Потому что мои герои уже зовут меня. Я знаю, где они сейчас, о чём говорят и думают. Я даже знаю, что с ними будет дальше.

Их депортируют сначала в Треблинку, потом вывезут в Аушвиц для «окончательного решения еврейского вопроса». Только Миру спрячет соседка, и девочка выживет. Муся и Рувик погибнут в газовой камере. Рахиль или Иза, а может, Дора бросится на проволоку, погибнет от удара током, но умрёт не сразу, и будет оставлена там на несколько дней для устрашения. Её муж, выдержав каторжную работу и непостижимый голод, уйдет с остальными заключёнными в марш смерти и будет застрелен эсэсовцем, потому что накануне поранит ногу и не сможет шагать в общем строю.

Они стоят и смотрят на меня.

И я попробую передать этот архив памяти тебе и твоим ровесникам. Вы должны об этом знать.

– Я понимаю… Наверное, то, о чём я сейчас узнаю, невероятно страшно. Но я готова слушать дальше.

– Так вот. Расстояние, на которое перевозили арестованных до концлагеря Аушвиц, достигало двух с половиной тысяч километров. Чаще всего их везли в запломбированных и зарешеченных товарных вагонах, без воды и еды. В один такой вагон (как правило, в них перевозили раньше скот) набивали от восьмидесяти до ста человек. Двери закрывали, и наступала кромешная тьма. Сразу же наваливалась духота, в которой было невозможно дышать. В конце вагона – небольшая скамеечка, на ней удавалось посидеть. Но такую «привилегию» получали лишь те, у кого были совсем маленькие дети. Остальным можно было только стоять, или попеременно сидеть на корточках. На всех – одна банка воды и деревянное ведро, чтобы сходить в туалет. Понятно, что очень скоро ведро переполнялось, его содержимое выплёскивалось и жутко воняло.

Вагоны с обречёнными людьми ехали в Освенцим иногда неделю, а иногда и десять дней. До места добирались не все. Многие – прежде всего старики и дети – погибали в пути, а те, что оставались живы, были крайне истощены.

Макет вагона, в котором перевозили узников

Сначала поезда приходили на товарный вокзал в Освенциме, а в 1944 году для этой цели была специально сооружена так называемая разгрузочная рампа в Бжезинке. Офицеры и врачи СС проводили здесь селекцию – отбор депортированных. Трудоспособных отправляли в лагерь, а тех, кто по мнению эсэсовцев работать не мог, – в газовые камеры. Комендант лагеря Рудольф Хёсс в своих свидетельских показаниях писал, что таких людей было около семидесяти–семидесяти пяти процентов от прибывших.

В музее Аушвица я видела несколько подлинных фотографий, которые были сделаны в 1944 году одним из эсэсовцев в Бжезинке во время операции по уничтожению венгерских евреев…

– Что было с теми, кого признавали непригодными для работы?

– Многих людей убивали в течение нескольких часов после приезда в лагерь. Иногда своей очереди в газовую камеру люди ждали сутками, в лесочке за Биркенау. Место уничтожения находилось в километре от железнодорожной станции, поэтому обречённых на смерть увозили туда на грузовиках. Причём, здесь всё было тоже построено на обмане: ничего не подозревавшим людям объясняли, что дети, женщины и старики очень устали и их довезут на машинах. В основном люди охотно верили этим циничным россказням, садились в машины и уезжали с надеждой, что вскоре они воссоединятся со своими семьями. Неладное чувствовали далеко не все.

У газовой камеры в перелеске под Бжезинкой

Эсэсовцы применяли множество способов убийства евреев и прочих «врагов» рейха: людей морили голодом, расстреливали, травили угарным газом, но всё это было признано неэффективным и затратным по времени, а при сожжении тел убитых тратилось много горючего. И нацисты стали искать другие способы массового уничтожения людей при минимальных расходах. Многие узники Аушвица были убиты инъекцией фенола в сердце, но самым зловещим изобретением СС стали газовые камеры.

В центре деревни Бжезинка стояли два кирпичных здания, которые остались после того, как были выселены её жители и разрушены их дома. «Красный» домик и «белый» домик, как их называли, были замаскированы под душевые. Заключённым, прибывавшим в лагерь, говорили, что там они смогут помыться и пройти дезинфекцию.

Возле домиков всегда стоял грузовик с обнадёживающим знаком Красного Креста39. На самом же деле в этом грузовике находились банки с маленькими кристаллами синильной кислоты, которые применялись для уничтожения насекомых вредителей. Газ под названием «Циклон Б» начинал выделяться во влажной тёплой среде. Нацисты приступили к опытам по отравлению газом ещё в 1941 году, когда в подвалах блока 11 в Аушвице I уничтожили около шестисот советских военнопленных и двести пятьдесят польских политзаключённых.

Чтобы не возникла паника и обречённые на смерть ничего не заподозрили, люди в белых защитных костюмах – обычно это были члены зондеркоммандо – выдавали им полотенца и маленькие кусочки мыла. Потом узникам приказывали раздеться и загоняли в большую комнату без окон с цементным полом и какими-то отверстиями в потолке, похожими на душевые. В комнате были тяжёлые двери, которые плотно закрывались. Несчастные не знали: это для того, чтобы газ не просачивался наружу. Да и вообще люди не представляли, что на самом деле с ними здесь произойдёт. Лишь когда их набивалось столько, что невозможно было повернуться, не то что мыться, они начинали подозревать неладное. Кто-то ещё надеялся, что из фальшивых отверстий для душа вот-вот польётся вода, другие уже молились, обнявшись, кто-то пытался кричать и биться в закрытые двери. Через некоторое время, когда в помещении становилось сыро от потеющих в духоте людских тел (в комнату площадью чуть больше 200 кв. метров эсэсовцы заталкивали около двух тысяч жертв), эсэсовцы надевали противогазы, залезали на крышу и высыпали кристаллы из банок в специальные отверстия – диспенсеры.

Люди умирали пятнадцать–двадцать минут. Затем двери открывали, из помещения начинали вытаскивать тела и отправлять их в крематорий. Такой «грязной» работой занимались также члены зондеркоммандо. Это были заключённые, которые работали в газовых камерах и крематориях от трёх месяцев до года, потом каждую такую команду уничтожали. Иногда эти люди находили среди погибших своих родственников. Именно такой эпизод показан в фильме венгерского режиссёра Ласло Немеша «Сын Саула». Некоторые кончали жизнь самоубийством, некоторые сходили с ума, других посылали «на газ», как говорили в лагере. Поэтому выживших после войны членов зондеркоммандо было очень мало, и те, кто выжили, старались не афишировать своё прошлое: ведь получалось, что они тоже обманывали обречённых на смерть людей. Отношение к ним было и есть неоднозначное. Но некоторые с риском для жизни писали короткие заметки прямо в лагере и прятали их40.

Как это ни ужасает сегодня, но факт остаётся фактом: на нацистском конвейере по переработке людей никогда ничего не пропадало даром. У трупов сначала вырывали золотые зубы, обрезали волосы, снимали кольца и серьги, и лишь потом транспортировали к печам крематория, а если они были переполнены и не справлялись с нагрузкой, перевозили к местам сожжения в лесу.

На стенах зала музея есть три фотографии, которые в 1944 году тайно сделал один из узников, член зондеркоммандо. На этих фотографиях запечатлены женщины, которых загоняют в газовую камеру, и снято, как происходит сожжение трупов на костре. Фотографии расплывчаты: сделавший их человек рисковал жизнью, примериваться и регулировать фокус было невозможно. И рисковал не только он: кто-то добыл ему фотоаппарат из вещей, конфискованных у депортированных в лагерь. Снимки производят одно из самых страшных впечатлений среди всех экспонатов музея. Сейчас… ещё несколько минут… и этой женщины не будет в живых. Фотография не отпускает, она всё время стоит у меня перед глазами. И ещё витрина с волосами.