того, как он подошел к нам, я знала, что это тот самый скучный офицер в отставке, на которого жаловался пьющий художник. Он так часто говорил о нем, что казалось уже я сама лично была знакома с этим пожилым воякой.

– Что здесь творится? Кто вы такие? Тамарочка, что с тобой? – обратился он к бледной женщине, опиравшейся на мою руку.

– Петенька, там труп… Там чей-то труп… В нашем доме… Кто он такой? Как он туда попал?!

Все присутствующие пребывали в шоке. Тамарочка, поддерживаемая мужем с одной стороны и мной с другой, была проведена в дом через парадную дверь. Папа остался на месте, чтобы вызвать полицию. Посадив даму в мягкое кресло в гостиной я поспешила обратно к отцу. Но по пути, обходя дом, я заметила в траве что-то блестящее. По форме это напоминало кристалл. Но только взяв предмет в руки я поняла, что это миниатюрная коробочка в форме кристалла, и внутри нее что-то лежало. Это было не из человеческого мира, так как стоило мне прикоснуться к коробочке, моя сердцевина запульсировала. Что же это такое? И откуда оно здесь взялось?

Я не знала, связана ли эта частичка магического мира с убийством человека. Но интуиция подсказывала, что связь точно была. Никогда раньше моя интуиция не давала о себе знать так ярко и настойчиво. И я поспешила снова к дверям кухни. Отец разговаривал по телефону с полицией, и, улучив момент, когда он отвернулся, я применила магию, хотя это и было строжайше запрещено в человеческим мире. Я сохранила момент времени и пространства, заключив его в миниатюрный шарик. Я хотела сама подробнее изучить место убийства. Но подойти к телу сейчас, значит привлечь к себе ненужное внимание. А сохраненный момент я могла бы рассмотреть и позже, подробно и без свидетелей.

Как только я сунула шарик в карман, прибыла первая машина полиции.

***

Вернувшись к полудню в санаторий, отец первым делом поспешил к деду, так как думал, что он уже взволнован нашим долгим отсутствием. И был немного разочарован, когда узнал, что дед о нас даже не вспоминал, подозревая, что мы застряли в гостях у странноватого художника. Он был больше обеспокоен тем, что к 11 часам к нему не пришел Николай, обещавший отвезти деда в городской парк, где собираются любители шахматной игры. Никто из сотрудников так и не смог отыскать Николая. Даже Лилия не знала где он, и тоже начала демонстрировать некоторое волнение по поводу его отсутствия. Его комната была не заперта, но пуста. Отсутствовала его привычная дорожная сумка и часть вещей. Все выглядело так, будто он в спешке собрался и уехал. Масла в огонь всеобщей нервозности подлила приехавшая полиция.

В пиджаке трупа, найденного нами на полу кухни в доме пожилой пары, нашли визитку дома отдыха, где мы отдыхали. Из сотрудников и постояльцев под описание подходил только Николай. После осмотра комнаты представители органов увезли Лилию опознать тело, ведь Николай был близок только с ней. Как выяснилось, ближе её у сироты никого не было. Хоть лицо и было повреждено, но общие черты были узнаваемы, и она опознала в убитом Николая.

С красными заплаканными глазами она вернулась обратно в санаторий. Первым в вестибюле ее встретил мой дед.

– Ну?! Это же не он? Скажите, что это не он? – дед, как мальчонка, умоляющим взглядом смотрел на Лилию со своего кресла. Лиля молча покачала головой, уставившись на носки своих туфель. Прямо, как Николай в их первую встречу.

Дед сразу поник. Его лицо стало похоже на небрежно брошенный кусок мятой серой ткани – не разобрать ни черт лица, ни выражения, ни эмоций.

– Золотце, – обратился он ко мне почти шёпотом, – проводи меня в номер. Я хочу побыть один.

Дед закрылся у себя, отец ходил туда сюда по террасе, взбудораженный происшествием, Марк куда-то исчез, его с утра никто не видел. И я тоже ушла к себе в номер.

Заперев дверь изнутри, чтобы избежать случайных визитеров, я залезла на кровать под покрывало. И, как в детстве с мамой, наколдовала шумо-изоляционный купол вокруг себя и искорку для освещения. Только тогда я решилась достать из кармана шарик с моментом с места убийства, и таинственную шкатулочку-кристалл.

Я рассматривала место, теребя в руках шкатулку, досконально всматриваясь в детали интерьера, костюма убитого и прочее. И мне, почему-то, было безумно интересно. И где-то в глубине души маленький чертёнок подтрунивал надо мной, что девочке такое не должно нравиться, и что это не нормально интересоваться смертью в моем юном возрасте.

Человек, лежавший на кухонном полу офицерской четы, еще тогда показался мне немного несуразным. Сейчас, разглядывая его через магическую призму, я поняла почему. Он казался мне угловатым, слишком худощавым и не слаженным. И одежда на нем смотрелась, как с чужого плеча. Лица из-за крови я так и не разобрала. Но обратила внимание на его руки – они все были в ссадинах. Этот человек явно неоднократно дрался при жизни, но не перед самой смертью, так как часть ссадин успели затянуться. И вообще, я бы легко могла поспорить, что этот человек при жизни был моим ровесником, не старше 16 или 17 лет. Но в убиенном был опознан этот молодой человек, Николай. А ему больше двадцати, а может и старше. Я не интересовалась его возрастом. И еще одно обстоятельство меня смущало – количество крови. Я, конечно, не знаток людской анатомии, но с такими травмами, по-моему, должно быть больше крови. А здесь ясно видно лишь небольшую лужицу, темным зловещим нимбом окружившую голову несчастного.