Она повернулась ко мне, ее лицо исказилось, но глаза смотрели горько и холодно, как у Брана.

— Замуж? — мертвым голосом повторила она. — Замуж за тебя? За человека, убийцу моего брата, чья кровь еще не остыла на твоих руках? Замуж за клятвопреступника? Жаль, что я не умерла в тот день, когда впервые увидела тебя! Оставь меня!

В два шага я пересек комнату и схватил ее за плечи.

— Нет, не прогоняй меня! Все, что угодно, только не прогоняй! Народом своим клянусь, я все сделаю…

— Уходи! Дай мне скорбеть о погибшем. Я больше не хочу видеть тебя живым. Вы, воины, все одинаковы, не думаете ни о чем, кроме своей славы. Тебе плевать, что ты причиняешь боль, лишь бы получить свое и попасть в песню. Тебе не понять меня. Ты умеешь убивать, ты благородной крови, ты красив, ну так пойди, найди себе какую-нибудь шлюху, которая клюнет на все это! Я достаточно побыла шлюхой, больше не хочу.

— Зачем ты так говоришь?!

— Уходи! — закричала она и ударила меня по щеке, а потом еще раз. Я отпустил ее плечи. — Если ты еще хоть раз приблизишься ко мне, клянусь, я убью себя. И будь уверен, своей клятвы я не нарушу.

Я отступил и смотрел на нее, а она стояла неподвижно, прямая и гордая, ее губы приоткрылись, глаза слишком яркие, лицо мокрое от слез. Я чувствовал, что если я оторву от нее взгляд, моя душа тоже расстанется со мной. Но что, скажите на милость, я мог сделать еще? Так я совершил самый трудный поступок в жизни: повернулся и вышел, очень тихо прикрыв за собой дверь. Уже выходя из конюшни, я услышал ее плач по мертвому брату и прибавил шагу. С тех пор мы больше не виделись.

Лорд Гавейн замолчал. Я перестал почесывать собаку, и она заскулила и толкнула меня головой с надеждой. Пришлось стукнуть ее, чтобы отстала. Гость внезапно позвал ее, и она подошла, вежливо понюхала руку, затем устроилась у его ног, а он, как и я недавно, начал почесывать ее за ушами. Отец нахмурился.

— И ты ничего больше не сделал для этой женщины?

Воин пожал плечами.

— Я разыскал старика, Хиуэла, и отдал ему все деньги, которые были при мне, и еще занял у других воинов Братства. Я наказал старику, чтобы леди Элидан ни в чем не знала отказа. Вряд ли он сказал ей, откуда у него деньги, иначе она бы не приняла этой помощи, но я уверен, что деньги дошли по назначению. Я пошел к ее сводному брату Эргириаду, новому королю, и просил его позволить ей делать все, что заблагорассудится. Пришлось и ему сделать подарки. Деньги на этот раз я одолжил у самого Артура. Похоже, она уехала из города в тот же день. Она взяла свою коричневую кобылу, Хиуэла, еще одного слугу и мула, нагруженного каким-то добром. Никто не знает, куда она отправилась. Известно лишь, что они повернули на юг. Денег я ей оставил достаточно. Могла прикупить себе земли и нанять батраков для ее обработки. Почти уверен, что ни к какому другому королю она не пошла. Еще раньше она говорила, что не любит двор с его вечными интригами.

— Ну и зачем ты ее ищешь? — спросил отец. — Сам же говоришь, что, судя по всему, она сумела устроиться где-нибудь и не бедствует.

— Я должен испросить ее прощения. Я даже не сказал, что виноват.

— И для этого ты отправился в путь в середине зимы? — Отец скептически посмотрел на него. — Знаешь, милорд, это, конечно, все очень благородно. Наверное, для такого человека, как ты, это даже необходимо, но можно же было подождать до лета?

Лорд Гавейн улыбнулся и снова занялся собакой.

— Понимаешь, все как-то времени не было. До Баддона война не прекращалась, а потом… потом я хотел, но мой господин сначала послал меня в Дейру, затем в Гвинед, а потом и в Каледон. Я как раз возвращался из поездки к Энгусу Макерку из Далриады, и пришлось остановиться на ночь в Каэр-Эбрауке.

Ухаживая за лошадью, я разговорился с одним из слуг при дворе. Он сказал, что, по его мнению, она уехала в восточный Гвинед, в горы Арфон. Я подумал и решил, что у меня будет время ее поискать. Я написал милорду письмо и отправил его в Камланн с человеком, который меня сопровождал, а сам отправился в Гвинед с тем самым человеком, который рассказал мне о ней.

— Подожди, я слыхал, что король Мэлгун Гвинедский — враг Артура, — заметил отец.

— Верно. Гвинед не друг Пендрагону. Но я не собирался навещать короля Мэлгуна, мне просто надо было найти Элидан. Однако слуга из Каэр-Эбраука ошибся: ее там не оказалось.

Отец задумчиво хмыкнул.

— Похоже, этому человеку просто понадобился провожатый. Он же сам из Гвинеда?

— Может, ты и прав. Он действительно оттуда. Была какая-то давняя история… Кажется, он убил родича и сбежал. Однако его клан принял его, когда мы приехали. Но он же сказал, что Элидан собиралась в Гвинед. Я выяснил, что она и в самом деле проезжала через Каэр-Легион, ее там запомнили. Но в Арфоне следы терялись. Я обшарил всё, от Кастель-Деганнви до истоков Сэферна. Никто ничего не видел и не слышал. Пришлось возвращаться в Каэр-Легион и думать, куда еще она могла направиться… Вот с тех пор я так и ищу ее.

— Да, Господи, зачем вы ее ищите? Не понимаю! — воскликнула Морфуд. На протяжении всего рассказа она становилась все беспокойней, и теперь смотрела на лорда Гавейна одновременно и вопрошающе, и игриво. — Ну, обиделась на вас женщина, за то, что вы ее обесчестили. И что? Чего за ней бегать-то? Или вы по-прежнему намерены жениться на ней?

Лорд Гавейн даже не взглянул на мою сестру. Он думал.

— Да, — произнес он, наконец. — Я бы женился на ней. Только она-то этого не захочет. Она гордая женщина, ради любви она готова на все, но и ради ненависти тоже. Нет, все действительно ужасно! Хуже некуда.

— Да что же тут ужасного? — не унималась Морфад, поправляя волосы. — Вы же влюбились. Да, я бы, наверное, тоже сильно огорчилась, убей кто-нибудь Риса или даже Дафидда, но вы же убили этого Брана в бою, он был мятежником и пытался убить вас. Если бы Рис кого-то убил, а потом запер бы меня в хлеву на неделю, я бы его простила.

— Экая ты добрая, — проворчал я. — Хорошо бы ты там в этом хлеву и осталась.

Лорд Гавейн даже не улыбнулся.

— Все намного сложнее, — сказал он, покачав головой. — Меня же послали с определенной миссией. Бран дал мне кров, я был его гостем. И я предал и того, кто пустил меня в дом, и своего господина. Я опозорил сестру короля, нарушил слово и убил ее брата. Я ослушался своего господина. Солнцем и ветром клянусь, смерть — самое малое, что я заслужил. Рука воина неожиданно сжала рукоять меча так, что побелели костяшки пальцев. — Я лишился чести, и теперь я должен найти Элидан и признать это.

Я плохо поработал для Света, но я должен, по крайней мере, не способствовать Тьме, иначе мне никогда от нее не освободиться. Элидан гневается на меня, и правильно! Я заслужил.

— Ты не слишком строго себя судишь? — спросил отец. Их взгляды встретились. Собака поняла, что здесь ей больше ничего не перепадет, и подалась к отцу. — Излишняя жестокость к себе — тоже гордыня. Человеку свойственно грешить, и только по милости Божьей кто-либо получает прощение. — Он перекрестился и продолжил: — Ты убил в бою человека, которого не должен был убивать, но это не было коварным убийством: ты не подкрался к нему со спины, а убил в честном бою, да еще ослепленный страстью. Думаешь, кто-нибудь поступил бы иначе? Нет. Они сделали бы то же самое, а потом спокойно жили бы себе дальше.

— Это не значит, что они были бы правы.

— Судя по тому, что ты сказал, твой господин не винит тебя…

— Мой господин милостив. Это его милосердие.

— Как мне приходилось слышать, милость нашего Верховного Короля простирается ровно настолько, насколько это безопасно для Британии. Вряд ли он бы так быстро простил тебя, если бы считал твой проступок действительно серьезным, или, по крайней мере, настолько серьезным, каким считаешь его ты. Интересно, что он имел в виду, когда просил тебя не убивать Брана ап Кау? Ты сказал, что заслуживаешь смерти за то, что сделал… А ты, случаем, не подумал, как бы твои дела оценило королевское правосудие?