О чем она думает? Обо мне? А если обо мне, то что именно? Нет, с чего бы ей обо мне думать. Как будто у нее не может быть других мыслей.

Но почему она усмехалась? Хотела меня спровоцировать? Может, ждала, что я ее поцелую? Нет. Так бы мы окончательно запутались в наших отношениях.

Да, точно.

И что? Ну запутались бы немного, и что дальше?

Я приближаю морду собаки. А ведь Хлоя действительно может обо мне думать, почему нет? Рассматриваю мелкие детали зданий, маячащих вдалеке. Она только что рассталась с парнем, и у меня никого нет. Я вновь разглядываю собаку. Она умная, красивая девушка, и она мне нравится – что в этом такого? Я увеличиваю траву. Так, ну хватит. Заканчивай сходить с ума. Потом – бандану собаки. Но Хлоя самая лучшая… Ого, не хватало только совсем раскис- нуть.

Я продолжаю приближать и отдалять разные части заставки, пытаясь понять, о чем думает Хлоя, и в итоге замечаю что-то.

Странный блеск прямо под банданой.

Металл, виднеющийся на ошейнике. Видимо, адресник.

Я увеличиваю изображение еще сильнее.

Качество получается просто ужасным, и среди мелких слов получается разглядеть лишь одно: имя собаки. Рабарбер.

Выскочив из постели, я в спешке натягиваю штаны.

– Рабарбер? Это еще что за хрень? – спрашивает Хлоя, садясь в кровати и потирая глаза. Она уже успела заснуть.

– Ревень, – отвечаю я. – На датском языке.

– Необычное имя, – замечает она, мигом просыпаясь.

– Вот уж точно.

Хлоя тут же начинает суетиться:

– Нужно почитать в интернете историю ревеня. Может, найдем что-нибудь? – Она достает телефон, приступая к делу.

– Уже, – говорю я. – Все прочитано, нумерология проверена, «ревень» через матрицу слов про- гнан.

– И как, нашлось что-нибудь?

– Да, но не в интернете.

– А где?

– В телефоне.

– В смысле? – спрашивает она.

– Алан Скарпио включал мне звуки роста ревеня, когда мы были в закусочной.

– И пса зовут Ревень?

– Видимо, да.

– Охренеть.

Запись никуда не делась, но в музыкальной библиотеке, кроме нее, больше ничего нет. Имени исполнителя и названия альбома – тоже.

– Дай послушать, срочно, – говорит Хлоя.

Я подключаю телефон Скарпио к колонке, а Хлоя вытягивает руки к потолку, словно хочет принять позу из йоги.

– Классная футболка, – говорит она.

– Спасибо.

– Новая?

– Да нет. Ты ее уже видела вроде, – вру я.

Я дважды щелкаю по файлу, и из колонки раздаются знакомые жутковатые звуки: скрип и потрескивание растущего ревеня.

Мы с Хлоей слушаем запись дважды, выискивая подсказки, но их нет – ни азбуки Морзе, скрытой за звуками ревеня, ни искусственных высокочастотных сигналов.

Ничего.

И только перекинув аудио на ноутбук, чтобы исследовать его поближе, мы замечаем несоответ- ствие.

Размер файла просто огромный.

Он записан в формате WAV, а не MP3 – такие файлы всегда больше аналогов, но не настолько. Аудио просто не может занимать столько места.

Простые пользователи – то есть те, кто не проводит круглые сутки за играми, головоломками, шифрами и кодами, – об этом не знают, но в аудиофайлах можно прятать другие типы данных. С форматами типа MP3 это не сработает, поскольку они используют алгоритмы сжатия, а вот с WAV – пожалуйста.

Мы с Хлоей включаем старый ноутбук на операционной системе Linux и загружаем программу, с помощью которой можно вытащить из аудио скрытую информацию.

Пара нажатий на клавиши, и файл наш – не прошло и секунды.

Вот он, слева на экране: «ТабитаГенри. avi».

Я дважды щелкаю по нему, и открывается видео.

На экране появляются стол и кресло, стоящие на небольшой сцене посреди громадного старого вокзала. А в самом низу высвечивается строка:

«Джеффу Голдблюму среди нас не место».

Камера отдаляется, выхватывая выстроившихся в очередь людей. Их где-то двадцать, а ближе к концу виднеется нервная девушка. Примерно двадцать – двадцать пять лет, не слишком высокая, с карими глазами и кудрявыми каштановыми волосами. Одета она в светло-голубую джинсовую куртку, черные рваные джинсы и поношенные ковбойские сапоги зеленого цвета. Над левым карманом джинсовки на груди прикреплен значок: улыбающийся смайлик с пятном крови, известный по комиксу «Хранители».

На сцене – небольшой стол, за который задвинуто низкое кожаное кресло. На столе стоят микрофон на небольшой черной металлической подставке и пять бутылок воды от «Фиджи», только вместо обычного дизайна на этикетках нарисован логотип известной кинокомпании.

Позади стола виден разноцветный постер какого-то экшн-фильма, воздвигнутый на хлипком алюминиевом каркасе.

Где-то через десять-пятнадцать секунд к микрофону подходит руководитель студии. Он обращается к очереди – люди в ней оказываются победителями какого-то конкурса, связанного с игрой по мотивам последнего фильма Стивена Спилберга, выпущенной в ходе вирусной рекламной кампании, – и сообщает, что встреча с актерским составом фильма, которую они выиграли, скоро начнется. Длиться она будет примерно час, и актеры будут появляться по од- ному.

Как только он заканчивает говорить, под жидкие аплодисменты на сцену выходит первый участник актерского состава. Это Джефф Голдблюм. За ним следует рекламный агент киностудии – очень высокая блондинка лет тридцати в приталенном темно-синем костюме.

Джефф Голдблюм, конечно, кинозвезда, но аудитория явно ждет не его, а главных героев: вечно взъерошенного брюнета из того супергеройского фильма с авиакатастрофой и блондинку из сериала, в котором она сыграла инопланетянку, влюбившуюся в человека.

Вежливо помахав публике и улыбнувшись, Голдблюм садится за стол, и встреча официально начинается.

Люди один за другим выходят на сцену, и высокая блондинка фотографирует их с актером.

Спустя пять минут наступает очередь девушки с каштановыми кудрями.

Поздоровавшись с Джеффом Голдблюмом, она передает рекламному агенту телефон. Актер широко, искренне улыбается, привычным жестом приобнимает девушку и ждет, пока их сфотографируют.

Но девушка с кудрями не улыбается; она шепчет что-то Голдблюму на ухо, а потом уверенным и быстрым движением выхватывает изо рта бритвенное лезвие и целится прямо в сонную артерию.

Шокирующее покушение на жизнь Джеффа Голдблюма проваливается: рекламный агент, стоящая поблизости, храбро бросается преступнице напе- ререз.

Голдблюм остается в полном порядке, а вот рекламному агенту везет меньше.

Во время драки лезвие проходится по ее руке от локтя до запястья. Из руки хлещет фонтан крови: он заливает и Голдблюма, и белый линолеум сцены.

Только заметив лужу крови, женщина понимает, что ее ранили.

Она падает в обморок, и на сцене начинается кровавый хаос и кавардак.

Ближайшие охранники бросаются на помощь, но не успевают схватить неудавшуюся убийцу Голдблюма, поскользнувшись на залитой кровью сцене.

Пока они дергаются, пытаясь удержать равновесие, кудрявая шатенка скользит по сцене, как бешеная лань по замерзшему озеру, и выкрикивает в лица пораженной аудитории свое безумное послание:

– Джеффу Голдблюму среди нас не место!

Хлоя жмет на пробел, и видео останавливается.

– Ну и срань, – говорит Барон Кордрой, сидящий рядом с ней на диване. Он приехал после первого же звонка, стоило нам только сказать, что именно мы нашли у Скарпио на телефоне.

Я выдыхаю, откидываясь на спинку кресла.

Еще до приезда Барона мы пересмотрели видео раз шесть, не меньше.

– Срань, – соглашается Хлоя, словно этим повтором сможет развеять нарастающее напряжение.

Она жмет на пробел, и видео начинается снова.

Смотреть его сложно.

Меня не пугают кровь и насилие, когда речь идет про игры и фильмы, но какая-то дикая, животная злоба этого видео пробирает меня до костей.